- Я совсем не устала, - сказала Алёнка.
- В машине душно, - сказал я. - А потом… - я взглянул на мальчишку, - водитель не внушает доверия…
Глаза у отца стали весёлыми. Он поблагодарил мужчину и взвалил рюкзак на плечи.
Мальчишка усмехнулся, перевёл рычаг, и машина плавно тронулась, но тут же снова остановилась.
- Покажите вашего Деда, - попросила женщина.
Отец свистнул: из-за кустов вымахнул Дед и подбежал к машине. «Волга» не произвела на него никакого впечатления. Обнюхав колесо, он небрежно поднял заднюю ногу.
- Какая прелесть, - улыбнулась женщина.
Я видел, как мальчишка повернул зеркальце, и в нём отразилась Алёнка во весь рост.
- Рыбачите? - спросил отец.
- Ищем одно заветное озеро…
- Приезжайте к нам в Островитино, - сказал отец. - Без рыбы не уедете.
- В Островитино? - Мужчина и женщина переглянулись.
- Приедем, - взглянув на Алёнку, ответил мальчишка.
Мужчина помахал рукой, и «Волга» умчалась. Глядя вслед, я подумал: «Почему у них нет никакого талисмана? У многих частников обязательно что-либо болтается у лобового стекла: обезьянка, куколка. Или сзади лежит тигр, а то и царь зверей - лев».
Снова мы шагаем по шоссе. Солнце припекает спину, затылок. Хорошо бы всё бросить и остаться в одних трусах. И выкупаться бы в речке. Сколько их нам попадается на пути. А потом поваляться на берегу, хотя бы с полчасика… Наверное, вода уже тёплая. По тому, как отец озирается по сторонам, я понял, что скоро привал. Отец место выбирает… И когда успел этот пацан научиться водить машину? Небрежно двигает рычагами, будто сто лет за рулём. Это, конечно, мужчина дал ему временно повести. Была бы у нас машина, я тоже мигом бы научился. И не хуже его гонял бы по шоссе.
- Он в тебя втрескался, - сказал я Алёнке.
- Кто? - равнодушно спросила сестра. Вот притвора! Будто не знает!
- Этот, что на «Волге».
- Я, кажется, ногу натёрла, - сказала Алёнка. Она и вправду прихрамывала.
Деду тоже жарко: рот раскрыт, и красный язык висит почти до самой земли. Устал Дед. Вот уже который раз он срывается с места и далеко убегает вперёд, а потом плашмя ложится на землю и поджидает нас. Мы проходим мимо, а Дед всё лежит, только голову поворачивает нам вслед. А потом догоняет. А что, если мне так припустить? А потом плюхнуться на траву, пока не подойдут отец и Алёнка.
Дед встал поперёк дороги и стал лаять на отца: не пора ли отдохнуть, выкупаться? Дед любит купаться. Его не надо уговаривать - сам бултыхнётся в воду. Когда Дед плывёт, только голова и хвост отдельно виднеются. Дед очень беспокоится в воде. Ему всё время кажется, что мы вот-вот утонем, и он вертится рядом, готовый в любую минуту спасти нас.
Я чуть было не налетел на отца: не заметил, как он остановился.
- Привал, - сказал отец.
Глава вторая
Мы с отцом стоим напротив дома и смотрим на него. Дом на нас не смотрит. Он слепой - окна заколочены досками. Алёнка упала на траву и лежит, закрыв глаза. Она здорово устала. Дед куда-то удрал. Знакомится с окрестностями. Дом почернел от старости и подался вперёд, будто его подтолкнули с той стороны. На трухлявой крыше вырос зелёный мох. Вместо трубы цинковое ведро без дна. В ведре сквозная дырка, словно из винтовки пальнули. Когда-то к крыльцу вела тропинка, теперь она спряталась в траве. Одна ступенька провалилась. Дверь без петель, зато на ржавых дужках красовался большой новый замок.
В этом доме родился наш отец. Здесь жили наши дедушка и бабушка. А когда они умерли, в доме никто не жил. Сиротой он стоял на берегу огромного озера. И вот теперь мы будем жить в этом доме. Всё лето. Отец говорил, что вокруг дома фруктовый сад. Сколько я ни озирался, никакого сада не увидел. Кругом берёзы и сосны. И кусты. Я никогда в деревне не жил, но и то знаю, что на берёзах яблоки и груши не растут. И отец ещё говорил, что рядом с домом голубятня. Когда он был маленький, любил голубей гонять. Голубятни тоже не было. И голубей. В стороне притулился старый дощатый сарай. Он просвечивал насквозь. На берёзе сидела большая птица и с любопытством смотрела на нас. Она была белая с чёрным. Птица поворачивала голову то на один бок, то на другой.
