— Вы знаете вашего отца?

— Нет! Я была еще совсем ребенком, когда он умер.

— И это здесь, в Покровском, вы получили воспитание?

— Да, я жила и живу у няни Ядвиги, еще у меня была гувернантка…

Оба замолчали.

Он первый возобновил разговор.

— Но если вы жили в этой деревне до сих пор, — сказал он, — то невозможно, чтобы вы в ней остались навсегда… Вы больше не ребенок… вы прелестная молодая девушка… Рано или поздно ваша мать, вероятно, рассчитывает взять вас к себе…

— О, да, — отвечала Ирена, — она мне обещала это вчера…

— Вчера?

— Она приезжала ко мне и два дня провела со мною… Сегодня, прогуливаясь одна по тем местам, где мы ходили с нею, я встретила вас…

— И я имел несчастие испугать вас и счастье с вами познакомиться.

Он слегка улыбнулся и прибавил:

— И вы скоро к ней поедете?

— Через пять или шесть месяцев она за мной приедет, и мы больше не будем расставаться.

— Конечно! Вы уже в таком возрасте, когда пора вас вывозить в свет, и вместе с тем настолько хороши, что не можете остаться незамеченной.

Он посмотрел на нее нежным взглядом, проникавшим в сердце молодой девушки, которое усиленно билось.

Ее неопытность, ее неумение скрывать свои чувства давали ему возможность ясно видеть, какое впечатление произвел он на нее.

— Это будет, — продолжал он, — большой и благоприятной переменой в вашей жизни, потому что вы, несомненно, должны очень скучать в этой глуши.

— Ужасно! — с искренним порывом отвечала она.

— Я это понимаю! Жестоко держать так долго вдали от общества вас, больше всех способную привести это общество в восторг.

— Это также и большое лишение для моей матери, которая меня обожает настолько же, насколько я люблю ее. Мы обе страдаем от необходимости этой разлуки, к счастью, приходящей к концу.

— Сообщала вам Анжелика Сигизмундовна свои планы на ваш счет в той новой жизни, которую она вам готовит?

— Я знаю только, — отвечала Ирена дрожащим голосом, поднимая на него застенчивый взгляд, — что она заботится о моем счастии.

— Счастлив тот, кому она его поручит! — сказал он, смотря на нее взглядом, приводившим ее в смущение.

Она опустила глаза, между тем как он прибавил тихим, проникающим в душу голосом:

— А для девушки вашего возраста счастьем называется…

Он на секунду приостановился:

— Замужество!

— Ах, вы знаете! — пробормотала она, вздрогнув.

— Нет… я угадываю. Это весьма естественная забота всех матерей, и подобная мысль вам, кажется, приходится по вкусу, что также очень естественно.

Ирена сильно покраснела. Она не отвечала, но ее молчание было знаком согласия.

Князь Облонский, вероятно, узнал все то, что ему хотелось, так как переменил разговор.

— Мне показалось, что, когда я вам назвал мою фамилию, вы сделали вид, что она вам уже знакома. Я не ошибся?

— Действительно, я ее знала, — просто ответила она.

— И это ваша мать произносила ее при вас? — с необычайною живостью спросил он.

— Моя мать?.. Нет! Но я знаю Юлию…

— Мою дочь? — вскричал он с удивлением.

— Да, мы в одном с ней пансионе.

Он вдруг остановился.

— Вы в одном с ней пансионе?

Взглянув на нее, он переменил тон.

— Вас зовут Ирена?

Ее имя, произносимое им, раздалось в ее ушах точно песнь любви и показалось ей таким нежным, будто она слышала его в первый раз.

Да и какая женщина может сказать, что знает свое имя, пока оно не произнесено устами любимого человека.

Князь повторил еще раз.

— Ирена! Вы должны именно так называться — это имя изящно и нежно. Действительно, моя дочь мне не раз говорила об одной из своих пансионских подруг… Это и есть вы!.. Мы непременно должны были встретиться в один прекрасный день. Между нами как будто уже существует что-то общее. Я знаком с вашей матерью, моя дочь знает вас.

