— Не надо.

— Почему это не надо? — заинтересовался он. — Это что, еще и какое-то противоправное деяние? И ты меня в него втягиваешь?

Ёлка, до того тихо переживавшая в углу дивана, зло пихнула ногой стул. Он громыхнул, отлетая в сторону Умницы.

— Ты что?! — заорал он. — Сдетонирует!

— О, — слегка улыбнулась Ёлка. — Разбираешься!

— Умница, — попросил я, — давай установим очередность. Сначала ты снимаешь с меня эту дрянь. А потом я тебе все рассказываю. Потому что если пояс взорвется в середине повествования, ты же еще успеешь расстроиться. Это как от интересной книги последние страницы оторвать.

— Гы, — осторожно сказал Умница, услышал себя со стороны, вдохновился собственным мужеством, лихо швырнул на колени Ёлке свою траурную шляпу и подошел ко мне.

Сначала он ходил вокруг, внимательно рассматривал пояс и постепенно сужал круги. В глазах его появилось любопытство, потом азарт. И я понял, что процесс пошел, больше уговаривать его не придется. А Умница интимно бормотал моему поясу какие-то бессвязные слова, среди которых я уловил: «Ах ты такой, да?.. Ну нет, это ты перемудрил… А тут уже просто…» Он вдруг вскинул руку в сторону Ёлки и коротко приказал:

— Пинцет!

Ёлка послушно метнулась и вложила ему в ладонь инструмент. Умница кивнул и начал прихватывать им края пояса, пытаясь заглянуть внутрь, а потом, вдруг, взвыл и отшвырнул пинцет:

— Что это на нем? Что ты мне подсунула? Что это? Кровь? Чья?

— Пся крев, — пожала плечами Ёлка.

— Мы тут с Ёлкой операцию делали, собаку зашивали, — сказал я примиряюще.

— Опять собака?! — возмутился Умница. — Ну это уже черт знает что такое! Не ожидал от вас!

Он еще пару минут попринюхивался к поясу, потрогал застежку отмытым Елкой пинцетом, затем резко выпрямился и радостно сообщил:

— Примитивная конструкция. Фуфло. Не взорвется. Иди снимай. Только, знаешь, лучше отойди подальше. На всякий случай. Я, все-таки, не профессионал. Но ты не бойся, не бойся. Ступай. Шансы на ошибку маленькие.

— А насколько маленькие? — спросил я.

— Да совсем маленькие! А вообще-то, откуда я знаю? Это интуитивная оценка.

— Ну и отлично, — кивнул я, промывая сосуды остатками адреналина, — от Ёлки мы отойдем, но вместе.

Умница обиделся:

— Ты, Боря, не дури. Давай, все-таки, соблюдать технику безопасности. Пояс примитивный, взрывается только от внешнего сигнала. Поэтому, когда снимешь, там его и оставь, где снял. А к застежке, между прочим, вообще никаких проводов не подведено — мог бы и сам сообразить.

— А мне очень уважаемые и знающие люди сказали, что пояс взорвется, если пытаться его снять, — на всякий случай упорствовал я.

— Уважаемые люди, Боря, врут так же часто, как и неуважаемые. Только делают это правдоподобнее. На понт они тебя взяли, понял? А ты, кстати, обещал все рассказать.

— Ладно, — сказал я. — Отойду-ка я в дальний угол двора. А ты бы благословение какое сказал, что ли, на снятие пояса. А то никакой от тебя пользы.

Умница поморщился:

— Не надо тут никакого благословения. А вот когда ты избавишься от опасности, благодаря моей и Божьей помощи, не забудь сделать крупное пожертвование в мой фонд специальных исследований, хотя, конечно, дождешься от тебя, как же!

Я ушел в дальний угол двора, зашел за статую помассивнее — на корточках передо мной корячилась матрона Иудейской пустыни — серая, крепкая. Кустодиевская поселенка, как ее называла Ёлка, требуя от Вувоса имя натурщицы. Подумав, лег на спину, чтобы шурупы далеко не разлетелись, если что. Обратился к Высшему разуму, совсем в него не веря, но так, на всякий случай. Каменный подол купчихи напоминал свод склепа. Застежка пояса не расстегивалась. Ну что, рвануть ее, что ли? Как кольцо гранаты? Это уже слишком. Я сел, облокотился спиной на прохладное мощное бедро и терпеливо уговорил заевшую застежку расслабиться.

Умница не ошибся. Я положил пояс к ногам купчихи и легкой походкой свободного человека направился в «караван». На порог выбежала радостная Ёлка, обняла, расцеловала. Приятно быть источником радости для красивой женщины.

