- А ты то принесла?

- Да то, то, мама.

- Понимаешь, Афиноген Каранатович, в двух словах пересказать свой же рассказ, это все равно, что перед толпой раздеться, Стыдно, а главное, кажется, никому не нужно.

- Папа, - выглянула дочь. - Ты по физике можешь задачку решить?

- Сейчас, Оля. Сейчас решу.

- Так дай почитать! -почему-то обрадовался Афиноген.

- Да я же от руки пишу. Ты разве поймешь мои каракули?

- А ты не беспокойся, Федор Михайлович, пойму, если захочу.

- У него не фантастика, а черт знает что! - сказала Валентина.

- Не одна ты такого мнения придерживаешься, - согласился я. - Сейчас принесу. Хочешь, так поразгадывай.

Я вошел в маленькую комнату. Три дочерины подруги на мгновение стушевались, но тут же вновь зашушукались, чему-то засмеялись.

Вид комнаты являл собой купе спального вагона. Справа от двери письменный стол дочери, дальше кровать жены. По цельной стене - кровать дочери, шифоньер, моя кровать. Слева от двери -секретер, надстроенный до потолка частью со стеклами распиленного когда-то серванта. Между кроватями дочери и жены - глухая часть того же серванта - пенал для хранения белья. Два стула, возле стола и секретера, заключали обстановку. Больше здесь уже ничего нельзя было разместить при всем желании. Подруги, да н сама Ольга сидели на кроватях.

- Вы почему не разденетесь-то? - спросил я и понял, что это прозвучало как сигнал к отходу. - Да ладно. Сидите. Где задачка?

Ольга ткнула пальцем в раскрытый учебник.

- Вы тут, конечно, уже поломали над ней головы?

- Поломали, - ответила дочь.

- Не может быть, чтобы она не имела решения!

- Ответ, по крайней мере есть. А вот решение...

- Решим... Совместно будем решать или мне сначала одному?

- Совместно!

- Одному!

Мнения подруг разделились.

- Одну минуточку! Вы пока прочтите условия задачи. - Я повернулся к секретеру и вытащил из него тетрадь, толстую, в клеточку, 96-листовую. Займу сейчас Афиногена Каранатовича и к вам. - Я вышел в большую комнату.

Комната была проходной, с огромным проемом в стене между коридорчиком и кухонькой, с очень неудобной планировкой. Три кровати здесь было не разместить. Комнату занимала теща. Здесь стояли: пианино, телевизор, письменный стол Валентины и стенка в торце комнаты с книгами, проигрывателем и магнитофоном.

Когда-то, лет двенадцать назад, чуть ли не сразу после вселения в эту квартиру, мы поместили Пелагею Матвеевну в маленькую комнату с Ольгой. Но теща неимоверно, ужасающе храпела. Лишь одну ночь втихомолку проплакала в страхе внучка, и старуху вернули в проходную комнату. Конечно, больному человеку было здесь не сладко. Через комнату постоянно приходилось ходить, почти тут же гремели кухонной посудой. Правда, немного скрашивал жизнь старухи вечно включенный телевизор.

Дочь подросла и спать с нею в одной комнате казалось мне мучительно стыдном. Но другую квартиру раз за разом не давали. Что-то сюрреалистическое было в этих предложениях, комиссиях, посещениях лиц, которые намеревались сюда вселиться. Они нисколечко не стеснялись хозяев, вслух "расставляли" свою мебель по углам и вдоль стен. Это было противно слушать, но я их понимал. Я и сам расставлял мебель в каждой вновь предлагаемой квартире, правда, лишь в своем воображении. Странными казались мне и причины отказов, когда я словно в заколдованном круге ни от кого не мог добиться ответа. Каждый раз мы с женой решали не поддаваться больше на провокации, жить себе и жить здесь, но проходило время, злой волшебник снова предлагал нам квартиру, и когда мы решали, что уж на этот-то раз все будет в порядке, начинали упаковывать вещи, непонятное насыщало атмосферу вокруг нас, и я тыкался как слепой котенок в приемные и кабинеты, выслушивая ничего не значащие обещания, успокаивания и еще что-то, названия чему я не мог придумать, и все закручивалось в какой-то постыдной карусели, откуда меня в конце концов выбрасывало центробежной силой,

И тогда я покупал бутылку водки, начинал считать себя человеком, освобождался от всего нелепого, что успевал нацепить во время квартирной эпопеи. По ночам меня мучил тещин храп. Каждый вечер, ложась в постель, я уже ждал этого храпа, боялся, ненавидел и потому лишь настраивал себя на него. Уже много лет я не спал нормально. Но когда впереди не было никакого просвета, я чувствовал себя все же увереннее, тогда я не расслаблялся.

