Мы сбросили с себя грязную одежду и полезли в озеро. Вокруг свирепствовала буря, дождь лил, как из ведра, а высоко в небе сверкали молнии. На наше счастье в хижине нашлись высушенные корни "мыльнянки", благодаря которым мы наконец смогли избавиться от отвратительного запаха, который преследовал нас всю дорогу.

Все наши вещи были безнадежно испорчены. Мы раздели степняка, распотрошили его дорожный мешок и кое как поделили добычу. Мне достались ужасно грязные кожаные штаны, шерстяная безрукавка, сапоги и плащ Химона настолько широкий, что я мог бы обернуться им два или даже три раза, а Холин нацепил на себя высокие сапоги степняка, цветные шаровары, рубашку из тайника и тяжелый панцирь из грубо выделанной кожи.

Видимо кочевники не стали охранять поля и оставили сторожей только на тракте, потому что, пробираясь огородами мы больше никого не встретили. Сначала мы шли осторожно и пугались каждого шороха, но потом, когда в свете молний удалось рассмотреть стены Пауса, забыли о страхе и прибавили шагу. В городе знали о нападении. Отправленный владыкой скороход успел проскочить мимо вражеских дозорных. Ворота оказались заперты, но после долгих уговоров стража впустила нас. Сначала они странно косились на моего спутника, который очень напоминал молодого степняка, пока один из солдат его не признал.

- Холин - это ты что - ли? - удивленно спросил он.

- Я, дядька Полун.

- Откуда ты взялся, пропащая душа? Твой отец уже решил, что больше сыночка не увидит.

- Мы из монастыря идем. Его кочевники захватили.

- Ты сам их видел? - быстро спросил стражник.

- Конечно, - с гордостью ответил мальчишка, - не только видел, мы с другом даже убили двоих.

Часовой почесал затылок и повел нас к начальнику.

Нас допрашивали до самого рассвета. Оказывается, в городе знали только то, что степняки напали на монастырь. Живущие снаружи крестьяне и торговцы сразу сбежали за стену побросав имущество и ничего интересного рассказать не могли, поэтому нашу историю об обороне монастыря готовы были слушать снова и снова. Мы были единственные кто сумел обойти заслоны и добраться до ворот. Получалось, что кроме нас рассказать о том, что твориться за стеной было некому.

По дороге в Паус я попросил Холина никому не говорить о том, что я принадлежу к монашескому ордену. Теперь, когда все мои наставники погибли, а обитель, которая стала мне родным домом разрушена я больше не желал возвращаться к прежней жизни. Меня в городе никто не знал, и я наивно полагал, что одинокому мальчишке будет нетрудно затеряться на дорогах королевства. Казалось, что моя мечта о жизни в миру может легко осуществиться. Чтобы избежать лишних вопросов я сказал на допросе, что перед самым нападением степняков нанялся в услужение к знатному воину Химону, которого прислали охранять владыку.

Семья Холина жила в квартале городской стражи в небольшом доме с одним окном, выходящим на улицу и вонючую сточную канаву. Не могу сказать, что нашему появлению здесь сильно обрадовались, но, когда Холин показал трофейное оружие и одежду, взятую у мертвого степняка отец разрешил нам остаться.

- Снимайте с себя все и ступайте мыться, - проворчал он, - потом мать вас накормит.

Благодаря корням мыльнянки от нас уже не так явно разило нечистотами, но все-равно запашок был не очень. Я подумал, что нас отправят в баню, но Холин подвел меня к корыту с мутной водой, из которого минуту назад пила худая свинья, и дал в руки обмылок.

- Зачем твой отец забрал у нас одежду? - спросил я.

- Он ее продаст на базаре, а нам принесет какую-нибудь рвань, - весело ответил мальчишка.

- Кто ее купит, - удивился я, - она же вонючая и грязная?

- Не скажи, - не согласился мальчишка-стражник, - сапоги и шаровары кочевника совсем новые, да и плащ Химона хорош, а грязь и отмыть можно.

Я беспокойно огляделся. Видимо в этих трущобах подобное обращение с чужим имуществом было в порядке вещей. Получалось, что я оказался в полной зависимости от отца Холина. Без одежды не спрячешься и не сбежишь.