— Я люблю ее от всего сердца! — горячо сказала Ирена.

Они достигли опушки леса. Уже сквозь редеющую листву деревьев видна была дорога, ведущая на ферму Залесской, видна была даже сама ферма.

— Вот мы и пришли! — сказала Ирена. В голосе ее послышались ноты сожаления.

Князь остановился.

— Вы здесь живете?

— Да.

— И тут проводите все время ваших каникул?

— Да.

Она как будто колебалась.

— Зайдите, князь, я вас представлю моей няне, чтобы она могла поблагодарить вас.

— Право, не за что, mademoiselle… За мою маленькую услугу я получил лучшую награду, так как имел случай с вами познакомиться и удовольствие проводить зас.

— Прошу вас, — прибавил он вкрадчивым голосом, взяв ее за руку, — не рассказывайте о вашем приключении… Это может возбудить страх в вашей няне… и из желания вам добра, она может помешать вашим прогулкам… Я имею привычку каждое утро гулять в этой стороне леса. Странно, что я до сих пор не имел удовольствия вас, здесь встретить.

Ирена слушала его, опустив глаза.

— Когда вы будете писать вашей матери, также не упоминайте, ей обо мне. Это сюрприз, который я хочу ей сделать при приезде в Петербург. Видите, взамен моей маленькой услуги я прошу у вас оказать мне целых две… Я еще остаюсь вашим должником.

Он пожал ей руку и, не дожидаясь ответа, удалился.

Ирена несколько времени не двигалась с места, поняв, что с этой минуты между ними есть тайна, что он указал ей способ и возможность свидания. Она не обратила внимания на то, что он не пригласил ее посетить ее подругу — свою дочь; зато она была уверена, что ее сон осуществляется, так как князь Облонский был, казалось ей, именно тот, кого она видела в том сне и кого ее мать, по всей вероятности, назначила ей в супруги, не желая ей его назвать. Что касается князя, то он, удаляясь, говорил:

— Дочь Анжель… Да это просто мщение? Однако надо признаться — она очаровательная девочка! Я сегодня прогулялся не даром.

В то время, когда князь Сергей Сергеевич Облонский беседовал с Иреной, в обширной столовой княжеского деревенского дома был уже накрыт завтрак на пять персон, так как мы знаем, что в это лето у князя гостила его старшая дочь Надежда Сергеевна со своим мужем, графом Львом Николаевичем Ратицыным, и Виктор Аркадьевич Бобров, которого мы видели в театре "Аквариум" вместе с доктором Звездичем.

Дома, впрочем, была только одна Надежда Сергеевна, которая и поджидала остальных, сидя с французской книжкой в руках, в покойном chaise longue, на громадной террасе дома, выходящей в роскошный цветник и утопающей в зелени тропических деревьев.

Сам князь ушел делать свою обычную прогулку пешком, а ее муж и сестра Юлия с Виктором Аркадьевичем уехали кататься верхом.

Надежда Сергеевна Ратицына, как и ее младшая сестра, была брюнеткой, со смуглым цветом лица, но несколько резкими чертами.

Услыхав топот лошади в прилегающем к цветнику парке, она оставила книгу и сидела в выжидательной позе.

Вскоре на террасу вошел ее муж. Граф Лев Ратицын происходил из старинной русской фамилии, и имена его предков были не раз занесены на скрижали истории. Эта оговорка о знатности его происхождения была необходима, так как иначе он мог быть вовсе незаметен.

Довольно большого роста, худощавый, с желтовато-бесцветным лицом, с ухватками семинариста, он нельзя, впрочем, сказать, чтобы был некрасив. Его даже можно было назвать недурным собою, если бы прямые, довольно правильные черты его лица не были лишены выражения и жизни. Не носи он громкого титула и не принадлежи к знаменитому историческому роду, он бы навеки остался незаметной личностью, о которой ничего не говорят и ничего не думают.

— Мой зять не совсем ловок! — говорил про него сам князь Сергей Сергеевич с иронической улыбкой.

Действительно, несмотря на то что он безукоризненно одевался по последней моде у лучшего портного, в его манерах, движениях было что-то резкое, угловатое.