- На вот, - сказал я Афиногену, -в конце там...

- Вам какую-нибудь закусочку соорудить? - спросила Валентина.

- Нет, благодарствую, - серьезно ответил Афиноген, - сейчас я очень занят необходимейшим делом, так что выпивки не принимаю.

- Ох, уж и занят! Что же это за дело, если не секрет?

- Да никакого секрета и нет. Жилплощадь вот для фантаста пробиваю.

- Пробьете вы! - развеселилась Валентина. - Сидите уж...

- Я серьезно, Валентина Александровна.

- У вас только с бутылкой дело серьезно.

- Нет, нет. Никаких бутылок. Правда, Федор Михайлович?

- Правда, Афиноген Каранатович, - согласился я.

Работать, работать надо было!

В это время задремавшая было старуха дико всхрапнула. и проснулась. На экране телевизора продолжали бегать хоккеисты.

- Федя, это ведь Испазита? - как ни в чем не бывало спросила она.

- Да нет же! - рассмеялся я. - Эспозито играет в другой команде.

- А че смеешься... Я же вижу, что Испазита.

- Ну пусть Эспозито.

- Валя, ведь это Испазита?

Почему-то из всех хоккеистов Пелагея Матвеевна помнила лишь одного Эспозито.

- Ах, мама, мне не до хоккея.

- Конечно, Испазита, - убедила себя старуха. - Смеются еще...

- Читай, - сказал я Афиногену и снова отворил дверь в маленькую комнату.

Что-то у девушек вид был совершенно неподходящий для решения задач по физике.

- Ну, как дела с задачей? - спросил я.

- Никак.

- Давайте смотреть. Где она? Так-с... Так-с... А что такое фокальная плоскость? А... Ясно... А это линейчатый спектр?.. Странно... Тогда решетка должна быть.

- Так она и есть! - сказала Ольга.

- А! Ну, так тогда все ясно.

Через минуту задача была решена. Причем я лишь задавал наводящие вопросы, большей частью для самого же себя.

- А! - воскликнула Ольга, - 3адачка-то ерундовая! И с ответом сходится.

Подруги меня явно стеснялись, и я поспешил уйти. В большой комнате уже сидела соседка. На лбу Пелагеи Матвеевны лежало мокрое полотенце.

- Пошли в кабинет, - сказал я Афиногену.

- Идите, идите, - напутствовала нас Валентина.

- Ой, я, наверное, помешала? - заволновалась соседка.

- Нет, нет, - возразила Валентина. - Им там удобнее.

6

Кабинетом я вполне серьезно называл кухоньку, крохотную, два метра на два. Но здесь все-таки можно было уединиться.

- Так что у тебя, Федор Михайлович, с квартирой?

- Ерунда, - отмахнулся я.

- А все-таки?

- Да, понимаешь, мы ведь живем в заводском доме. И в случае, если я съеду отсюда, завод немедленно вселит в квартиру своего очередного.

- Логично, - кивнул Афиноген.

- А Учреждение тоже желает поселить сюда кого-нибудь из своей очереди. Раз мне Учреждение дает, то уж старую квартиру ему за это подавай непременно.

- Так ведь у Учреждения, вроде, никаких прав на нее нет.

- Нет, - согласился я.

- В чем же тогда дело?

- Геннадий Михайлович не может дарить мне четырехкомнатную, да еще заводу двухкомнатную.

- Да что же он дарит заводу? Его же собственное? И при чем тут дарить?

- При всем при том. Непосильно для Учреждения так разбрасываться квартирами.

- Тут мой стариковский ум ничего понять не может. Тебе обещали квартиру?

- Обещали. Резолюция горисполкома даже есть.

- Так в чем же дело?

- Там написано об улучшении жилищных условий писателя Приклонова.

- Ну?

- А если мне дадут новую квартиру, а старую заберет завод, то получится, что я получил новую квартиру, вместо того чтобы улучшить.