Все направляло Рембо к этому одиночеству, все выталкивало его из поэзии, в том числе и непризнание. Рембо — гениальный поэт — умер в роли заурядного торговца. Поэта никто не знал, его не печатали, не понимали (разве что — отчасти — Верлен). Рембо вынужден был поверить в неудачу, своего поэтического опыта тем более, что поэзии он назначал роль откровения, пророчества. Но Рембо выражал себя только языком поэзии, и отказ от поэзии был отказом от языка, был актом самоубийственным. Первым шагом к гибели. Вторым был разрыв с Европой, с почвой, которая взрастила поэзию Рембо. Третьим — собственно смерть бывшего поэта, сама случайность которой кажется закономерностью и неизбежностью. Далее Рембо жить не мог, его путь был завершен, исчерпан.

Взрослый с детства, Рембо умер «разгневанным ребенком». Он очень рано постиг великие истины. Сначала он понял, что мир несовершенен, позже — что поэзии не дано справиться с этим несовершенством. Однако этих истин недостаточно для существования не только поэзии, не только человека, но и человечества. Рембо доказал это феноменом своей трагической судьбы.