Алексей Николаевич Кулаковский

Квартиранты

Рассказ

Перевод с белорусского Бориса Бурьяна.

Никодим Петрович Буза любит, чтобы разные приезжие и командировочные заходили к нему и просились на квартиру. Домик у него довольно просторный, а семья маленькая: жена по прозвищу Глухонькая, хоть слышит она очень хорошо, и дочь Дуся.

Заходит незнакомец, - Никодим Петрович усаживает его где-нибудь в стороне от стола, но непременно против себя, и начинает основательнейшую беседу. Незаметно, исподволь выспрашивает все: и где родился, и где крестился, и, если собеседник пожилой, - чем занимался до революции и после революции. Правда, подробности не слишком интересуют хозяина, однако пропустить какой-нибудь анкетный пункт он не может. Любопытно узнать о человеке все сразу: тогда легче определить и самое существенное - будет от него какая польза дому или не будет.

Когда выясняется, что новый знакомый соответствует вкусам и намерениям семьи, Никодим Петрович приглашает его присесть поближе к столу, а то и за самый стол, может даже угостить чем-нибудь: яблоками или чаем с брусничным вареньем. За угощением как бы между прочим заметит, что у него есть исправно действующий электрический чайник, несколько розеток, кивнет в сторону чистой комнатки, отгороженной для квартиранта.

Лишь после этого скажет кое-что и о себе. Прежде всего он пожалуется на то, что дела в здешнем колхозе идут неважно, что он сам, будучи колхозным бухгалтером, из сил выбивается, ночей не досыпает, чтобы хоть немного поправить положение, но ведь один, как известно, в поле не воин.

Вставит словечко и жена, если хозяин в хорошем настроении. Она сообщит, что их дочь работает счетоводом в МТС, что скоро ее повысят, переведут в бухгалтеры. И больше ничего при хозяине не скажет, потому что Никодим Петрович не любит, когда женщины вмешиваются в мужские разговоры. А выбрав момент, она наговорится вдосталь. Расскажет, что женщина она по природе своей слабая, хотя в летах еще небольших, и что самая страшная болезнь для нее - это угар. И станет вспоминать случаи, кто когда и отчего угорел. Годов этак двадцать тому назад Яночкова Марыля угорела и чуть не померла от пряжи. Повесила мокрую основу над печью сушить. Сама легла на печь, а подняться уже и не могла. А то еще незадолго до войны Некрашовка из Издрашева угорела...

Случаев таких известно хозяйке множество, и с каждым днем они все прибавляются. По словам этой женщины выходит, что все люди угорают, как она говорит, от этой сырости, не будь которой, все были бы здоровыми.

Иногда во время таких бесед с новым кандидатом в квартиранты бывает дома Дуся. Она сидит в своей уютной комнатке, слышит все, морщится, потом вдруг резко раскрывает двери. Кандидат оборачивается в ее сторону, но она, не глядя на него, закрывает дверь на крючок и стремительно выходит из дому.

Чтобы замять неловкость, Никодим Петрович вздыхает.

- Свету белого не видит. Заработалась, ничто ей не мило...

Прошлой весной в дом Бузы был принят в качестве квартиранта эмтээсовский комбайнер Иван Прибытной. До самой уборки он был весьма желанным человеком в доме Никодима Петровича. Ему предложили и столоваться вместе, а хозяйка получила строгий наказ: не жалеть для комбайнера лучшего куска.

А началась уборка - и все переменилось. Прибытного отлучили от стола, после перевели из комнаты на сеновал, и, наконец, хозяин сказал своей старухе:

- Прибытной-то он, может, и прибытной, да не про нашу честь. Нам от него прибыли не ждать - уж больно он за урожай дрожит, дурень.

И комбайнер был выжит из дому.

Узнав об этом, Дуся прибежала в правление колхоза, попросила отца зайти в кабинет председателя, где в это время никого не было.

- Почему вы его прогнали? - не скрывая своей досады и возмущения, спросила она.

- Кого?

- Прибытного.

- Я прогнал?

- А кто же?

- Да он сам ушел. Не поладил из-за чего-то с матерью и взял да ушел.

