Дане нравилось бывать у них дома. Все у них было каким-то особенным. Как-то по-своему - тонкий черно-зеленый сервиз для чая, натюрморт на стене, сладковатый запах книжных корешков, три больших стеллажа с книгами в гостиной - половину этих книг, правда, Дана не могла понять, они были на других языках. Сейчас она с трудом разбирала дарайские тексты, об остальных пока и речи не было. Впрочем, может, особенное только мерещилось ей. У Даны ведь не было своего дома. Когда-то был, вернее, лет до пяти, но об этом она уж не помнила совсем ничего. И о маме - почти ничего. Так, что-то теплое, щемящее. Как дом, помнился вирсен, потом тоорсен, ряды аккуратно застеленных коек, вышитые покрывала, девчонки сами их вышивали. А вот такого дома - с соседями, с кипящим на кухне чайником, бельем на веревке, буфетом и рядами книг - у Даны никогда не было.

Это ее не расстраивало. Она привыкла.

А может, этот дом и правда был необычным. Таких, как Моника, ведь немного. Таких умных, образованных, много повидавших. Ильш тоже был хорошим врачом, но он редко бывал дома, весь был погружен в свою работу. Моника в молодости бывала в Дарайе, работала там - она не распространялась, кем и как. Но теперь Дана понимала, кем, ведь с Дарайей нет никаких отношений, торговли, научных или еще каких-нибудь связей. Дейтрин если и может оказаться в Дарайе - то либо нелегально, либо в плену. В плену Моника, к счастью, не была. Да из плена и не возвращаются.

Моника не то, что жила в Дарайе, внедрялась как агент, нет, конечно, но она бывала там. Делала что-то. И на Триме она бывала, и не в одной стране. Сейчас, конечно, ее никуда уже не посылали. Она сидела и переводила книги.

— Послушай только, Дана! - говорила она, оторвавшись от компьютера, - какой чудесный писатель! - и читала вслух что-нибудь из триманских авторов. Дана с удовольствием копалась в старых альбомах фотографий, в древних книжках, чуть ли не на Старом Дейтросе еще изданных. Однажды из нижнего отсека шкафа выпала яркая, глянцевая книжка, очень толстая, полная картинок. Книжка была дарайская. Все надписи - по-дарайски. Называлась она "Каталог рассылки. Фирма Источник".

Дана полистала каталог - там были изображены разные вещи, подписаны их названия и какие-то цифры. Спросила Монику, что это такое.

— А-а, да это я из Дарайи привезла. Надо же, ты откопала, а я думала, что уже выкинула это давно. В общем-то, это нехорошая вещь, ее нельзя привозить было. Это каталог, по которому они покупают вещи. Ну вроде как у нас на базе берут, только за деньги. Знаешь же, что такое деньги?

Конечно, Дана знала, что это такое. Деньги существовали в Дарайе, на Триме и еще на некоторых мирах. Они мешали и разобщали людей. Если у людей мало денег или нет совсем - никто им не даст еду, одежду, не станет лечить. Если много - будь ты хоть идиотом, все равно тебя все будут уважать. Это было несправедливо и нечестно.

Но каталог листать было очень интересно. Вещи там показались Дане необыкновенно красивыми. Можно было воображать всяких древних принцесс и королев, которые сидели на таких роскошных диванах, носили такие одежды… Дана вообще любила читать про старые времена, дохристианские, когда еще были на Дейтросе короли, вожди, дамы в длинных сверкающих платьях. Тогда все было очень красиво, не скучно, не так, как сейчас.

Дана попросила у Моники разрешения забрать этот каталог с собой - раз уж он Монике не нужен. Та согласилась, но велела никому его не показывать, потому что вряд ли в квенсене Дане разрешат держать такую вещь.

Ивик уныло смотрела на слепую поверхность оконного стекла, безжалостно заливаемую сплошным ливнем. Ливень не прекращался с утра. Да что там, он уже неделю не прекращался. После зарядки квиссаны возвращались мокрые насквозь, и надо было переодеваться очень быстро, времени не оставалось совсем, сушилки были забиты. Полевые занятия и кроссы тоже были мучением, земля скользила под ногами, кажется, дождь стремился слепить все, что есть в мире, в единый скользкий мокрый ком глины.

Сейчас они по крайней мере сидели в сухом помещении.

— Ивенна!

Она вскочила, осознавая, что совершенно не слышала последней фразы преподавательницы. Сердце сжалось от ужаса, страх был таким, что Ивик опять не расслышала слов Лайзы иль Нуш.

— Что? - спросила она машинально.

Сухонькая, претенциозно облаченная в ярко-алый костюм преподавательница, протянула руку с указкой, словно намереваясь нанести Ивик удар острием в лицо. Конечно, ничего подобного она делать не собиралась. Просто жесты у нее всегда были немножко слишком патетические.

— Потрясающая бездуховность и бездарность! Просто потрясающая! И эти люди собираются определять будущее Дейтроса! И это на вас возложена великая ответственность нести свет искусства нам, убогим! Полное отсутствие интереса к величию предшественников! Поп-культура, вот что вы будете создавать. Беспомощная дарайская жвачка! Великие гэйны прошлого по крайней мере были высококультурными людьми, они интересовались хоть чем-то, кроме самих себя!

Лицо Ивик горело. Она глубоко и сильно ненавидела иль Нуш, этот идиотский предмет - родную литературу, великих гэйнов прошлого вообще и иль Катрана, о котором шла речь, в частности.

— Сядьте. Минус два! Итак, продолжим! Иль Катран, величайший поэт Старого Дейтроса, не имеет ничего общего с обывательщиной, конформизмом, всецело отдаваясь идее гармонии и великой вселенской целесообразности. Его произведения полны ощущением Возвышенного, Непреходящего, Вечного. Правда, устремление художника к Нездешнему и Близкому Совершенству не связано с его Содержанием, но форма, рождённая разумом поэта, столь Совершенна, что оказывается на пороге Абсолютного Содержания…

"Минус два", с тоской думала Ивик, теперь придется учить всю эту тягомотину наизусть и отвечать, да еще когда у литераторши есть время. А у нее никогда нет времени, она слишком возвышенна, она вся в искусстве! "Это вам нужно, а не мне", вспомнила Ивик, и ее скрутило от ненависти.

В последнее время казалось, литература стала главным предметом на втором курсе. Хотя она и была-то всего два раза в неделю. Ивик смотрела на Лайзу иль Нуш, не в состоянии воспринять ни единого слова из того, что она говорит. Ее вычурный, по заказу сшитый костюм, пылал ярко-алым костром. Из костра торчала увядшая длинная шея, на нее аккуратно насажена маленькая головка с крашеными волосами цвета меди, постриженными под горшок. Головка вертелась на дряблой морщинистой шее, напоминая голову уродливого грифьего птенца. Сходство довершал большой крючковатый нос.