— И после этого сумели рассказать об этом вам.
Кажется, он все-таки обиделся после моего последнего замечания.
Очутившись у себя в каюте, я, не раздеваясь, завалился на койку, пытаясь разобраться в причинах непонятного раздражения, поднявшегося во мне после разговора с Карининым. Почему меня так задела эта глупая легенда о Багровой планете? И почему я не в силах отвязаться от прилипчивого мотива, состоявшего всего из нескольких музыкальных нот, мучительно знакомых и в то же время постоянно ускользавших из памяти, как порой исчезает в тумане пятнышко неяркого света?
Никогда раньше моя психика не давала сбоев во время долгих космических странствий, никогда я на нее не жаловался.
Так и не найдя ответа на этот вопрос, я задремал и возвратился в рубку лишь после трех часов полета, когда неизвестный объект стал отчетливо виден в оптике. К этому времени здесь появился и капитан, оправившийся после крэга.
Внешне объект был похож на небольшую туманность, или пылевое облако, слегка размазанное в противоположную сторону от направления своего движения. Гравиметры продолжали утверждать, что внутри облака скрыто какое-то массивное тело.
Наружные слои облака светились мрачным багровым светом. Свечение, более яркое на полюсах, иногда разрасталось и гигантскими сполохами ненадолго охватывало всю его поверхность.
— Что это за свечение? — недовольным тоном спросил капитан у меня, словно я был ответственен за этот космический феномен.
— От трения частицы газа и пыли приобретают электрические заряды, но, мне кажется, природа этого свечения не электромагнитная.
— Тогда какая же? И где вы, черт возьми, валандаетесь, когда должны были стоять на вахте, почему вас не было в рубке?
Капитан явно еще не пришел в себя после порции крэга, и возражать ему было совершенно бесполезно, более того — даже опасно. Но так уж случилось, что я родился в год собаки, а родившиеся в этот год всегда болезненно реагируют на малейшее проявление несправедливости.
— Это не моя вахта, сэр!
— Чья же она, по-вашему?
— Не могу знать! Я не составляю расписание вахтенных дежурств.
— Вы слишком многого не знаете, Крайнев, и я постараюсь об этом вспомнить в ближайшем порту! А теперь займитесь обработкой информации! Через пятнадцать минут все данные должны быть у меня. — И, отвернувшись от меня, Зунидинов включил общую селекторную связь.
— Начать подготовку к посадке! Всем службам действовать согласно инструкции безопасности класса «А».
После того как капитан величественно удалился из рубки на свой «мостик» — небольшое помещение, отделенное от рубки стеклянной перегородкой, Каринин, убедившись в том, что селекторная связь с мостиком отключена, спросил:
— Почему он решил садиться? Мы еще толком не знаем, что там, это может оказаться облаком, с большой концентрацией гравитонов в центре образования. Если это так — его гравитация может расти по мере приближения. Нас засосет внутрь, а потом раздавит.
— Кто-то совсем недавно утверждал, что перед нами Багровая планета. А садиться капитан решил потому, что у нас нет выбора. Другого подходящего объекта в этом районе мы не встретим, ты это знаешь не хуже меня.
— Зунидинов слишком спешит. Там высокая радиация, посадка в таких условиях может закончиться катастрофой.
— И что же ты предлагаешь? Разве у нас есть выбор?
— Нужно отправить хотя бы зонд!
Это было разумное предложение, и я, поколебавшись, все же подключился к селекторной линии капитана. В конце концов, отправка зонда входила в круг моих прямых обязанностей.
— Сэр, штурман считает, что до посадки следует отправить разведзонд на поверхность объекта. Вы даете на это «добро»?
— Штурман? И вы с этим согласны? Вы знаете, сколько стоит зонд?
— Уверен, что не дороже нашего корабля!
— Вот как? Ну что же, отправляйте под свою полную ответственность. Если зонд не вернется, я вычту его стоимость из вашего жалованья.
Я отключился от капитанской линии связи и отдал автоматам нужные команды. Спустя минуту корпус корабля содрогнулся от стартового толчка двигателей зонда.
Светлая точка побежала по экранам радаров и вскоре исчезла в облаке. Впрочем, канал узконаправленной прямой связи с зондом продолжал действовать, но на его экране не было видно ничего, кроме бешено вращавшихся пылевых вихрей.
— Что там с радиацией, почему ко мне не поступают данные? — проревел из динамика недовольный бас капитана. Пришлось вновь включить канал связи с мостиком.
Как ни странно, но уровень радиации, по мере снижения зонда, начал уменьшаться.
— Очевидно, в верхних газовых слоях туманности происходит реакция медленного ядерного синтеза. Но атмосфера достаточно плотная, и она частично экранирует излучения. — Никто не отреагировал на мое замечание, внимание всех было поглощено зондом, от показаний которого, по существу, зависела наша жизнь. В рубке столпились все свободные от вахты офицеры, чье служебное положение позволяло им появиться здесь, не опасаясь капитанского гнева.
— Сила гравитации не увеличивается по мере снижения зонда! — с ликованием сообщил Каринин.
— И это означает, что в глубине насыщенной пылью атмосферы имеется стабильное твердое ядро. Это не туманность, — сделал я окончательный вывод.
— Значит, мы сможем сесть? — спросил помощник штурмана, практикант Замялов — самый молодой из нас. Парнишка впервые отправился в глубокий космос, но все еще сохранялась вероятность, что рейс этот может оказаться и последним. Слишком много факторов должно было совпасть, для того чтобы мы могли успешно совершить посадку. Гравитация на поверхности этого небесного тела должна была не превышать пяти «Ж», потому что у нас не было специального оборудования для работы в условиях повышенной силы тяжести. Кроме того, нам следовало найти достаточно ровное место на поверхности планеты.
Имелось еще одно обстоятельство, может быть, наиболее важное. Планета не должна быть слишком жестокой к людям… Не должна таить смертельно опасных сюрпризов, которые помешают нам вернуться.
— Я вспомнил эту мелодию, — тихо произнес Каринин, словно невзначай приблизившись вплотную ко мне.
— Какую мелодию?
— Ту, что мы слышали в рубке, когда увидели планету.
— Ты же сказал, что ничего не слышал!
— Говори тише. На нас обращают внимание. Если они догадаются о том, что собой представляет это место, — посадка может не состояться. Тогда я тебе солгал, ты ведь все равно не верил в Багровую планету.
— Зачем тебе это понадобилось?
— Чтобы не cпугнуть удачу.
— Удачу? Мы все здесь можем погибнуть!
— Или станем богатыми, как крезы, обеспечим себя на всю оставшуюся жизнь! И это будет зависеть только от нас!
— А как же те, другие? Которые, как ты говорил, тоже слышали эту песню? Те, кто не вернулся отсюда?
— У каждого своя удача и своя судьба. Будем надеяться, что нам повезет больше. Нам все равно не остается ничего другого. Разве я не прав?
— Так что это была за песня?
— Очень старая. Американский шлягер второго тысячелетия. Кажется, он назывался «Опе луау Иске!» — «Билет в один конец». Дорога без возвращения…
— Ну, спасибо, утешил.
— Говорю, что знаю. Ты тоже должен это знать. Нам следует держаться вместе. Внизу, после посадки, может случиться всякое. Вдвоем у нас будет больше шансов выбраться из этой передряги.
— Как ты думаешь, откуда на эту планету попала песня с Земли, да еще такая старая?
— Этого я не знаю. Наверное, от тех, кто побывал здесь до нас?
В этот момент экран связи с зондом покрылся рябью помех, а через несколько секунд связь с аппаратом прервалась полностью.
— Мне показалось, что я видел вспышку внизу, примерно в шести тысячах километров от корабля, — произнес один из техников. — Похоже, мы потеряли аппарат.
Тишина, установившаяся в рубке после этого сообщения, свидетельствовала о том, как мало надежды у нас теперь осталось. Все молча ждали, какое решение примет капитан в этой почти безнадежной ситуации.