Человек дошел до массивных, деревянных с толстым стеклом дверей Учреждения и остановился, видимо, достигнув цели своей прогулки. Стекла дверей совершенно замерзли, ну не единой щелочки, но человек преспокойно рассмотрел через эту пустяковую, даже просто несуществующую для него преграду милиционера в холле у лестницы и человека в штатском у столика с телефоном. Поджарый мог преспокойно пройти через такую немудрящую, без особых ухищрений дверь, но решил не пугать милиционера и позвонил, нажав кнопку. Пиджак его при этом задрался, а за шиворот влетело порядочно снега, но худощавый даже не поморщился.

Из молочного магазина наискосок, сквозь специально оттаянный ртом глазок в толстом слое льда на стекле за человеком наблюдали. Вернее, наблюдали не за ним, а за тяжелой дверью Учреждения, надеясь не пропустить момент, когда она откроется. Обычно можно было ждать и у самих дверей, но в сегодняшний мороз и продирающий до костей ветер... Брр!

Человек сквозь замерзшее стекло видел, как милиционер снимает крючок, а из магазина наискосок сквозь оттаянный глазок видели, что человек этот собирается войти внутрь, следовательно, и им пора покидать предварительные позиции. Милиционер из гордости не стал спрашивать, кто это там рвется, потому что время уже приближалось к девяти, и вот-вот должны были нахлынуть и сами работники Учреждения, да, наверное, один из них, первый, уже и стоял на улице. Дверь отворилась, милиционер понял, что ошибся. Такие здесь не работают, но рвать ручку на себя было уже поздно, да и неловко как-то: человек вот раздетый стоит, замерзнет еще, а потом неприятности, то да се... А из молочного магазина уже скользнула цепочка людей, державшихся за руки, хотя никто им этого и не советовал. Сами догадались.

- Вы к кому? - на всякий случай строго спросил милиционер. - Еще рано...

- К Федору Михайловичу, - ответил тощий.

- Конечно... Мороз... Входите.. . Только здесь еще никого нет.

- Как это никого нет? - удивился человек в сером, чуть помятом костюме.

- Вот именно? - поддержали его подоспевшие с другой стороны улицы. Как это никого нет?

Милиционер был молод и не боялся нападения, даже вооруженного, поэтому он отступил в сторону и начал пропускать желающих, раза два проговорив при этом:

- Еще полторы минуты...

- Полторы минуты, а тут никого? - задал кто-то нехороший вопрос.

Милиционер и сам сегодня был несколько удивлен. Обычно в это время кто-нибудь из работников Учреждения да приходил. Уж не праздничный ли день сегодня? Милиционер напряг свою память: нет, совершенно точно, день был обычный, будничный, приемный. Милиционер постоял у двери еще немного, но здесь ему больше нечего было делать, и пошел на свой пост, на котором, впрочем, делать ему тоже было нечего. Вдруг сверху, с лестницы скатился, да еще чуть было не сбил его с ног начальник транспортного отдела Учреждения, что-то крикнул неразборчивое и получил сверху ответ. Да как же это, растерянно подумал милиционер, ведь не входил никто. А тут еще секретарь начальника отдела капитального строительства тяжело вывалился из своей приемной. Там, чуть дальше, тоже захлопали дверями. И на втором, да и на третьем этаже... Отовсюду доносились звуки, означавшие, что рабочий день в Учреждении начался. Все пришло в движение. Милиционер расстегнул было кобуру, но даже не взялся за рукоятку пистолета и снова застегнул ее. Никто, вроде, не буянил, не кричал, не рвался и даже не просил о помощи.

Человек в сером костюме поднялся на второй этаж и повернул направо, к приемной Главного распорядителя абсолютными фондами. Он шел уверенно, словно знал дорогу, намного обогнав цепочку людей, выпорхнувших из молочного магазина на противоположной стороне проспекта, да это и не удивительно, ведь он и в холл вошел первым, да и побойчее был, пошустрее, попробойнее.

Худощавый заглянул в открытую дверь приемной и ласково сказал:

- Здравствуйте, Машенька!

- Ах, - ответила секретарь Машенька и запахнула домашний халатик из розовых махровых полотенец. А вот прическа у нее на голове была в совершеннейшем порядке, модная, и красивая, очень идущая к ее востроносенькому, чуть припухлому личику. - Ах! - повторила Машенька. Даже халат не успела переодеть. Вечно в спешке.

