Когда у нас говорят "термидорианцы", - то думают, что это ругательство. Думают, что это были завзятые контрреволюционеры, сознательные сторонники королевской власти, и прочее. Ничего подобного! Термидорианцы были якобинцами, только поправевшими. Якобинская организация, - тогдашние большевики, - под давлением классовых противоречий в короткий срок дошла до убеждения в необходимости изничтожить группу Робеспьера. И вы думаете, что на другой день после 9 термидора они сказали себе: теперь мы передали власть в руки буржуазии? Ничего подобного! Возьмите все газеты того времени. Они говорили: мы изничтожили кучку людей, которые нарушали в партии покой, а теперь, после гибели их, революция восторжествует окончательно. Если тов. Сольц сомневается в этом...

Сольц: Вы повторяете мои слова почти что.

Троцкий: Тем лучше. Если мы с вами сошлись в этом, тов. Сольц, то это нам весьма поможет разрешить вопрос о том, какую главу вы собираетесь открывать разгромом оппозиции. Одно надо понять твердо: если не взяться за то, чтобы выправить классовую линию партии, как следует быть, тогда внутри партии неизбежно придется идти по линии, указанной

Устряловым, т. е. по линии беспощадной борьбы против оппозиции. Если вы будете упорствовать на линии Сталина, то должны будете идти по ней до конца.

Я вам прочитаю, что говорил Бриваль, один из правых якобинцев, термидорианцев, когда он докладывал о том заседании Конвента, где Робеспьера и других якобинцев предали революционному трибуналу: "Интриганы-контрреволюционеры, прикрывшись тогой патриотизма, хотели погубить свободу; Конвент декретировал, что они подлежат аресту эти представители - Робеспьер, Кутон, Сен Жюст, Леба, Робеспьер младший. Каково же было ваше мнение? - спросил меня председатель. Я ответил: - Кто всегда голосовал в духе принципов Горы как в Законодательном Собрании, так и в Конвенте, тот голосовал за арест; я сделал даже более, так как я являюсь одним из людей, предложивших эту меру; кроме того, в качестве секретаря, я поспешил подписать и разослать этот декрет Конвента".

Вот как докладывал тогдашний Сольц или Янсон. Контрреволюционеры - это Робеспьер и его единомышленники. "Кто всегда голосовал в духе принципов Горы", на языке того времени значило: "кто всегда был большевиком". Бриваль считал себя старым большевиком. "В качестве секретаря я поспешил подписать и разослать этот декрет Конвента". И теперь есть секретари, которые спешат "подписывать и рассылать". И теперь есть такие секретари...

Послушайте далее воззвание Конвента к Франции, к стране, к народу, после того, как были изничтожены Робеспьер, Сен-Жюст и другие: "Граждане, среди блестящих побед над внешними врагами, Республике угрожает новая опасность... Работа Конвента окажется бесплодной и храбрость армий утратит всякое значение, если французские граждане будут колебаться в выборе между родиной и несколькими отдельными лицами.. Повинуясь голосу родины, не становитесь в ряды злонамеренных аристократов и врагов народа, и тогда вновь спасете родину".

Они считали, что на пути к торжеству революции стояли интересы "нескольких отдельных лиц"; они не понимали, что эти "отдельные лица" отражали низовую революционную стихию тогдашнего времени. Эти "несколько лиц" отражали ту стихию, которая шла против "неонэпа" и против бонапартизма. Термидорианцы думали, что дело идет о смене лиц, а не о классовом сдвиге. "Повинуйтесь голосу родины, не становитесь в ряды злонамеренных аристократов". Аристократы - это друзья Робеспьера. И разве не слышали мы сегодня той же клички "аристократ" по моему адресу из уст Янсона?

Я мог бы вам привести статьи, где говорится о революционных якобинцах, как об агентах тогдашнего Чемберлена -- Пита. Поистине поразительная аналогия! Теперешний Пит карманного масштаба - это Чемберлен. Возьмите историю Олара. "Враги не ограничились тем, что убили Робеспьера и его друзей: они оклеветали их, выставив в глазах Франции роялистами и людьми, продавшимися чужеземцам". Такова дословная цитата. А разве сейчас статья "Правды", "Путь оппозиции", не сбивается на подобный путь? Кто знает последнюю передовицу "Правды", тот

должен почувствовать ее запах. Этот запах "второй главы" бьет в нос. Запах второй главы есть устряловщина, которая пробивается уже через официальное учреждение нашей партии, и которая разоружает революционный авангард пролетариата, в то время, как партийный режим душит всякого, который борется против Термидора. В партии задушен массовик. Рядовой рабочий молчит.

