Я не выдержал и захохотал.

— Черт возьми, я не понимаю, почему вы так против нолей и единиц! — угрюмо спросил мой спутник. — Вы, кажется, знаете какие-то иностранные языки?

Я почувствовал, что он начинает злиться.

— Да, английский, немецкий, немного французский.

— Хорошо. Как по-английски будет «слон»?

— Elephant, — ответил я.

— И вас это не смущает? — спросил он.

— А что же здесь такого?

— А то, что в русском слове «слон» только четыре буквы, а в английском в два раза больше! — прокричал он. — И, тем не менее, это вам не мешает и в первом и во втором случае представлять себе именно слона, а не верблюда или трамвай. Кстати, в русском языке «трамвай» на три буквы больше, чем в английском слове «tram», а соответствующее немецкое слово «Strabenlahn» намного длиннее английского и в полтора раза длиннее русского слова, и вы охотно с этим соглашаетесь. Вы считаете это в порядке вещей. Это вам не портит ни поэзии, ни прозы. Вы считаете вполне возможным переводить с одного языка на другой. А вот переводить в ноли и единицы вы не желаете!

Ошеломленный такой постановкой вопроса, я поднялся с дивана и уселся напротив своего собеседника. Его темный профиль казался мне воинственным.

Не дождавшись, что я ему отвечу, он продолжал:

— Поймите же, что дело не в словах, а в том, что эти слова выражают, вернее — какие образы, мысли, понятия, ощущения они вызывают к жизни в вашем сознании. Павлов, изучая высшую нервную деятельность животных и человека, первый указал, что человеку свойственна вторая сигнальная система, основой которой является слово, способное вызвать самые сложные чувства. Слово — это код для обозначения предметов и процессов внешнего мира, и этот код часто действует на человека подобно самим объектам внешнего мира. Вы понимаете это?

— Немного…

— Если вы соглашаетесь с этим, то должны согласиться и с другим. В некоторых случаях представляется удобным придумать единообразный и по возможности простой код, для того чтобы перевести на него все сигналы внешнего мира, которые действуют на человека. Вы понимаете, что я хочу сказать? Не только слова, но вообще все сигналы. Ведь мы живем в мире бесконечно многообразном. Мы его воспринимаем всеми имеющимися у нас органами чувств. Все его сигналы заставляют нас двигаться, чувствовать, мыслить… От чувствительных нервных окончаний эти сигналы идут в высшие разделы нервной системы — в мозг. Представляете ли вы, в каком виде сигналы, воспринятые нами из внешнего мира, идут по нашим нервам в мозг?

— Нет, не представляю, — ответил я.

— Они идут закодированными, и код этот состоит из нолей и единиц!

Я хотел было запротестовать, но мой собеседник уже продолжал:

— Нервная система вполне единообразно кодирует все сигналы внешнего мира. Читаете ли вы стихотворение или слушаете, как его читает кто-то другой, — зрительные нервы глаза или слуховые нервы уха посылают взамен каждого услышанного или прочитанного вами слова именно сладчайшую последовательность нолей и единиц.

— Ересь какая-то! — воскликнул я и, подойдя к двери, зажег свет. Затем я посмотрел на моего спутника, который был в крайнем возбуждении.

— Дайте папиросу, — попросил он. — Думал, брошу курить, но, кажется, ничего не выйдет.

Я молча протянул ему папиросы и зажег спичку. Он несколько раз глубоко затянулся и через минуту начал один из самых удивительных рассказов, которые мне когда-либо доводилось слышать.

— Вы, конечно, читали об электронных счетно-решающих машинах? Это замечательное достижение современной науки и техники. Машины выполняют сложнейшие математические вычисления, которые часто не под силу человеку. Они могут решать такие задачи, что дух захватывает. И решают в течение нескольких часов, в то время как человеку для этого необходимы месяцы и даже годы. Я не буду вам рассказывать, как построены эти машины. Так как вы литератор, то все равно в этом ничего не поймете. Я только обращу ваше внимание на одно очень существенное положение: при вычислениях эта машина имеет дело не с числами, а с их кодами. Прежде чем задать задачу такой машине, все числа кодируются; причем кодируются при помощи нолей и единиц, тех самых, которые вам так не понравились. Вы спросите, почему эти ноли и единицы так назойливо фигурируют в нашем разговоре? Это очень просто. Электронная машина складывает, вычитает, умножает и делит числа, представленные в виде электрических импульсов. Единица — это значит «есть импульс», ноль — «импульса нет».

