Мне холодно. Мои пальцы потеряли чувствительность, но я нащупала застежку меховом воротнике, и застегнула ее. Без разницы замерзну я или нет. Мне некуда идти. Не имеет значение, что я готова вернуться и броситься к нему. Не имеет значения, что я погорячилась…Я знаю, что я тоже была не права. Но я гордая. В этот раз я не пойду против гордости. Я стала старше. Я уже не та испуганная девочка, готовая тут же забыть обо всем и простить.
И как все-таки здесь красиво. Белый рой снежинок, черные дома, и темно синее небо на горизонте. Странный танец на руинах… Снежинки… Снежинки… Снежинки… Я уже давно никуда не иду, я стою посреди улицы и смотрю, как из черноты небес рождается снежный вальс. Мне уже не холодно, а как-то тепло и спокойно. Чувствую, как кружиться голова... Мне кажется, что я падаю на мягкую постель, а метель поет нежным голосом песню зимы. Мне уже не холодно. Я просто устала… Сильно устала… И очень хочется спать… Сон приходит незаметно. Я вижу ее глаза. Предо мной стоит Черная Мадонна. Ее губы повторяют мое имя, а я внимаю ее словам. Она говорит о расплате. За каждое желание приходиться платить свою цену. Что каждый, кто хоть раз что-то просил должен был расплатиться за это потом. И я спросила, какова моя расплата? Какова цена несбывшегося желания? И она ответила:
— Жизнь. Я заберу ее, потому, что ты — не ценишь ее. Я заберу ее. — она грустно улыбнулась, — Желание не сбылось. Ты сама этого не захотела, потому что не смогла простить другому слабости, хотя он часто прощал их тебе. Ты сама не захотела этого, потому, что решила поиграть с его чувствами. Тебе доставляло удовольствие смотреть на его мучения, но маску мученицы одела на себя ты. Если ты еще сомневаешься, то я тебе скажу — ты стала другой. Злой, черствой и жестокой. Мне нравилась та девочка, которая загадала самое лучшее на свете желание — быть вместе с любимым человеком, без каких либо условий, без каких либо преград. Та, которая шла к своей цели и плакала, если что-то не получалось… Мне она нравилась. Он любил ее.
Я смотрела на нее и не могла оторвать глаз. Я ничего не могла изменить, ничего. Да, я стала другой. Губы мои дрожали от бессилия.
— Ты сама свела нас! Если бы ты не потребовала от него такой расплаты я была бы давно мертва! Ты сама решила все за нас! Почему?
— Судьба повторяется. И я ничего не могу с этим поделать. Мне это неподвластно. Значит, пусть все будет так, как и должно было быть изначально. Я заберу то, чем ты больше всего дорожишь.
— Зачем тебе моя жизнь?
— Почему ты решила, что речь идет о твоей жизни? — она смотрела на меня пристально. — Я заберу его жизнь.
И слабость пришла в мое тело. Я поняла, что не смогу без него. Я люблю его больше своей жизни… Я готова умереть вместо него. Я хотела крикнуть ей это, но мой голос отказался повиноваться мне. Я рвала когтями в кровь горло, чтобы выдавить хотя бы один звук. Я чувствовала, как силы покидают меня. Я упала и билась в истерике.
— Нет… нет… нет… умоляю… не надо… я готова сделать все что угодно… Только не это…Умоляяяяяю…
— Тогда вернись к нему. — сказала она коротко. — Это твоя расплата… Больше я тебя не потревожу. Я выполнила твое желание. Прощай навсегда. И она исчезла.
Я приоткрыла глаза и почувствовала, что полулежу в тепле и темноте и чувствую губами ободок кружки. Кто-то настойчиво пытается влить ее содержимое мне в рот. Оно горячее и приторное. Фу!
— Я, конечно, все понимаю, но лекарство нужно выпить… Проснись… Черт… да проснись ты уже и пей. А потом спи, сколько влезет... — Мне держат голову и пытаются разжать зубы. Бе! Я сделала первый глоток и проснулась окончательно… Я находилась в знакомой мне башне. Я узнавала ее зарешеченное окно, горы хлама и одеяло, в которое я была закутана.
— Господи, какая гадость! — всхлипнула я, все еще ощущая на языке мерзкий привкус лимона. — А еще и горячее…
Кружка исчезла. А потом вернулась.
