Между тем птицы тех мест прилетели приветствовать его и поздравить с возвращением. Они стали расспрашивать о случившемся, и самец-куропатка рассказал им о том, что произошло, и стал объяснять свой поступок. Птицы же осудили его и стали укорять:

— Ни с кем не посоветовавшись, ты совершил такой тяжкий грех! Без видимой причины ты допустил великое преступление! Знай же, что в этих местах с нашими женами случается подобное. И тогда закрадывается подозрение, что жена беременна. Спустя три месяца после появления этих признаков мы приносим известный корень и даем ей поесть. Опухоль рассасывается, возвращается прежнее состояние, болезнь исчезает. Ты ошибся, совершив этот поступок, был неправ! Если бы ты посоветовался с нами, прежде чем исполнить свое решение, то избавил бы себя от подозрений и греха, не подверг бы себя порицанию в этом мире и наказанию в том.

Когда завеса сомнения спала с лица истины, когда самец удостоверился в своей ошибке и в том, что он без причины и греха со стороны своей подруги погубил ее, стал он оплакивать погибшую, стеная и проливая слезы. Он беспрестанно повторял:

— Я поведал эту притчу для того, чтобы падишах не поступил поспешно, — закончил везир, — и перед тем как свершить казнь, и принял бы всевозможные предосторожности и поступил бы по принятым в таких случаях правилам. Я рассказал это для того, чтобы шах при столкновении с превратностями судьбы сначала поразмыслил и подумал бы, все взвесил, пораскинул бы умом, *смерил свое верхнее и нижнее платье и не верил бы словам женщин, ибо женщины — творцы лжи и обмана, изобретатели коварства и неверности, природа их — гнездо хитрости, и натура их — источник лицемерия и фальши. Древо жизни того, кто поражен тяготами и бедствиями общения с ними, не вырастет и не зацветет, не будет зеленеть и набирать соки, и в жизни его не будет наслаждений и удовольствий:

— Их помыслы — эликсир хитрости, их тайные мысли — *четыре стихии лжи. Если падишах пожелает, я расскажу историю о женщинах, которая подтвердит верность моих слов и обнаружит сокровенный смысл моих притязаний.

— Что это за повесть? — спросил шах. — Расскажи,

— Слышал я от правдивых рассказчиков, — начал везир, — что жил в давние времена крестьянин, религиозный и благочестивый, набожный и богобоязненный. Как и у всех людей, была у него жена. Она ступала широкими шагами по стезе похоти и вожделения и считала для себя дозволенными все наслаждения и удовольствия.

Однажды муж дал жене монету на покупку риса. Жена пошла на базар, вошла в бакалейную лавку и подала монету хозяину лавки. Бросив на него взгляд, многообещающий и кокетливый, она сказала:

— Отпусти рису на эти деньги.

Бакалейщик по походке и взглядам сразу определил, из какого сада этот плод. По виду ее и фигуре он догадался, какова она по натуре и что у нее за склонности. Он взвесил рис, завязал его в край ее чадры и заговорил:

— О *хатун! Ты опутала меня сетью миловидности и ранила стрелой изящества. Войди внутрь лавки, я отвешу тебе и сахару. Ведь кушанье из одного только риса без сахара невкусно, есть его неприятно.

— Мне нечем платить за сахар, — возразила она.

А бакалейщик ей в ответ:

У такой сладкоустой, как ты, справедливо ли требовать платы?

— Тот, кто почувствует вкус твоих сахарных уст, пожертвует за него тысячу жизней. Войди в лавку на краткий миг, на приятное мгновение, и моя жизнь станет сладостной в твоем обществе, моя душа вкусит с твоих губ пищу вечной жизни.

У тебя же столько сахара, — ответила она, — так зачем тебе мои уста?

А бакалейщик в ответ произнес:

Она прошла вперед, и бакалейщик дал ей немного сахару. Она завязала сахар в уголок чадры и уединилась с бакалейщиком. Ведь недаром говорят: * «Дирхем устраняет скорбь, *динар — ключ ко всякому желанию».

А у бакалейщика был подмастерье, человек далеко не благородный, бесстыжего нрава. Увидел он, что бакалейщик и жена крестьянина предались любовным утехам и чадра ее осталась без присмотра, взял да и развязал узелок в чадре. Он высыпал сахар и рис и насыпал вместо них землю. Когда бакалейщик и женщина, наконец, освободились, когда пришло к концу их уединение, жена крестьянина поспешно покинула лавку и отправилась домой.

Дома она положила узелок прямо перед мужем. Он развязал его, взглянул и увидел землю.

— Эй, жена! — закричал он. — Я вижу только землю!

Увидела жена песок и мусор и остолбенела от удивления, но потом нашлась, побежала в комнату и вернулась с ситом. Она высыпала землю в сито и стала ее просеивать.

— Что ты делаешь? — спросил муж.

— О муж! — отвечала она. — Мы должны раздать много милостыни. Благодаря твоей набожности меня миновало великое бедствие и большое несчастье. Когда я шла на базар за рисом, на меня налетел сорвавшийся с привязи верблюд с порванным поводком. Он сильно лягнул меня в спину, свалил с ног. Монета выпала у меня из руки, а я упала на землю. Сколько я ни искала потом, найти монету мне не удалось, так как это было в самой людной части города. Тогда я сгребла землю с того места, где упала монета, и принесла домой, чтобы просеять через сито, найти монету и купить рис,

Услышав это объяснение, муж оросил глаза слезами и воскликнул:

— Да будет проклята эта монета! Возьми другую, купи рис и выбрось землю!

— Я рассказал историю для того, — продолжал везир, — чтобы высокий разум шаха был осведомлен о хитрости и коварстве женщин, чтобы его благословенный ум — оплот справедливости и религии — удостоверился в том, что нет предела и границ лживости и обманам женщин.

Выслушав этот рассказ, шах приказал отвести шахзаде в темницу и отложить его казнь.

На третий день, когда на востоке показалось знамя войска дня, а черные стяги войска ночи скрылись за горизонтом на западе, невольница явилась к шаху. Она приблизилась к нему с *шафрановым лицом, спиной, согнутой, как обруч, под грузом бедствий, со щеками, орошенными слезами скорби, с сердцем, изнывающим от горя и тревог. Она стала притворно жаловаться и плакать: