Гостя отпускают. Он стоит злой, взъерошенный и хмурый.

– Есть у тебя чем рассчитаться, Валера? – спрашивает Тайга.

Растерянный Валера только хлопает кобылячьими глазищами.

– Тогда, конечно, придётся подставить попу, – констатирует «смотрящий».

Валера бледнеет, хотя в темноте это незаметно. В толпе проносится недоуменный ропот.

– Ну, получай, что причитается, – обращается Тайга к Власу.

Тот настороженно и выжидающе смотрит на каторжанина. Понимает: это лишь увертюра.

– Шевелись! – подбадривает Тайга. Время пошло. Мы тебя, конечно, не торопим, но и ты нас пойми. Нам ведь тоже кое-что причитается получить. С тебя.

Влас невольно отступает на шаг – и упирается спиной в стену из зэков.

– А как же ты думал, братка? – задушевно растолковывает дядя Коля. – За базар отвечать надо. Закосорезил ты, Москва. Закосорезил… Вообще-то я человек незлобливый. Если бы ты просто на меня отвязался, я бы, может, и простил. Ну, спросил бы для порядку. Как говорится, дал бы почувствовать братскую руку, отпустил бы хорошего «леща»… Но ты ведь «полосатую масть» офоршмачил. Народ не поймёт. Придётся и тебе становиться на четыре кости. И будет у нас завтра на зоне на две девочки больше.

Наступает тягостное молчание.

– Тайга! – вдруг начинает жалобный скулёж слесарь-должник. – Тайга! Ну давай решим как-нибудь по-мирному!

– Не надо было судьбу дрочить! – зло обрывает Тайга. – «Как-нибудь»! Вот сейчас и узнаешь, как таких нибуть!

– Дядя Коля, в натуре, – заступается Алихан, – может, замять это грязное дело? Ну, ты простишь этого «быка», а он – Витюху.

– А меня кто – Господь простит? У них с Таранкиным – личные разборки, а тут речь о чести каторжанской.

Но все уже понимают, чем закончится разыграный спектакль. В конце концов оплёванный москвич убирается из отряда несолоно хлебавши, без выигрыша, да к тому же принеся извинения «смотрящему» и арестантам за свой «косяк». Осуждённые расходятся: кто спать, кто опять к «телеку», кто обсуждать случившееся.

Тайга подзывает к себе Таранкина.

– Смотри, лох – последний раз! Ещё раз вляпаешься в блудную – лично порву тебе жопу на портянки!

И снова Тайга с Князем прикалываются колбаской да чайком в своих «аппартаментах».

– До Слоника дойдёт – «мутилово» может начаться, – говорит Алихан, поглаживая жёсткую щетину на подбородке.

– Хороший ты пацан, – похлопывает его по плечу Тайга. – Но выше фраера не подымешься. Многого не догоняешь. Ты что, в натуре считаешь, что зоной вертят все эти слоники, ёжики да бобики? Эх, Князь! Этих толстолобиков насовали на козырные места потому, что достойные каторжане нынче высовываться не хотят. Время смутное… Вот такую «урлу» и ставят «на положение». Пускай огольцы в авторитетов поиграют. Я бы и на отряд не пошёл. Люди попросили. Если Слоник захочет мне что-то предъявить, ему в момент хобот оборвут. Вот так. Ты по свободе помаракуй над тем, что я сказал. А сейчас кемарить пора. Нервная выдалась ночка.

Он подходит к окну и глядит во двор. Темно, пусто, мрачно. Накрапывает дождь.

– Да-а, праздничек…