— Я не против кодирования нолями и единицами цифр. Но при чем тут слова? При чем тут ноли и единицы, которые, как вы утверждаете, доводят до моего сознания прелесть поэзии? — возразил я.

— Не торопитесь, всему свое время. Хорошо уж и то, что вы убеждаетесь в пользе нолей и единиц. Теперь представьте себе электронные машины для вычислений — огромные агрегаты, в которых с колоссальной скоростью проделываются различные математические операции с электрическими импульсами.

Известно, что при решении даже простой арифметической задачи часто приходится проделать несколько операций. Как же может машина решить задачу с многими действиями? Вот здесь-то и начинается самое интересное. Для того чтобы решить сложную задачу, машине в виде особого импульсного кода задают не только условия задачи, но и оставляют в закодированном виде ее программу действий. Машине говорят примерно так: «После того как ты сложишь заданные два числа, запомни результат. Затем перемножь вторые два числа и также запомни результат. Первый результат раздели на второй и дай ответ». Я понимаю: вам не ясно, как можно машине сказать, что она должна делать. Вы удивляетесь, когда машине приказывают запомнить результат. Однако это не фантазия. Машина хорошо «понимает» заданную ей программу действий и хорошо запоминает и фиксирует промежуточные результаты вычислений.

Программа работы машины также составляется в форме импульсного кода. Каждую группу цифр, посылаемых в машину, сопровождают дополнительным кодом, в котором говорится, что с этими цифрами нужно сделать. До последнего времени программу работы машины составлял человек.

— А как же может быть иначе? — спросил я. — Ведь трудно себе представить, чтобы машина знала, как решить задачу.

— Вот это-то и неверно! Оказывается, можно построить и такую машину, которая сама составляет программу действий для решения задачи.

Вы, конечно, знаете, что в школе учат детей решать так называемые типовые задачи; они решаются по одному рецепту, или, говоря нашим языком, по одной и той же программе. Почему бы этому не научить машину? Надо лишь запечатлеть в ее памяти в виде кодов программы наиболее типичных задач, и она с успехом их будет решать без помощи человека.

— Нет, не сможет! — воскликнул я. — Если даже она и запомнит программы решения всех типичных задач, она не сможет сама выбрать нужную программу!

— Правильно! Было и так. Машине задавали условия задачи и затем сопровождали их коротким кодом, в котором говорилось, например: «Решать по программе номер двадцать». И она решала.

— Ну, здесь и кончаются все чудесные мыслительные способности вашей машины! — воскликнул я.

— Наоборот, здесь-то и начинается самая интересная работа по усовершенствованию таких машин. Вы понимаете, почему машина, которой задали исходные данные задачи, сама не может выбрать программу работы?

— Конечно, понимаю, — сказал я. — Потому что сами цифры, которые вы ей задали в виде последовательности импульсов, ничего не говорят. Ваша машина не знает, что с ними делать. Она не знает ни условия задачи, ни того, что требуется. Она мертва. Она неспособна анализировать задачу. Это может сделать только человек.

Пассажир в полосатой пижаме улыбнулся и несколько раз прошелся по купе. Затем вернулся на свое место и снова закурил. После минутного молчания он продолжал свой рассказ:

— Было время, когда я думал точно так же, как и вы. Действительно, может ли машина заменить человеческий мозг? Может ли она выполнять сложнейшую аналитическую работу? Может ли она, наконец, думать? Конечно, нет, нет и нет! Так мне казалось. Это было в то время, когда я только приступил к конструированию электронных счетно-решающих машин. Как много с тех пор изменилось! Как мало нынешняя электронная машина похожа на прежнюю! Раньше такая машина представляла собой сооружение, занимающее огромное здание. Вес ее исчислялся сотнями тонн. Для работы ей требовались тысячи киловатт энергии. А количество радиодеталей и радиоламп! По мере усовершенствования машин неудержимо росли их размеры. Они становились электронными гигантами, которые хотя и решали сложнейшие математические задачи, но, увы, все время нуждались в постоянной опеке человека. Несмотря на все усовершенствования, это были тупые, бездумные чудовища. Временами мне казалось, что такими они останутся навсегда… Вы, конечно, помните первые сообщения об электронных машинах, которые переводили с одного языка на другой? В 1955 году одновременно у нас и в Америке были созданы машины, которые переводили журнальные статьи по математике с английского языка на русский и с русского на английский. Я читал несколько переводов и нашел, что они не так уж плохи. В то время я полностью посвятил себя машинам, которые выполняют нематематические операции. В частности, более года я занимался изучением и конструированием машин для перевода.