Таня так и лежала на полу, истерзанная, залитая слезами и с ненавистью смотрела на безмятежно улыбающуюся Лену.

– Это тебе первый урок – Лена усмехнулась, и сильно ткнула острым концом туфли в Танин зад – Вставай! Ты научишься принимать боль, как наслаждение! Этой боли будет много, столько, что в конце концов ты привыкнешь уходить в наслаждение, прячась от страданий. А еще – научишься отключать боль. Но пока – ты должна страдать. Иначе так и не поймешь, что теперь ты Никто, и звать тебя «Никак». Ты не имеешь права задавать вопросы, если я, или кто-то другой из твоих хозяев заранее не позволили тебе их задать. Ты подписала договор, кровью подписала, и теперь ты в нашей власти! Ты что думала, такие деньги платят просто так? Что ты будешь развлекаться на курорте, плескаться в бассейне, трахаться с мужиками, и ничем за это не заплатишь? Ошибаешься, детка, за все в этом мире надо платить. Иногда деньгами, иногда кровью, а иногда и самой жизнью. Душой. В твоем контракте есть условие – ты не станешь калекой, и не умрешь. Мы этого не допустим. Но если ты не будешь выполнять то, что должна – страдать ты будешь, как грешница в Аду! Ты будешь молить о пощаде, но ее не будет! Здесь нет жалости! Здесь нет гуманизма и всякой чуши, которую тебе впаривали всю твою дурацкую жизнь! Здесь есть только Господин, и его слуги, его рабы. Ты – рабыня! И чтобы это было понятно – начнем с малого. На колени! Быстро! Я сказала – быстро!

Лена снова хлестнула ладонью по лицу уже успевшую встать Таню, и та плюхнулась на четвереньки, задыхаясь от злости, мечтая только о том, чтобы доползти до мерзкой суки и впиться зубами ей в щиколотку! Выгрызть ахиллесово сухожилие! Сделать калекой! Чтобы она никогда больше не могла надменно шествовать на своих шпильках ценою в двадцать тысяч деревянных!

– Ползи за мной. На четвереньках, как собака! Слышала, что я сказала? – Лена с размаху ударила носком туфли в бок Тани, и ту повело от боли. Что-то ощутимо хрустнуло, и Лена с улыбкой сказала:

– Наверное, ребро сломала. Ну, ничего! Заживет! У тебя их много! Зато теперь ты будешь помнить – кто здесь хозяева, и кто рабы! Мы не рабы, рабы не мы! Помнишь? Ага, вижу – помнишь. Так забудь! Рабыня! Грязная, жалкая, тупая рабыня! Ползи, и голову не поднимай! Смотри в пол!

Так-то ползти было совсем не трудно – ковер теплый, толстый, колени не уставали, но это унижение, это положение бесправного насекомого – нет, современный человек никогда не сможет понять, что такое рабство! Никогда! И никогда не сможет это принять!

– Ничего, научишься – будто услышала Лена – Это еще не боль! Вернее – не настоящая боль! Настоящую – ты испытаешь после, когда будешь готова. Сейчас ты ее не перенесешь, сдохнешь. Ну вот, мы и пришли. Голову не подымать! Смотреть в пол! Отвечать – да, моя госпожа! Или – да, мой господин! И никак иначе! Поняла?

– Да, моя госпожа – просипела Таня, подавив клокотавшую у нее в груди злобу.

– А ты крепкая… – задумчиво протянула Лена – Мне будет интересно с тобой позаниматься. Ломать несгибаемых – что может быть лучше? Через пару-тройку месяцев ты будешь как шелковая, станешь мечтать вылизать мне туфли! Будешь упрашивать об этом! Думаешь, ты первая такая? Думаешь – тут не было сильных духом? И покруче тебя были. Но все превращались в то, что нам нужно!

Таню подмывало спросить – а что это такое, «то, что им нужно», но не решилась. Ее исхлестанное тело и так горело, как в огне, новую порцию порки она бы не перенесла. И так скоро вся будет в синяках – уже начали проступать. Кожа-то нежная, «прозрачная»! Мамки нет здесь – она бы тебе показала, сука ты эдакая, как надо обращаться с дочерью! Вернее – как не надо с ней обращаться!