— Видишь, — небрежно сказал Умница, — а ты боялся. Учи, Боря, матчасть… Но сейчас надо выпить, — он мягко, но однозначно посмотрел на Ёлку, — и послушать твой рассказ.

— Рассказ начнем с показа, — подхватил я. — Слазай-ка, Умница, в подвал за бутылкой старого доброго анжуйского.

Умница подумал, не нашел подвоха и нехотя, но встал:

— А где там его искать?

Ёлка закашлялась, помотала головой, потом выдавила:

— Ничего… ничего искать не надо… сам… сразу увидишь.

Пока я думал почему это мы такие разные, но так одинаково циничны, Ёлка обменялась со мной веселым безумным взглядом. Тут из подвала высунулась лишившаяся цвета и речи черно-белая голова.

Умница резво выкарабкался и застыл перед нами, похожий на старую фотографию.

— Увы, — сказал я.

— Зачем вы убили Ревекку Ашкенази? Отморозки! Уж это вам точно не сойдет! Идиоты! Это же надо — убить Ревекку Ашкенази!

Как же я не подумал раньше! Да мне и в голову не могло прийти, что эта рыжая Шапокляк может оказаться легендарной Ревеккой Ашкенази! Хотя Наум ведь рассказывал, что с ней знаком. Но что бы это изменило?

— Это что, та самая Ревекка Ашкенази? — пролепетала Ёлка и выкатила на меня глаза. — Боря… О, боже… Вувос меня убьет. Она для него символ. То есть, что это я такое говорю… Боря, как ты мог это скрыть? Я бы иначе с ней говорила.

— Да не знал я, честное слово, — мне было неудобно, что Ёлка, кажется, тоже влипла. — Если бы я знал, что это — Ревекка Ашкенази, я почел бы за счастье умереть от ее разящей руки.

Ёлка задумалась, потом тряхнула рыжей копной:

— А человеком надо быть, хоть ты и Ревекка Ашкенази! И хамить не надо!

— Значит, все-таки, замочили! — вдруг шепотом запричитал Умница. — Отморозки! Поругались, значит, и ага? Меня-то, меня зачем вызвали? Зачем меня втянули? Боже мой, Ревекка Ашкенази! Да нас найдут вот-вот. Вас найдут, ясно? Потому что я тут ни при чем! Понятно вам?!

— Не скули, — жалобно сказала Ёлка. — Сейчас Боря что-нибудь придумает.

— Ха! Ха! — чуть не зарыдал Умница. — Боря — он придумает! Например, «караван» поджечь, да, Боря?

Наступила пауза. Они почему-то ждали, что прерву ее я.

— Ладно, — сказал я. — Ты, Умница, нигде не засветился, не причитай.

— А что, если ее закатать в статую? — спросила вдруг Ёлка.

У меня возникло ощущение, что Ёлкино сознание сузилось на мысли о трупе, но одновременно и заострилось, как игла. И теперь этой иглой она пыталась заштопать прорехи в своем расползающемся уютном мире.

Мы с Умницей невольно перевели взгляды на Вувосовы садовые скульптуры. Некоторым из них размер вполне позволял быть саркофагами.

— Меня со старухой видели, — продолжил я, — причем ее боевые товарищи. А вот Ёлку никто со старухой не видел. Поэтому задача номер один — отмазать Ёлку. Для этого надо отвезти труп куда подальше, причем вместе с ее машиной. Туда же положим пояс шахида. Вместе с собачьей кровью на сиденье он собьет следствие с толку… Вот только охранник знает, что старуха искала ветеринара. Но это не так страшно. Ёлка всегда сможет сказать, что она приехала, отдала собаку и уехала. Собачья кровь на сиденьи подтвердит эту версию. Следователь будет счастлив, что хоть собачья кровь объяснима. Главное, чтобы охраник не заметил, что за рулем не Ревекка. Придется Ёлку лет на сорок состарить. Они ведь одной породы, правда, Умница?

— Нет проблем, — кивнула Ёлка. — Еще минут десять таких разговоров, и все произойдет само собой. — Она вздохнула и ушла к зеркалу — стариться.

Умница побарабанил пальцами по дивану и задушевно напомнил:

— Боря… Ты обещал мне ВСЁ рассказать.

Да, действительно обещал. Пришлось все рассказать. Умница слушал очень внимательно, но когда я закончил, вскочил:

— Да, Боря… Дела… Ты попал… Ну да ничего, выкрутишься. Ну все. Мне пора. Я ведь вам тут не нужен, правда? Ёлка! — крикнул он в полуоткрытую дверь, — Я уехал! Пока-пока!