– Не выпячивай подбородок. – Цераленн вновь постучала тростью по полу. – И не пожимай плечами в ответ; я ведь уже запретила это. У тебя что, с памятью плохо?

– У меня прекрасная память, – нахмурилась Элистэ. – И не надо разговаривать со мной таким тоном. Мне семнадцать лет, я уже не ребенок и не позволю, чтобы со мной так обращались. Что же до остального, то я буду выпячивать подбородок и пожимать плечами, когда мне вздумается.

– Да, судя по необузданному нраву, ты и впрямь моя внучка и, конечно, будешь поступать по-своему. Если тебе угодно играть роль расфуфыренной деревенской мышки, явившейся ко двору, я не стану вмешиваться.

Расстроенная язвительным бабушкиным весельем, разбивавшим в пух и прах ее самоуверенность, Элистэ смутилась, закусила губу и наконец нехотя спросила:

– Ну хорошо, мадам. И что же это у меня за бьющие в глаза недостатки, на которые, по-вашему, следует обратить внимание?

– Они сами обращают на себя внимание, моя помощь тут излишня. Однако я не стану испытывать твое страстное любопытство и скажу. Эта раскованность твоих движений, жесты, наивные манипуляции с веером, прическа, отсутствие румян, обороты речи – хотя, слава Провидению, фабекский выговор у тебя почти незаметен; чувства, написанные на твоем лице, – все это показывает, что ты абсолютно невежественна в том, что называется великосветским шерринским стилем.

– Выходит, я совершенно безнадежна – во всяком случае, по вашему мнению.

– Ты напрашиваешься на похвалу. Ладно уж, слушай. В тебе есть некоторые привлекательные черты, данные природой. Ты не лишена изящества, у тебя хорошая фигура, – правда, ты слишком худа; красивые руки, шея и ноги. Ты хорошенькая. Губы не такие тонкие, как того требует мода, и вздернутый нос далек от совершенства, однако глаза и цвет лица вполне удовлетворительны. Волосы у тебя пышные, длинные и блестящие, но неудачного оттенка. Я слышала, что блондинки уже вышли из моды. В нынешнем сезоне весь двор восхищается иссиня-черными локонами мадам в'Оклюз. Может, мы тебя перекрасим.

– Нет!

– Ну, как хочешь. Короче, придется тебе пожертвовать этим сырым материалом – твоими прелестями, чтобы сделаться по-настоящему элегантной, прежде чем появиться в свете. И твоим обучением займусь я сама.

– Почему, мадам? – В Элистэ боролись признательность и раздражение. Она еще не вполне убедилась, что ее внешность и манеры нуждаются в улучшении. – Зачем вам утруждать себя?

– Много лет назад я отшлифовала самое себя и теперь пройду тот же путь – с тобой. В тот день, когда ты станешь предметом вожделений всех мужчин при дворе, когда упрочишь свое величие, я скажу себе, что повторила свой прежний небывалый успех. Это и порадует меня, и развлечет, из чего ты сможешь извлечь выгоду для себя. Итак, внучка, принимаешь ли ты мои условия, будешь ли беспрекословно подчиняться? Это предложение дорогого стоит, было бы просто безумием с твоей стороны отказываться. Итак?

Элистэ колебалась.

– Говори же!

– Я принимаю ваше предложение с благодарностью, мадам, но не обещаю беспрекословно вас слушаться. – Эти слова вырвались у нее прежде чем она сообразила, что говорит.

– Маленькая нахалка! Да, ты уж точно моя внучка. С каждым мгновением я все больше убеждаюсь в этом. Без сомнения, мы поладим. Начнем с осмотра твоего гардероба, который по большей части никуда не годен.

– Вы ошибаетесь, мадам, – возразила Элистэ. – Все платья, которые я привезла с собой, – новые, почти все специально сшиты для этой поездки.

– Новые, но я уверена, никуда не годные. Костюм, в котором ты приехала, кричаще провинциален. Ты же не хочешь, чтобы тебя принимали за беглую пастушку?

– Мастерица Золиэй – лучшая портниха в Грамманте!

– Граммант – фи! – выразила свое мнение Цераленн, пренебрежительно махнув тростью. – Послушай меня, детка. Я имею безупречный вкус в этих делах.

Сама того не желая, Элистэ окинула взглядом банты и оборки давно вышедшего из моды бабушкиного платья.

Заметив этот взгляд, Цераленн сухо улыбнулась:

– Пусть тебя не вводит в заблуждение старомодность моего наряда. Не воображай, что это происходит от незнания, сентиментальности или от старости. Я прекрасно разбираюсь в веяниях моды, но предпочитаю наряды своей молодости, потому что они мне идут, нравятся мне и хорошо сидят. В моем возрасте и положении я могу себе позволить быть эксцентричной – это одно из немногих преимуществ старости. Однако тебе вряд ли стоит рассчитывать на терпимость, если ты появишься при дворе одетой так, как сейчас. Сошьем тебе новые платья; расходы я беру на себя, и дело с концом.

– Мадам, ваша щедрость…

– Мною движут только личные мотивы. Не возомни о себе невесть что. Это затрагивает мои интересы, и я желаю оплачивать свои развлечения. А деревенские тряпки выброси. Или лучше отдай своей служанке.

– Отдать все мои новые платья Кэрт? Она же из серфов!

– Я видела ее, когда вы прибыли. Она похожа на молочницу.

– Кэрт и была ею.

– Надо постараться скрыть это. Твоя служанка должна выглядеть нарядной, опрятной, должна помогать тебе производить впечатление. Чем скорее ты это поймешь… А вот и живой пример, смотри.

Цераленн поднялась и выпрямилась во весь рост. Она была ниже Элистэ, но каким-то непостижимым образом казалась намного выше. Прямая как палка, она подошла к ближайшему окну. В ее походке не было и намека на хромоту, трость выполняла чисто декоративную функцию. Элистэ последовала за ней.

– Вот, – показала Цераленн. – На противоположной стороне улицы – мадам во Бельсандр, приехала навестить свою тетку. Позади мадам во Бельсандр – ее служанка. Видишь?

Элистэ проследила взглядом за указательным пальцем бабушки и увидела выходящую из портшеза высокую, довольно широкоплечую, удивительно красивую брюнетку в белом летнем наряде. Пухлая служанка в добротном, украшенном лентами платье вся лоснилась от самодовольства.

– Вот, запоминай. Так должна выглядеть твоя служанка. А если ты посмотришь на ее госпожу, то поймешь, как следует выглядеть тебе самой. Ты обратила внимание на кажущуюся простоту ее туалета? Ее модистка добилась такого эффекта благодаря своеобразию ткани. Украшений почти не потребовалось.