– Молчишь? – смешок над головой, щелчок, движение воздуха, будто открылся проход – Ты учишься. Тебе еще многому нужно научиться, прежде чем ты станешь той, кем должна стать. Подними голову! Ползи в комнату! Быстрее!

Таня посмотрела в проем открывшейся двери, неловко, осторожно переползла через небольшой порожек, чем вызвала неудовольствие и смех Госпожи, и как следствие, получила пинок в зад, от которого свалилась на бок и застыла, глядя на то, как закрывается дверь. Последними словами Лены было: «Это твоя комната, и здесь ты будешь жить до отлета на Остров! Ешь, что найдешь, пей, что найдешь, пользуйся всем, что увидишь. Это все твое! Для тебя!»

Оставшись одна, Таня некоторое время лежала, не решаясь подняться, вернее – не в силах подняться. За сегодняшний день она перенесла такой стресс, на нее навалилось столько новой информации, что мозг, не привыкший решать такие сложные задачи просто отказывался всю эту информацию переварить.

Закрыла глаза, откинула голову, и…уснула! Просто-таки провалилась в сон, не обращая внимания на боль в исхлестанном теле, на истерзанную переживаниями и унижением душу, выключилась, как выключается экран телефона, брошенного на стол между кружкой недопитого кофе и засохшей жопкой вчерашней кремовой «трубочки».

Сколько спала – неизвестно. Проснулась как от толчка, не понимая еще, где находится. Потянулась рукой, чтобы протереть глаза, и тут же нахлынула боль – жгло рубцы, часть из них как будто воспалились. Болел бок, болел зад, в который втыкался острый кончик туфли «секретарши». А еще – ужасно хотелось есть, и…в туалет.

Туалет нашелся в дальнем углу комнаты – огромной, светлой, красивой, так не похожей ни на дом матери, ни на квартирки, которые Таня снимала в Москве – стены, оклеенные дорогими обоями, стильная современная мебель, огромный, просто-таки безумно огромный телевизор, приделанный к стене на высоте роста человека. Его угольно-черный экран был странно вогнут, и Таня недоуменно помотала головой – что за хрень?! Инопланетный?! И только потом заметила на нем логотип известной корейской фирмы. Неужели такие теперь делают? Небось, огромных денег стоит! Пульт от него лежал на столе, там, где стояла здоровенная хрустальная ваза, с горкой наполненная апельсинами, виноградом различных сортов, какими-то экзотическими фруктами, о которых Таня может быть и слышала, но никогда не видела в близи, и тем более не пробовала на вкус.

У стены, напротив телевизора, огромная кровать-«сексодром», круглая, и скорее всего поворачивающаяся вокруг оси – Таня такие видела в кино. У кровати на подголовнике сбоку кнопки – наверное, для управления процессом.

Разглядывать не было времени – мочевой пузырь властно заявил о своем существовании, и Таня рысью понеслась к двери в дальнем конце громадной комнаты-студии, совершенно справедливо полагая, что там и должен быть вожделенный туалет.

Но за дверью был еще один коридор – широкий, как комната, посреди него стояли спортивные тренажеры – много, не меньше десятка. Две двери вели из этого зала-коридора налево и направо – первая открыла глазам большую кухню, оборудованную множеством сверкающих никелевых приборов, приспособлений и механизмов, а вот вторая привела именно туда, куда надо – в ванную комнату, она же туалет.

Сделав делишки, избавившись от мешающего любопытствовать лишнего «груза», Таня осмотрелась как следует, и снова была не то что потрясена – подавлена роскошью, которая ее окружала даже в месте, в котором в общем-то главным критерием выбора служит функциональность, а не красота.

Здесь даже унитаз бы не простым фаянсовым сосудом, а прибором, напичканным электроникой. На дисплее, вделанном в бачок плыли какие-то цифры, какие-то знаки – Таня их не понимала, но вообще-то она слышала про такие унитазы, которые тут же, после окончания «процесса», сообщают хозяину о состоянии его организма в свете выделения ненужных ему шлаков-отходов.

Ванна. Это была не ванна, а чертов бассейн! Огромная, белоснежная, «украшенная» множеством переключателей – она просто пугала. Сейчас Таня предпочла бы этому чудовищному порождению японского технического гения обычную глубокую чугунную ванну с обычным смесителем, из которого льется горячая вода. Она просто боялась этого аппарата! И не знала, как с ним справиться.