— Нормальное. Пей уже. — на моей кровати, сидел собственной персоной Франсуа Элис. На нем был черный свитер и черные штаны, а волосы, цвета воронова крыла, свободно лежали на плечах. На треугольном лице горели желтые, самые красивые на свете глаза. Одной рукой он пытался влить мне содержимое кружки, а другой придерживал, чтобы я не вырывалась.
— Пей. — сказал он твердо.
— Хорошо… Можно я сама… — голос мой был хриплый и тихий.
Он аккуратно вложил кружку мне в руки. Я сделала над собой усилие и выпила до дна.
— Я сейчас умру. — прохныкала я, отдавая кружку.
— Размечталась — он поставил ее на пол.
— Ну, ведь оно же гадостное. Есть что-то запить. — я скинула с себя одеяло.
— Запивать нельзя. — он посмотрел на меня и накинул одеяло обратно. Он разулся и лег поверх его рядом со мной.
— Ты заразишься, — сказала я, шмыгая носом. Кажется ко всему комплекту у меня еще и насморк.
— У меня иммунитет. — сказал он глядя в потолок.
— Франс… я… это… вчера вела себя… как... дура... я… — мне было неловко и голос в добавок ко всему срывался в противный сип.
— Это мягко сказано — вчера. Три дня назад...
— Сколько?!! — я резко дернулась.
— Тише, не дергайся… Три дня назад. За эти три дня я успел сходить в Аванпост, обнаружить, что кто-то не закрыл дверь… — он посмотрел на меня, и я увидела небольшую царапину на его скуле.
— Во первых у меня не было ключа, а во вторых — это последнее, о чем я думала, тогда. — прошептала я, чтобы на напрягать голосовые связки. Я прекрасно знала, что он все слышит. Слух у него отменный.
— Но это полбеды. Там была парочка незваных гостей, пять трупов, причем один из них, в столовой выглядел так, как будто над ним поработал мясник-недоучка…
Я вздрогнула, вспоминая тот день. Я старалась забыть… а тут он напомнил и та кровавая картина снова встала перед глазами.
— Там царит такой беспорядок — не перелезешь. Мне пришлось уничтожить всю информацию об исследованиях достаточно радикальным способом.
— Ты раскурочил всю технику, что там нашел. — мрачно закончила я. — Там же был мой ноут, а на нем куча полезной информации по учебе.
— Я куплю тебе новый. — сказал он, зевая.
— Последней модели. — обижено сказала я. — И курсовую мне сделаешь…
— Ноутбук — любой. На выбор. А курсовую — и не мечтай!
— Это значит... что... мы… вернемся... вместе. — начала я, боясь спугнуть эту прекрасную идею.
— Это значит, что пора спать… А завтра все решим. — сказал он поворачиваясь ко мне.
— А поцелуй на ночь? — кокетливо попросила я.
— Не заслужила. Хотя, авансом, в щеку... Фе! Ты права. Лекарство — гадость!
— Понимаете, я не критик. Мне трудно сказать будут ли это публиковать. Стиль достаточно примитивный, но рассказ красивый. — девушка перебирала в руках тонкие листы бумаги. — Тут немного.
— Бред. Это вложите в историю болезни. — сказал седой мужчина.
— А у девочки есть талант. Она бы могла много бы достичь, если бы не… Мне тут много моментов понравилось.
— Мисс Хармони, мне, конечно, интересно было бы почитать, но я в совсем жизни начитался такого! — Он скрестил руки на груди.
— Тогда можно, я заберу их себе? — робко спросила девушка, прижимая листы к груди.
— Берите, мне то что. Или в мусор…
Она шла по коридору, неся их бережно, словно ребенка. Это все, что осталось от грустной девочки, ее подопечной. Кто знал, что не разговорчивая и печальная девушка пишет это все по ночам? Теперь я точно знаю, что случилось с ней. Я знаю, что в минуту самого крайнего отчаяния, один раз в жизни приходит Черная Мадонна и выполняет самое заветное желание, но цена такого желания велика, но оно обязательно сбудется. Оно сбылось. Вчера, в 7.46 девушка умерла. Она не плакала, а лишь улыбалась, словно ждала чуда. Она не улыбалась до этого ни разу с тех пор как она, попала сюда во второй раз. Впервые с ранением, а потом с нервным срывом. Ее привезли на вертолете, апатичную и равнодушную. Никто не мог назвать причину, но теперь я все понимаю. Я нашла в базе данных два имени и фамилии. Он погиб. А она не смогла это пережить.