- Это ничего, - успокоил ее посетитель. - Так даже лучше. По-семейному, по-домашнему.

- Вы так думаете? - недоверчиво спросила девушка.

- Я знаю это точно, - ответил человек. - Федор Михайлович занят?

- Федор Михайлович еще не приезжал, - сказала секретарь и на ее лице уже не было домашнего выражения, а появилось служебное, хоть и приветливое, а все же чуть с холодком, но уж точно - деловое.

Секретарь на всякий случай заглянула в кабинет своего начальника, двери которого оказались не опечатанными и не на замке, и ахнула в третий раз. Главный распорядитель сидел за своим рабочим столом и, видимо, старательно изучал какие-то деловые бумаги. Машенька попробовала захлопнуть дверь, которая, вдобавок, была с небольшим тамбуром, двойная, но у нее ничего не получилось. А тут еще во всю противоположную стену приемной, закрывая собой картину "Научные работники на заготовке сенажа" одного местного, но известного и в столице художника, появилось зеркало, ровнехонькое, без единой волны, новехонькое, и в нем отразился Федор Михайлович за своим рабочим столом, видимый теперь всем, кто уже вошел в приемную.

"Что же теперь будет?" - в ужасе подумала секретарь Машенька, толкая взбесившуюся дверь, и на всякий случай, для самооправдания сказала, громко, надрывно, со слезой, чуть ли не истерикой в голосе:

- Федора Михайловича нет. Он сегодня не принимает!

Но все вошедшие в приемную видели, что Федор Михайлович есть, но вот будет ли он принимать - это еще являлось вопросом.

- Мария Георгиевна! - вдруг позвал Главный распорядитель. - Начинайте прием. Только проследите, пожалуйста, чтобы сегодня было не более тысячи четырехсот сорока одного посетителя. Больше не успею, хоть разорвись.

- Ах! - в четвертый раз сказала Машенька, она же Мария Георгиевна, и побежала я столу за списком, поискала его среди каких-то листочков, потом опомнилась и взяла в руки переплетенную типографским способом тетрадь, на которой золотым тиснением значилось "Список посетителей на прием к Главному распорядителю абсолютными фондами на двадцать шестое ноября". Сам список состоял из листов пятидесяти с лишним,

- Федор, - вызвала секретарь уже твердым голосом, окончательно справившись с волнением.

- Это я, - отозвался худой.

- Тут только имя, - чуть озадаченно сказала Мария Георгиевна. Розовый халатик очень шел к ней.

- Вполне достаточно, - сказал Федор Приклонов.

- Я тоже так думаю, - согласилась Мария Георгиевнам. - Прошу вас в кабинет Федора Михайловича. - Она, оказывается, слегка картавила, но от этого казалась еще милее,

- Чем могу быть полезен? - спросил Главный распорядитель и, приподнявшись, протянул вошедшему сухую, но крепкую и мужественную ладонь. - Федор Михайлович Приклонов, - представился он.

- Федор, - сказал сухощавый, ну в точь похожий на Распорядителя, и пожал ему руку.

Рукопожатие первого посетителя понравилось Федору Михайловичу. В него как бы влилась непоколебимая уверенность, что сегодня он всенепременно сможет принять тысячу четыреста сорок одного посетителя.

- Так чем могу? - еще раз спросил Главный распорядитель.

- Прошу прощения. Просьба совершенно пустяковая. Не согласитесь ли вы надеть пиджак и галстук?

Это Федор проверял настройку.

- Ах да! - воскликнул Федор Михайловича. - Завертелся совершенно. Верите ли, даже галстук нет времени завязать. Все дела, вопросы, решения, совещания... Простите, а мы с вами раньше не встречались? Уж очень мне знакомо ваше лицо. Так и кажется, что видел вас неоднократно.

- Мы с вами раньше не встречались, - с нажимом ответил посетитель.

- Жаль, очень жаль.

А Федор тем временем вытащил откуда-то коричневый галстук, уже завязанный широким узлом, немного перегнулся через стол, но не сдвинул при этом с места ни одной важной бумаги, отвернул воротничок рубашки Федора Михайловича, нацепил галстук, затянул, но не туго, да и не слабо, а в самый раз, и снова расправил воротничок.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: