До сих пор сохранность зарубежных активов российской кремлевской и околокремлевской "элиты", включая сюда яхты Абрамовича и трубы "Газпрома", - да что там, "элит" всего постсоветского пространства - гарантируется вовсе не безупречной репутацией британской королевы или честным словом швейцарских банкиров, не говоря уже про разных Бушей и Обам, а пресловутой красной кнопкой в "ядерном чемоданчике" президента РФ, которую сегодня так настойчиво и бесцеремонно пытаются заменить игрушечной (и якобы символической), с издевательской надписью "peregruzka".

Стоит ли соглашаться на такую замену? Вопрос, что называется, риторический - особенно в свете судеб Фердинанда Маркоса, Слободана Милошевича и Саддама Хусейна, в разное время считавшихся "большими друзьями" Соединенных Штатов. Не надо забывать, что в западном мире вообще не существует постоянных союзников - но существуют постоянные интересы. Как говорил Бисмарк, "мне не интересны ваши намерения - мне интересен ваш потенциал".

Так вот, всё последнее двадцатилетие потенциал нашей страны стремительно сокращался. Да, он еще по-прежнему "интересен" для наших, по выражению Путина, "стратегических партнеров". Но если и дальше продолжать движение по этому пути, то мы вот-вот пересечем пресловутую "точку невозврата", а это будет не только безусловным преступлением перед будущим России, но и таким же безусловным преступлением перед её прошлым - в частности, перед теми, кто ковал наш ракетно-ядерный щит, за который, оказывается, можно получить много-много ярких дорогих побрякушек и услышать много-много красивых слов от наших зарубежных друзей… Вроде бы и не дети там малые, а хуже малых детей, честное слово!

Так что эту книгу Владимира Губарева стоит не только прочесть, но и постоянно держать под рукой - столько в ней поистине бесценного "первичного материала". А я уповаю на то, что фраза "Россия - ядерная держава", никогда не окажется дополненной словом "была". Во всех смыслах этого дополнения. Была державой… Была ядерной… Была Россией…

"Царь" (Россия, 2009, режиссер - Павел Лунгин, в ролях - Петр Мамонов, Олег Янковский, Юрий Кузнецов, Александр Домогаров, Алексей Макаров, Иван Охлобыстин, Алексей Франдетти, Вилле Хаапасало)

"Царь Иван ударил жезлом царевича, который, падая, задел такой ящик, в котором ставят сразу несколько икон, которые изображают разных святых, которых церковь считает праведниками".

В.Ардов. "Исторические романы"

В полумраке зловещей башни истово молился русский царь Иоанн IV (Мамонов). Перечитывал Апокалипсис, надрывно кричал что-то нервное, иcступлённо крестился. А тем временем, за стенами Кремля, по грязному снегу летел отряд опричников во главе с Басмановым (Домогаров). Пропадали в дыму пожарищ замшелые деревеньки, падали церкви, гибли люди.

Спаслась одна лишь блаженная сирота Маша. Её, загнанную одержимыми "псами государства", спрятал под полстью в санях, настоятель Филипп (Янковский), едущий из Соловецкого монастыря в Москву. Царь Иоанн призвал друга детства к себе, дабы поставить его во главе обезглавленной Церкви. Ведь митрополит Афанасий сложил с себя сан, не в силах взирать на карательные методы "борьбы" с русским народом. Народ как стадо непотребно мычал, ползал на коленях, принимал горячее участие в бесовских крестных ходах, устраиваемых самодержцем. А в подвалах, с лёгкой руки Малюты Скуратова (Кузнецов), с муками, отправлялись на тот свет ни в чём не повинные "заговорщики". По-европейски культурный Филипп пытался вразумить Иоанна: "Прекрати, государь!", но в ответ только слышал юродствующий хохот царского прихвостня инока Вассиана (Охлобыстин). Опричники недовольны новым митрополитом. Над головой священнослужителя сгустились тучи.

***

1565 год. Уже освобождены Казань и Астрахань. На время отброшены вспять ливонцы: Юрьев и Колывань в руках русских. И уже год, как ближайший соратник царя князь Андрей Курбский перебежал к литовцам. Иоанн отскорбел своё по любимой жене Анастасии, отравленной боярами, и женат на черкесской княжне Марии Темрюковне (Рамиля Искандер). Но режиссёру Лунгину нет дела до истинного положения дел: в его картине исторический фон принципиально игнорируется.

Нет там и бояр как таковых - автор предпочитает сделать вид, что боярского заговора не было вовсе. Его задача - показать, что на Руси в те времена правила кучка садистов во главе с маньяком. И угодить цивилизованному Западу, на который всегда ориентировался Лунгин, постоянно таская свои картины в Канн. Вот они - очередные дикие азиаты, "скифы", заставляющие трепетать от ужаса цивилизованные души! Недаром противостояние царя и священника более походит на диалог Азии и Европы в исполнении Дугина.

Столь же нарочито бедно показана Москва - малюсенький городок посреди лесов. Среди жалкой толпы носятся несколько опричников во главе с Марией Темрюковной, более походящей не на царицу, а на подружку еще одного маньяка - героя Евгения Миронова в "Охоте на пиранью". Венчает это великолепие отвратительно-утомительная музыка композитора Юрия Красавина, призванная подчеркнуть драматизм. При этом снят фильм очень прилично, ведь снимал его никто иной, как Том Стерн - оператор Клинта Иствуда.

Но пока у себя дома Иствуд хранит традиции старой доброй Америки, российский режиссёр устремляется в глубь веков нашей страны. Обличать пороки которой считает себя призванным свыше. После того, как Православная церковь одобрила "Остров", Лунгин решил, что ему всё дозволено. И тут же доказал, что вопросы религии для него - что бирюльки на Сорочинской ярмарке. Что он не просто ничего не смыслит в православной культуре, но и допускает показ вещей, от которых верующий человек воистину содрогнётся. А неверующий и вовсе будет утомлён "христианской символикой". В картине есть эпизод, где русский отряд сражается с поляками, битва происходит на мосту. Один из героев бросается вниз и рубит балки. Еще один удар топором - и мост рухнет. Но вдруг блаженная девочка (символизирующая собой Святую Русь) пускает по воде икону Божией Матери. Образ подплывает к столбу, касается его - от этого "чуда" и происходит обвал: поляки россыпью падают в воду, сражение закончено, русские победили. Эта сцена, пародирующая явление русских икон Богородицы, приплывших по воде, непереносима для православных.

Еще один перл - строительство Иоанном нового Иерусалима, в котором есть только вход, а выход отсутствует. Именно в эти ворота в случае Страшного суда должен войти Христос, чтобы уже никуда не выйти. Остаться с Иоанном "спасаться" во дворце на веки вечные. Сильный до идиотичности драматический ход.

Столь же жутким выглядит эпизод, в котором Скуратов требует, чтобы монахи выдали ему тело убиенного им митрополита Филиппа. Согласно историческим фактам, Филипп был спокойно погребён на монастырской земле, и спустя годы его мощи были прославлены Православной церковью. Однако Лунгин вводит в картину чудовищный, спекулятивный "момент истины": монахи отказывают опричникам и вместе с телом мученика сгорают заживо в деревянной часовне. Нарочито картинно падает наземь колокольня с крестом. Режиссёр попросту отказывает святому в последующем прославлении - вместо мощей остаётся лишь пепел. После таких выплесков "духовности" от Лунгина можно ожидать, что в своём следующем фильме он осмелится показать зрителям, как нарисованный на компьютере Святой дух сходит в алтаре на хлеб и вино во время литургии. С него станется. И нельзя не вспомнить слова Жана-Люка Годара: "Стоит один раз увидеть, как этот самый русский, Лунгин, поедает свой утренний йогурт в каннской кафешке, чтобы удостовериться: перед нами прохвост".

Режиссёрские амбиции ведут автора еще дальше. В ряде сцен он "играет" с фильмом Эйзенштейна, выворачивая наизнанку знаковые эпизоды советского киношедевра. Но профиль Петра Мамонова, увы, - не профиль Николая Черкасова, который жил в иную эпоху и не опускался до еретических подражаний компьютерному Горлуму.