- С матерью! - подчеркнуто повторила Дуся. - Будто я не знаю, что мама без вас и шагу ступить не смеет. Мне просто стыдно... Прибытной - наш комсомолец и самый лучший комбайнер... Вот погодите, будет комсомольское собрание - все расскажу!..

- Расскажи, рас-скаж-жи! - озлобленно прошипел Никодим Петрович. Внеси предложение, чтобы матери записали выговор всем вашим комсомольским сходом!..

Через несколько дней после этого явился новый квартирант, ветеринарный фельдшер. Звали ветфельдшера Анисимом Марковичем. Он пришелся по вкусу хозяевам. Они даже не придали значения тому, что Дуся, когда он приходил со службы, закрывалась в своей комнатке и не выходила иногда к ужину.

А к ужину Анисим Маркович почти всегда приносил что-нибудь аппетитное: то кусочек ветчины, то курочку, то вкусно пахнущую колбасу, ну, и, разумеется, бутылку спиртного. И порой ужин в доме Бузы проходил как бы на праздничном уровне: выпивали за здоровье обитателей дома, плотно закусывали, снова выпивали... Когда Анисим Маркович провозглашал тост за здоровье Никодима Петровича и его супруги, Никодим Петрович чуть горделиво склонял облысевшую голову, словно кланялся, потом вскидывал на квартиранта красноватые, слезящиеся глаза и довольно улыбался. Жена не кланялась. Она указывала на свою туго обвязанную платком голову и просила скидки на угар, но просила так, что ветфельдшер еще подливал в ее рюмку. Хозяйка выпивала, конечно, все до дна.

Выпив за здоровье хозяев дома, Анисим Маркович поднимал обычно тост за их дочь. Если в это время Дуся была в своей комнате, мать шла к ней и вслух говорила, что Анисим Маркович приглашает к столу, а затем долго с присвистом шептала что-то.

Случалось и так, что Дуся выходила. Анисим Маркович с рюмкой в руке поднимался навстречу ей, пощипывал маленькую замысловато подстриженную бородку и глядел на девушку с наигранной влюбленностью.

Дуся иной раз брала рюмку, не поднимая глаз на ветфельдшера, подносила ее к губам и снова ставила на стол.

- Ну, что же это вы, право? - заискивающим, хрипловатым голосом спрашивал ветфельдшер.

- Не могу, - пристально осматривая квартиранта, отвечала Дуся. - Мне нынче еще в контору надо идти - совещание агитаторов будет.

- Да возьми ты глоток! - не то просил, не то приказывал отец. Приглашают ведь тебя!

Случалось, что Дуся после отцовских слов отпивала чуточку, однако в разговор с Анисимом Марковичем так и не вступала, будто не замечала его стараний.

После ужина ветфельдшер усаживался в самое лучшее в доме, обитое желтой клеенкой кресло, закуривал и начинал рассказывать всевозможные новости дня.

В присутствии Дуси Анисим Маркович рассказывал про одни случаи, без нее же - совсем другие. В предназначенных для Дуси рассказах ветфельдшер делал вроде невольные лирические отступления: тонко и осторожно намекал на то, что человек он одинокий и не хотел бы долго оставаться в таком на редкость тягостном положении, сетовал на злодейку судьбу, с глубокими вздохами хвалил тихое семейное счастье, такое, например, как у Никодима Петровича.

Без Дуси он держался свободнее. Заметив, что хозяева склонны восторгаться всякими неожиданными происшествиями и разными делишками, обтяпанными хитро и ловко, Анисим Маркович и подбирал новости в таком духе, подчас правдивые, а чаще всего - далекие от правды.

Местные истории иногда не оканчивались сразу, и тогда ветфельдшер передавал их по разделам, чем особенно увлекал хозяев. Так, однажды вечером он сообщил, что намедни агроном МТС до того напился, что, идя темной ночью домой, свалился под мост, потерял там портфель с документами, ползал по грязной канаве, щупал, щупал вокруг и не отыскал портфеля.

А на следующий вечер Анисим Маркович смешил хозяев уже тем, что этот агроном с раскаяния напился пуще прежнего, повыгонял из дому жену и детей, а сам ходил из угла в угол и распевал во все горло непристойные песни.