- Здравствуй, - сказал отец. Я оглянулся: никого нет. Это отец с домом поздоровался. Он даже соломенную шляпу снял, а вот тяжёлый рюкзак сбросить забыл.
- На чердаке валялся старый граммофон, - сказал отец. - Я в трубу поджигалку прятал…
- Поджигалку? - спросил я.
- А когда парнем был, через это окно ночью в избу пробирался.
- У тебя родители были строгие? - спросила Алёнка.
Отец не с нами разговаривал - с домом. Я знал, что отец любит этот дом, озеро, лес. Раньше он часто приезжал сюда, когда живы были бабушка и дедушка. И они к нам в Ленинград приезжали. Только я их плохо помню. Дедушка был большой и бородатый, а бабушка маленькая, в платке. Она вязала. Носки - мне и Алёнке. Отец часто нам рассказывал про эти места. «Какой к чёрту юг, - говорил он, - наша средняя Россия лучше всякого юга… Вы слышали кукушку после дождя? Где ещё увидишь такие сосны, берёзы? А озёра… Ничего этого югу и не снилось!» Но мама не хотела в деревню. Её почему-то тянуло на юг. И отец каждую весну уезжал с ней в Сочи. Он не спорил с мамой. Она была больна.
И вот наконец мы собрались на родину нашего отца… Да, а где ключ от дома?
Ключ, конечно, отец забыл. Ключ привёз нам в Ленинград знакомый лесник из этих мест. Он и замок навесил на дверь. К нашему приезду. Мы подёргали замок. Его и топором не собьёшь. Отец потянул за петлю, дверь немного отошла. Можно протиснуться. Из сеней пахнуло сыростью. Сквозь дырявую крышу голубело небо. На чердаке кто-то недовольно пискнул и захлопал крыльями. Где-то отец прятал в граммофонную трубу поджигалку. Интересно, сейчас она там?
В сенях темно, наши ноги наступают на что-то скользкое. Уж не грибы ли выросли на полу? Отец берётся за ручку, дёргает и отлетает вместе с ручкой к стене. Тут же сразу что-то тяжёлое со звоном падает на пол.
- Что за чертовщина, в свой дом не попадёшь, - говорит отец, отодвигая ногой упавшее со стены цинковое корыто.
- Через окно, - посоветовал я, - как раньше…
Мы камнем отбили доски, которыми были заколочены окна. Стёкол не оказалось, одни рамы.
Отец подсадил меня, и я забрался в дом. В комнате тоже пахло сыростью и плесенью. Из угла мрачно смотрел высокий резной буфет со стеклянными дверцами. На одной из полок стояла огромная пепельница: зелёный дракон разинул красную пасть. На квадратном обеденном столе - слой пыли толщиной в палец. Я ещё никогда столько пыли не видел. На полу, где я прошёл, остались следы. Я услышал шорох и остановился: тут кто-то живёт!
В доме жила крыса. Большая, усатая. Она тоже смотрела на меня с любопытством, как та птица на дереве. Мне захотелось снова очутиться на улице, где светло и солнечно.
Одна крыса на человека не посмеет напасть. Другое дело, если их много. Крыса сидела у порога и двигала усами. Я кашлянул - крыса шевельнула хвостом. Я сделал осторожный шаг. Крыса села на задние лапы и стала умываться. Такое нахальство меня разозлило. В конце концов, я человек. Царь природы!
- Брысь в подвал! - гаркнул я и притопнул ногой. Крыса подскочила, хрюкнула и вдруг исчезла, будто и впрямь провалилась под пол. Я подошёл к двери и толкнул её. Дверь, протяжно и уныло скрипнув, отворилась.
- Ты с кем разговаривал? - спросил отец.
- С крысой, - ответил я.
В дверь просунулась Алёнкина голова.
- Почему Деда не позвал? Он бы живо с ней расправился.
- Неизвестно, кто бы с кем расправился… Крыса-то с Деда.
Отец отворил дверь в другую комнату. Сквозь доски, которыми было заколочено окно, светило солнце. На полу лежали жёлтые полосы. В комнате стояли две кровати, круглый раздвижной стол, большой платяной шкаф. Над дверью лосиные рога. Отец сказал, что этого лося в молодости застрелил дедушка. Из берданки. На стене ковёр. Кто нарисован на ковре, я так и не разобрал. То ли тигр, то ли лев. А может быть, витязь в тигровой шкуре?