- Да ты не бойся, - новый знакомый хлопнул меня по плечу, - без штанов не останешься.

- Плащ жалко, - признался я.

Мальчишка наклонился к моему уху и прошептал, - зато деньги из хижины я припрятал, потом поделим.

Без вещей я чувствовал себя слабым и беззащитным, но видя, как беззаботно веселится Холин постарался прогнать гнетущие мысли. Я не знал законов этого мира, поэтому он казался мне бестолковым и опасным. Со временем это пройдет, к жизни в монастыре я тоже привык не сразу.

Мы долго плескались в корыте. День выдался на удивление солнечный и в маленьком дворике было тепло, как летом. Мать юного стражника, полная хмурая женщина, накормила нас пустой похлебкой из капусты. Наевшись и обсохнув на солнце, мы присели на лавочке у двери.

- И что теперь будет? - спросил я.

Холин закинул руки за голову и вытянул длинные худые ноги.

- Отец сказал, что город набирает ополчение. После базара он пойдет к начальнику стражи и продаст нас ему за две серебряные монеты.

- Зачем? - возмутился я, - не хочу, чтобы меня продавали!

- Почему? - удивился Холин, - в ополчении хорошо кормят.

Я хотел возразить, но потом передумал. Признаться, отправляясь в Паус я совершенно не представлял, чем буду заниматься. Других знакомых кроме юного стражника в городе у меня не было, а бродить по улицам без сопровождающего было опасно. Знакомый охранник, которого мы встретили у ворот, рассказал Холину, что стража получила приказ забирать в ополчение всех без разбора. Первым делом они собирались переловить городских бродяг. Получалось, что так или иначе я все равно попал бы в армию.

- Одну монету отец заберет себе, - рассуждал вслух юный стражник, - а вторую отдаст нам. Потом проедим ее в харчевне. Тут недалеко вкусные лепешки пекут со шкварками, я тебя отведу. Станем охранять город и отомстим кочевникам за твоего Химона.

Я смотрел на Холина и думал о том, что, возможно, в моем случае действительно будет лучше затеряться среди наемников. Конечно я не ожидал, что кто-нибудь будет искать пропавшего послушника. Настоятелям других монастырей нет дела до чужих "заблудших овец" и все-таки лучше затаиться на время. Великие мудрецы писали, что в трудную минуту нужно отдаться на волю волн, потому что только боги знают куда вынесет твою лодку.

Отец Холина вернулся с базара в хорошем расположении духа, видимо выгодно продал наши вещи. Он ни слова не говоря бросил нам большой сверток и сразу прошел в дом. Одежда, которую он для нас выменял наверно раньше принадлежала какому-нибудь бедняку, она оказалась не только сильно поношенной, но и чиненной в нескольких местах. Штаны и рубашка пришлись мне как раз впору, а вот куртка была немного велика. Холину повезло меньше, ему куртку покупать не стали. Юному стражнику пришлось влезть в старую, из которой он вырос год назад. На наше оружие никто покушаться не стал. В квартале городской стражи к этому вопросу относились серьезно и с пониманием. Добытые в бою трофеи мы поделили поровну Холин забрал себе кожаный панцирь и короткий кривой нож, а я саблю кочевника. Кинжал, которым я убил степняка тоже остался при мне.

Нас действительно продали в ополчение. Холин напрасно ждал обещанную серебряную монету, отец выдал ему пару медяков и пригрозил побить, если мы не явимся на службу до полуночи. Порядки, царящие в квартале стражников, странные взаимоотношения в семье и торговля собственными детьми были для меня в диковинку. Конечно в свое время отец тоже собирался продать меня в носильщики, но тогда речь шла о выборе жизненного пути и будущем ремесле. Он вынужден был следовать традициям и сам мучился от этого. Но здесь в квартале стражников подростков сдавали в аренду на время словно старый плуг или ручную тележку.

- А что здесь такого? - сказал Холин, когда мы наконец покинули его "гостеприимный" дом и отправились искать свой отряд и нового командира, - дети стражников идут на службу с 14 лет, а родители забирают себе половину их жалования. Моего отца тоже, когда-то продали и деда, и прадеда. Никто не станет слушать мальчишку и совсем другое дело, когда за тебя придет просить взрослый мужчина. Ему легче сторговаться с нанимателем и не продешевить.