Хоть день-другой перекантуется, а там видно будет. И начнет свой поиск. Остался же кто-то из семьи Петровых!

Пусть выплачивают компенсацию за поломанную судьбу Виктора Капустина!

Эти мысли приободрили Илью и он позвонил.

Ответил детский голос, видимо младшенький капитанов, Илья попросил папу.

- А папа с мамой в ванныей! - Завопил голосок и Илья повесил трубку.

Еще круг и ещё по площади и начало озлобления на москвичей: живут жируют! И нет им никакого дела до несчастных, одиноких приезжих!

В столице коренным жителям хорошо, даже тем, кому совсем плохо, потому что у них есть какое-никакое местожительства и кусок свежего хлеба, в конце концов!

Позвонил снова.

К телефону подошла женщина и веселым голосом крикнула: Ле-ош, тебя!

Подгреб капитан, запыхавшийся, откашливаясь, спросил: кто (трахались они с красавицей-женой в ванной, наверное, чтобы дети не видели, а охотка большая... Илья был прав)?

Илья сказал и капитан тут же, без промедления завопил: сейчас же ко мне, я тебе говорил, что родственники твои на даче! Вся Москва по дачам и загранкам!

И капитан его уже объяснял, как проехать.

Он явно обрадовался ко времени приспевшему собутыльнику.

Не поняв ничего в схеме метро, Илья долго добирался до Строгино.

Наконец, дверь, обитая дерматином, открывается и на пороге возникает пьяноватый встрепанный капитан, в майке, выпущенной поверх треников, тапочках на босу ногу, и с дурным счастливым лицом.

Он тут же втащил Илью в квартиру, и громовым голосом заорал: Ка-ать! Встречай моего земелю-другана Илюху! Мы с ним как в окопе побывали в том вагоне!

К ним вышла толстенная молодка с накрученной на маковке толстой косой и круглым белым румяным лицом.

На лице ярко горели голубые веселые глаза и во всю улыбался румяный рот с белыми как кипень зубами.

Она тоже была в трениках и майке, под которой свободно ходили большие полные груди.

У Ильи засосало где-то внизу живота и он понял, почему капитан забился сразу с женой в "ванныю".

- Вот моя Катерина, - с гордостью объявил капитан.

Катерина подала Илье руку, прежде вытерев её о треники.

Когда Илья подошел ближе, он заметил, как приподымают майку большие напряженные соски.

... Ах, хороша баба, подумал с тоской Илья и так захотел эту незнакомую молодку, как никогда не хотел худосочную Леночку!

Возбужденным и растерянным сел он за стол, ломившийся от разной снеди и, встречаясь глазами с Катериной, чувствовал, что непреодолимо краснеет.

Она видела это и кокетничала с ним, подавая ему то одно, то другое, касаясь его плеча своими роскошными грудями.

Капитан тоже унюхал его смущение и дружески сказал: Хороша, а? Я говорил, - красавица! А уж в койке, как разоблачится, так не знаешь за что хватить, такое все сладкое... Да ты не смущайся! Она всем глянется! Но верная. Как, Катерина, верная ты мне? Та шутливо махнула рукой: да брось ты, какая я красавица! Нашел! Корова! Верная я, верная, кто на такую позарится! Вон какие девчоночки по улицам шастают, что ножки, что другое...

- Да век бы мне тех спичек не видать, - расхохотался капитан, - А ты, Илюха, как? Любишь женщин в теле? У тебя там какая?

- Обыкновенная, - промямлил Илья, вспомнив Леночку в постели: тонкие ручки и ножки, небольшие мягкие грудки и впалый живот...

- Ладно, хватит тебе, Алексей, чего ты молодого человека в грех вводишь. Ишь, разгулялся. Не станет он тебе рассказывать, какая у него девушка. Думаю, хорошенькая и молоденькая, не то, что мы с тобой старье!

- А где ваши ребята? - Переменил тему Илья.

- К соседям отправили, у них квартира большая, они нас выручают, когда, что. - Пояснил капитан. - Завтра увидишь, не бойся!

Илья несколько загрустил, потому что перспектива общения с тремя мальчишками никак ему не светила. Но ничего не поделаешь! Хорошо, что капитан оказался таким свойским мужиком, а жена его такой славной.

Они просидели за столом долго: и песни были, и тосты, и армейские рассказы, и капитанское простецкое ухаживание за женой, - схватить за грудь, щипнуть за ляжку, влепить смачный поцелуй...

Потом ухаживания стали плотнее, капитан подсел к жене и обнял её за широкую плотную талию.

Илья встал.

- Ой, это ты все со своим баловством, мы про гостя забыли! Он же спать хочет. - попеняла Катя мужу и, быстро подхватившись, пошла в другую комнату, крикнув оттуда, - я вам здесь постелю, у нас, а мы в большой...

Капитан закемарил за столом, а Илья пошел к Катерине.

Она застилала простыней кровать, стоя к двери боком.

Майка колыхалась вместе с грудями...

То ли от выпитого, то ли от того, что очень эта Катерина его разбередила, но Илья подошел к ней и подхватил её руками под груди.

Она ойкнула и выпрямилась.

Илья стоял не дыша, но рук не убрал.

... Вот сейчас я схлопочу затрещину и вылечу отсюда пташкой сизой, подумал он и вмиг утеряв и вожделение, и нахальство.

Но ничего этого не произошло.

Катерина усмехнулась, в глазах её загорелись огоньки.

Она медленным движением освободилась от его рук и шепнула: ишь, не отлепить... Понравилась?

- Очень... - С хрипом, тоже прошептал Илья.

Катерина засмеялась и вышла, плотно прикрыв дверь.

Почти всю ночь Илья не спал. Вылетело из головы задание отчима, страх перед Москвой, безденежье... Он думал о Катерине. Он хотел её неимоверно и решал, хочет ли она?

Ему показалось обещание в её голосе, когда она его вроде бы мягко отчитывала.

А что если попробовать?..

Капитан же не будет сидеть дома целыми днями.

А он? Что он-то здесь будет делать? Очень скоро, максимум два дня, и он должен будет покинуть радушных хозяев.

Но сначала... Сначала он попытается. Пусть Катерина выгонит его, но он должен знать, - было обещание или показалось?..

На этом он заснул под мерный тяжелый скрип в соседней комнате, успев подумать: счастливец этот капитан.

Утром Илья чувствовал себя отвратительно: и физически, и морально.

Он слышал, как расхаживает по квартире капитан, громко и ужасно перевирая, поет газмановскую песню "Офицеры" и что-то приказывает Катерине.

Хлопнула входная дверь, Катерина куда-то ушла.

Илья решил встать, пока её нет. Он стыдился вчерашней своей выходки и боялся увидеть Катерину, хотя и сегодня, вспоминая её стати он чувствовал, что напрягается и снова мечтает о ней, не романтической мечтой, а вполне земной, можно сказать, физиологической, животной.