Но вот карета покатилась дальше, и Большая Королевская дорога сузилась до размеров обычной городской улицы, зато дома по обе ее стороны сдвинулись плотнее и стали заметно выше. Движение все усиливалось, толпа делалась гуще, шум все возрастал. Элистэ никогда в жизни не слышала столько звуков, никогда не видела такого количества суетливых, нахальных, спешащих по каким-то непонятным делам людей. Кареты, повозки, телеги, портшезы и пешеходы сгрудились так тесно, что двигаться можно было только шагом. Пронзительно вопили уличные торговцы и нищие, дабы привлечь внимание публики, самые настырные и бесцеремонные даже стучали в дверцы кареты. Кэрт в испуге отпрянула от окна. Кучер сердито щелкнул кнутом, и попрошайки отстали. Однако через минуту вновь сбежались в еще большем количестве. Встревоженная Элистэ швырнула им горсть меди, и тогда человеческое отребье бросилось к карете буквально со всех сторон. В конце концов затор на улице рассосался и движение возобновилось. Впереди оказалась площадь, образованная пересечением пяти улиц. Теперь уже не приходилось сомневаться, что это не предместье, а сам Шеррин.

Внезапно тряска стала еще сильнее. Лакированная карета заскакала и застонала, словно от боли. Грохот колес по вымощенной неровным булыжником мостовой заглушил все прочие звуки. Впереди показалась древняя городская стена – ее Северные порота были широко распахнуты. Карета въехала внутрь, и Элистэ впервые увидела то, о чем столько наслышалась: так называемую Оцепенелость – одно из огромных, таинственных механических приспособлений, изобретенных Возвышенными прежних времен. Это устройство обладало зачатками разума и предназначалось для выполнения самых различных задач. Когда-то изобретшие эту машину чародеи называли ее Чувствительницей, однако с приходом в упадок касты Возвышенных Чувствительниц перестали использовать по назначению. От этого они заскучали, впали в апатию и в конце концов утратили свои сверхъестественные способности. Возможно, Чувствительницы и в самом деле умерли, но многие считали, что они всего лишь погрузились в сон, дожидаясь команды от своих господ, чтобы пробудиться к жизни. Современное слово «Оцепенелость» появилось недавно и как нельзя лучше описывало состояние, в котором ныне находились агрегаты, а также их устрашающий вид. Одно из подобных чудищ стояло у Северных ворот. Когда-то оно выполняло роль сторожевого пса, охранявшего город от врагов. Оцепенелость и в самом деле напоминала огромного механического пса: вместо ног – четыре колонны, тело, похожее на огромную стальную бочку; кольчатая шея в прежние времена, должно быть, умела поворачивать во все стороны гигантскую голову с мощными челюстями; выпуклые глаза прикрыты стальными веками, а круглые уши-тарелки напоминали две железные решетки.

Элистэ в изумлении разглядывала это диковинное сооружение, пока оно не скрылось из виду. Она уже не пыталась изобразить безразличие, да у нее бы и не получилось. С неприкрытым восхищением смотрела она на лавки с товарами, дома, таверны, кофейни, статуи, фонтаны, а более всего ее поражали сами шерринцы. Никогда в жизни девушка не видела столь разношерстной толпы: тут были бродяги и крестьяне-батраки, ремесленники и лавочники, базарные торговки и гризетки, студенты и лакеи в ливреях, зажиточные горожане, матросы, жандармы, королевские гвардейцы и какие-то женщины в ярких лохмотьях – неужели проститутки?! Благородных дам и господ было, разумеется, гораздо меньше, ибо публика этого сорта обычно передвигалась по улицам в каретах или занавешенных портшезах. Но то, что Возвышенных на улицах достаточно, не вызывало сомнений. Элистэ увидела лакея в черно-желтой ливрее, который бежал по улице и кричал: «Посторонись!» Следом ехала сияющая новенькая карета желтого цвета с черной каймой, запряженная четверкой превосходных черных лошадей. Карета была столь элегантна и роскошна, что громоздкий экипаж Дерривалей рядом с ней выглядел весьма непрезентабельно. Элистэ пыталась разглядеть, кто сидит внутри, и мельком увидела бледное одутловатое лицо.

– Кто это, госпожа? – восхищенно прошептала Кэрт, забывшая, что горничной полагается молчать, пока госпожа к пей не обратится. Иногда восторженность заставляла малютку забыть о манерах, но, к счастью, ее хозяйка не сердилась. Элистэ такая порывистость даже нравилась.

– Кто это?

Элистэ успела рассмотреть герб на дверце желтой кареты и, порывшись в памяти, ответила:

– По-моему, это во Ль„ в'Ольяр. Очень древний род с востока страны. Сказочное богатство.

– Какое великолепие, госпожа! А вы увидите его при дворе?

– Весьма вероятно, – с деланной небрежностью кивнула Элистэ, однако не удержалась и для эффектности добавила: – Я всех увижу, даже самого короля. И ты тоже увидишь их, детка.

– Чтоб мне провалиться! И мы прямо сейчас туда поедем? Прямо в королевский дворец?

– Сейчас? Ну, разумеется, нет.

– Но вы ведь фрейлина Чести при ее величестве!

– Да, однако сегодня мы туда не поедем.

– А-а. Ну ладно. А может, вы объясните мне, госпожа, что это такое – фрейлина Чести?

– Во-первых, должна тебе сказать, что я у королевы не единственная фрейлина Чести. Всего их двенадцать. Это девушки из хороших семей, избранные для того, чтобы прислуживать королеве.

– А как вы будете прислуживать ей, госпожа?

– Мы должны нее время находиться при ней, развлекать ее, помогать одеваться, раздеваться, принимать ванну. Мы должны доставлять ее послания, выполнять разные поручения, потакать ее прихотям и капризам…

– Ой, неужто вы будете при королеве горничной, навроде того, как я у вас?

– Горничной? – Это слово Элистэ не понравилось. – Конечно же, нет! Не забывай, что речь идет о королеве. Прислуживать ей – великая честь, это привилегия, которая достается лишь самым удачливым. С горничной фрейлина не имеет ничего общего.

– Но ведь вы, похоже, будете делать для королевы то же самое, что я делаю для вас, госпожа.

– Тебе только кажется, что это похоже. Однако, уверяю тебя, это совсем разные вещи. Не будь ребенком, Кэрт!

– Слушаюсь, госпожа.