– Я могу дать работу каждому бедняку в городе, – продолжал Элдон, но его улыбка стала немного поуже

– Ты уже дал им работу, – рассмеялся Казимир. – Как насчет того, чтобы за нее заплатить?

– Он считает, что умеренная порка – это достаточное вознаграждение! – вставил Гастон.

Элдон замахал руками пытаясь возразить.

– Работа, которую я предлагаю, будет хорошо оплачена звонкой монетой! – воскликнул он. – Сокровищ в нашем городе хватит на всех.

– Главное сокровище Гармонии – люди, а не золото, – с негодованием прервал его Казимир. – Сколько нынче на рынке дают за живую душу, Элдон? Ты должен это знать.

– Я предлагаю не деньги, а процветание, – не сдавался Элдон Комистев. – В моей Гармонии сосед будет помогать соседу, богатый – бедному.

– И все это – под страхом смерти или наказания, – вставил Равеник.

– Моя Гармония заживет как одна счастливая семья, – возразил потрясенный Комистев.

– Гастон был бы деспотичным мужем, а ты станешь тираном-отцом, – вскричал Казимир. – Людям нужно служить, а не подавлять их, силком навязывая процветание!

Зрители снова разразились громкими аплодисментами. Прежде чем они затихли, горячий диспут продолжился. Луна поднималась все выше в небе, и разоблачения Казимира становились все более острыми и едкими. Всякий раз он был на острие атаки, громя очередного претендента под аплодисменты собравшихся. Четверо бардов все сильнее и сильнее озлоблялись, чувствуя неподдельную ненависть к острому на язык и находчивому незнакомцу. Каждая выпушенная Казимиром стрела точно попадала в цель, и трубадуры скалили клыки в предвкушении момента, когда настанет черед Раненого Сердца отвечать на вопросы. Раненое Сердце, почему именно ты лучик; других подходишь для того, чтобы править Гармонией?

Казимир выдержал паузу, добиваясь всеобщего внимания.

– Мое сердце принадлежит моему народу.

Гастон Олайва первым бросился в атаку.

– Не оказало ли ранение в сердце разрушительного влияния на твои мозги?

– Треснувшая голова лучше, чем вообще никакой… впрочем, тебе этого не дано понять.

– Спятившие правители принимают сумасшедшие решения! – прокричал Гастон, перекрывая смех.

– Наш Зон Кляус мастер подобных решений: под его правлением богатые становятся богаче, а бедные – беднее. Может быть, мое сумасшествие поможет мне помнить о богачах, не забывая о бедных.

– Как ты заработал ранение в голову? – едко поинтересовался Элдон. – Может быть, ты слишком часто бился ей о стены?

– То, что ранит мое сердце, ранит и мой разум, – парировал Казимир. – Если бы в твоей груди было сердце, а не обугленная головешка, и ты чувствовал бы то же самое.

– Почему ты прячешь лицо под маской? – спросил Хейндал.

– Лица лгут, мой добрый Хейндал, сердца говорят правду. Надеюсь, что твое лицо убедительно лгало сегодняшней ночью, пока я говорил своим сердцем.

– Ты ненавидишь нашего любимого Кляуса, не так ли? – вставил Равеник.

Казимир заколебался, прижимая к сердцу руку в перчатке.

– Я люблю… – начал он, и голос его дрогнул. Он откашлялся и продолжил:

– Я люблю Зона Кляуса так сильно, как если бы я был его единственным сыном. Что касается тебя, Равеник, то разве стал бы ты пытаться отнять у него власть, если бы любил нашего Верховного Мейстерзингера?

– Достаточно! – прозвучал над сценой и над рядами слушателей глубокий голос Зона Кляуса.

Он шагнул вперед и сделал знак состязающимся отступить в тень. Затем, как и в первый раз. он стал по одному вызывать менестрелей вперед. Собравшиеся, многие из которых из года в год посещали турниры трубадуров, встречали каждое имя аплодисментами. Когда овации затихали, Кляус что-то записывал в своей книжице. Симпатии публики распределились между первыми четырьмя бардами примерно поровну. Оставался только Казимир. В толпе раздавался неутихающий глухой ропот.

– Мастер Раненое Сердце!

Раздавшийся в ответ оглушительный рев не оставлял никаких сомнений. Раненое Сердце выиграл второй круг состязаний.

Казимир в одиночестве сидел за угловым столиком “Кристаль-Клуба”, когда рядом с ним раздался знакомый голос.

– Вот не знал, что певец, которого я никогда не учил, окажется столь хорош!

Казимир поднял лицо в маске и увидел черноволосого мужчину. Усы его слегка шевелились в улыбке, а в монокле играли огоньки свечей.

– Добрый вечер, мастер Люкас. Надеюсь, я не посрамил вашего имени.

Глаза Геркона Люкаса зловеще сверкнули в полутьме пещеры:

– Я воздержусь от замечаний, и приберегу свое мнение до завтра, когда ты станешь Мейстерзингером.

Когда ты станешь Мейстерзингером. Эта фраза отозвалась в голове Казимира, и он почувствовал легкое головокружение. Он планировал месть, он не собирался править Гармонией. Ему и в голову не приходило, что дело может зайти так далеко.

– Наверное, мне придется намеренно уступить в состязании. Вы же сказали мне, что должность Мейстерзингера станет напрасной тратой моего таланта, – заметил Казимир.

– Если, Раненое Сердце, – сказал Люкас, опускаясь рядом с ним в мягкое кресло. – Если ты выиграешь состязание, все равно, честным или нечестным путем, эта служба станет напрасной тратой твоих способностей. Но если ты проиграешь, тебе нечего будет тратить.

– Ну что же, выигрываю я или проигрываю – все отражается на моем учителе. Возможно, если бы вы на самом деле позаботились о моем воспитании и подготовке, титул Мейстерзингера уже давно был бы моим.

Вместо того чтобы продолжить перепалку, чего Казимир отчасти ожидал, легендарный певец некоторое время молчал. Его глаза заблестели сильнее, а на губах появилась любопытная улыбка.

– Если ты выиграешь, мастер Раненое Сердце, мы поговорим о твоем образовании.

Он снова помолчал, потом указал на пустые ладони Казимира.

– Ты сегодня не пьешь?

– Плохо для горла, – Казимир потер шею.

– Действительно, очень плохо, – с понимающим видом кивнул Люкас. – Ну хорошо, я должен уйти. А ты должен поберечь свое горло.

Он поднялся и быстро ушел в полумрак таверны.