...Была та весна 1220 года искрометна, словно пушистыми веками взмахнула, приманила — да уже на других смотрит! С крыш, со дворов снеговая вода сошла бойко. Того шибче травяными иголками прошилась земля: было бело, было черно — стало зелено.

Второй сын Переяславского князя Ярослава и княгини Феодосьи Александр родился в мае. По народной примете — всю жизнь быть в маете. Но этим месяцем земля украшается!

Деревенские мальцы захолодавшими босыми ногами без устали рыщут по заливным лугам — болоньям, дергают щавель, лакомятся. Скотина ревет в хлеву, ждет выпаса. Кони ухватывают на ходу первые травинки. Весна-красна! Жданное время.

У князя Ярослава Феодосья Игоревна была третьей женой. Отец посадил его княжить в Переяславль-Южный десятилетним, сказав при этом, что и южная Русь есть его отечество (младенца Святослава в то же время снарядил в Новгород. Вот уж истинно: Всеволод Большое Гнездо играл сыновьями, аки фигурками на тавлее!). В одиннадцать лет отец женил Ярослава на маленькой половецкой хатуни, внучке хана Кончака — тогда это было ему на руку; степняки чтили родство и помогали русским свойственникам против князей-недругов. Половецкая девочка язык выучила без труда, но то, что мило сердцу, называла по-своему: ласточку — карлы-гаш, а молитву кончала непонятно: «тенгри аминь!» «Тенгри» по-половецки «небо». Верила, что, когда умрет, не в землю ляжет, а поднимется к ночным звездам...

Ярослав уже в ранней юности был крут и запальчив. Видом угловат, но на коне сидел ловко; плечами широк, в поясе тонок. Часто вспыхивал от внезапной злобы, с бранью хватался за меч. Лучшие годы провел в седле, разъезжая по Руси. То защищался, то нападал. Ходил под Колывань карать немцев и эстов за набеги; гнался за литвою до Усвята, отнял добычу и вернулся с нею под праздничный звон в Новгород; воевал на озерных берегах финской еми; громил волжских булгар.

Но любовь — странная птица: она готова присесть и на колючий куст. Всеволоду понадобился временный союз с Мстиславом Удалым, седогривым храбрецом, легко кочующим из княжества в княжество. Восемнадцатилетний вдовец Ярослав Всеволодич стал мужем его дочери Ростиславы.

Коротким было их счастье! Новгород — козырная карта в большой игре удельных князей — и соединил и разлучил его с Ростиславой. В Новгороде князья не держались. Одного встречали за валом, другого провожали рогатиной. А Ярослав был груб и неистов. Ссорясь с новгородцами, брал бояр-заложников в оковы, заступал ратью хлебный путь, мстя, обрекал горожан на голод.

Вершиной междоусобного спора стала битва у Липицы. Великий князь Юрий, державший сторону Ярослава, проиграл бой. После этого Мстислав Удалой навсегда отнял у Ярослава свою дочь

...Даже спустя годы светящийся ольховой чешуей терем Феодосьи Игоревны был нелюб Ярославу. Потому и не сидел подолгу в Переяславле; все помнилось, как привез сюда чернобровую Ростиславу, любительницу звериных ловов, удалую дочку удалого отца...

Рязанская же княжна Феодосья слыла незлобивой. Суждено ей было принести княжескому дому девятерых сыновей. Она от первого-то еще не опомнилась, как второй приспел. Взглянет, как качают мамки Олексашину колыбель, и привычно спешит к первенцу: свет очей Феденька на ножки поднялся! Авось и князь-отец обрадуется.

Александр рос между двумя любимчиками. Когда родился Андрей, мать и нянюшки словно бы соскучились по пеленочному младенцу. От Александра отмахивались, чего, мол, на ручки просишься, большой уже. Но когда Федора посадили в узорное седельце на собственную караковую лошадку — отец тоже велел отвести Александра подальше: зашибет малолетку копытом. Рано посетило недоумение: так что же, доросл он или мал? Обласкан семьей или нелюб ей?

Дни текли по заведенному обычаю. Отлучение от мамок и нянек произошло как веселый праздник: Александру торжественно в храме Спаса срезали несколько младенческих прядей, а потом впервые посадили в седло. Вместо нянюшки за ним ходил теперь кормилич-воспитатель. С высоты лошадиного хребта обзор словно бы расширился. Он почувствовал свою значительность: множество веселых лиц съехавшейся отовсюду родни, богатый пир — ради него!

Ярослав подарил обоим старшим сыновьям шпоры с зубчатыми колесиками — предмет зависти! У большинства в дружине были стародавние шпоры с шипом, переходившие по наследству, «викингские».

Перед стеной Переяславского кремля, за узким Трубежом, раскинулся торг, мощенный сосновыми кругляками, чтобы не месить грязь боярам да княжьим слугам, а также черным людям из окрестных слобод. На торжище воздух гудит от людской молви, от криков зазывал. Купцы похаживают вокруг липовых кадок с медом, возов с битой птицей, кулей с зерном.

Вся эта суета казалась маленькому Александру житьем обильным, беспечальным. Ранней весной, когда слобожане жгли прошлогодние присохшие стебли, а затем старательно рыхлили землю под огороды, ведя в поводу солового конька с сохой или бороной, он видел, что мужики утирают пот, жадно припадают к корчаге с квасом, но и этот труд, мнилось княжичу, был им не в тягость, а в удовольствие.

Княжий двор примыкал к городовому валу. Стены из прочно пригнанных плах, двери со скругленной притолокой, порожцы высокие. Узорная кровля бросала затейливую тень. Окна глубоко утоплены под тройным резным карнизом. Утром Александр ждал, когда откроется одно из окошечек светлой слюды и мать поманит их с Федяней. Они взбегут на галерейку, что так славно прогревается солнцем, в матушкины объятия, к ее гостинцам и сластям.

А на княжьем дворе уже стоит гомон! Обычаи были просты; даже холопы, выказывая усердие, чувствовали себя в палатах свободно, мысля их своим домом.

Распорядок дня напоминал копошение улья со снующими взад-вперед подметальщиками, истопниками и поварной челядью.

В гриднице выхода князя ждали думные бояре, верховые вестники. Возле крыльца под шатровой кровлей толпились просители, шныряли у широких ступеней ротозеи. При городских воротах заезжих людей караулили сборщики мыта. Сам князь несколько утренних часов проводил в особом покое, где выслушивал отчет дворского или обсуждал предстоящие дела с ближними думцами.

Княжичей подымали до света, умывали снегом. Учили многому, и неукоснительно: что прилично, что немочно князьям. Постигая грамоту, цифирь, получая первые представления о географии и космогонии, Александр не отличался от других мальчишек своего возраста. Главным источником знания продолжало оставаться общение людей. А этим никто не обделен на Руси...

Особым событием становились поездки княжичей во Владимир. В гости к великому князю Юрию они ехали с радостью, но без трепета, не глазея с жадностью по сторонам, а лишь со сдерживаемым любопытством рассматривая стольный город.

Александру нравились разговоры, которые вели между собою отец и дядя. Каких бы вещей они ни касались, во всем проступали деловитость и обстоятельный расчет. Если даже князьями обсуждался военный поход, то и он ставился в зависимость от видов на урожай, от примет — глубок ли снег, рано ли станут подо льдом реки?.. Мальчик стремился вникнуть в сокровенный смысл их речей: ведь и он станет князем, и ему предстоит вершить дела.