Вы хотите новой "чистки" во имя молчания. Таков режим в партии Вспомните историю якобинских клубов. Там были две главы чисток. Когда волна шла такая (вверх), тогда выбрасывали умеренных; когда линия стала загибаться вниз, тогда стали выбрасывать революционных якобинцев. До чего довели этим якобинские клубы? В них установился режим запуганности и безличия, ибо заставляли молчать, требовали стопроцентных голосований, воздержания от всякой критики, заставляли думать так, как приказано сверху, отучали понимать, что партия, ,- это живой, самостоятельный организм, а не самодовлеющий аппарат власти. Тогдашняя ЦКК, - тогда тоже были учреждения, которые выполняли ваши функции - вместе со всей революцией проделала две главы. Во второй главе она отучала членов партии мыслить, заставляя принимать все идущее сверху на веру. И якобинские клубы, очаги революции, стали рассадниками будущих наполеоновских чиновников. У Французской революции должно учиться. Но неужели же ее нужно повторять? (Реплики.)

Не для фракционной шуточки мы говорим это. Никто не рискует из-за мелочей, из-за пустяков, такими большими вещами, какими мы с вами рискуем. Я не знаю, есть ли это последнее мое объяснение по этим вопросам в этом составе. Не знаю, как быстро вы будете выполнять дальше тот маршрут, о котором я говорил в начале речи. Но эти отведенные мне час двадцать минут я хотел использовать не для того, чтобы опровергать жалкие мелочные обвинения, которые вами мне предъявлены, а для того, чтобы поставить основные вопросы разногласий.

Перечитайте речи Ленина, посвященные разногласиям, - вы увидите, что в критические моменты он двумя-тремя словами отметал все мелкое и несущественное, что всегда сопровождает внутреннюю борьбу, и ставил ребром важнейшие вопросы. В настоящее время мы также ставим перед вами основной вопрос:

Что делать, чтобы избежать раскола? И возможно ли это? Если бы мы жили в условиях доимпериалистической войны, до революции, в условиях сравнительно медленного накопления противоречий, я думаю, что раскол был бы несравненно более вероятен, чем сохранение единства. Было бы преступно обманывать себя насчет глубины разногласий.

Я определенно сказал в тройке, что раскол был бы более вероятен, чем сохранение единства, если бы мы жили в прежних, дореволюционных условиях, когда противоречия накапливались медленно.

Но сейчас положение другое. Наши разногласия страшно обострились, противоречия стали очень большими. За самый последний период ходом китайской революции разногласия снова чрезвычайно выросли. Но в

то же время у нас есть, во-первых, гигантский революционный заряд в партии, есть гигантское идейное богатство накопленного опыта в работах Ленина, в программе партии, в традициях партии. Вы многое из этого капитала промотали, многое подменили дешевкой "новой школы", которая сейчас в партийной печати господствует. Но осталось еще много чистого золота. Второе, - это нынешний исторический период крутых поворотов, гигантских событий, колоссальных уроков, на которых надо и можно учиться.

Если бы не было событий китайской революции, наши отношения так не обострились бы. Мы спорили, например, относительно заработной платы рабочих. Это, конечно, очень важный вопрос. Помимо непосредственно практического значения, он имеет для нас и значение симптоматическое, показывая, куда устремляется внимание, заставляя проверять, достаточно ли внимательное отношение руководящего большинства к элементарнейшим и насущнейшим запросам рабочего класса, на котором мы держимся. Все это, конечно, имело и имеет большое значение, но для оценки линии - значение скорее симптоматическое. А теперь совсем другое дело. Если бы не было последних событий китайской революции, наши отношения не дошли бы сегодня до такой остроты. Но китайская революция и ее события налицо, - и наши отношения страшно обострились: налицо - две линии. Но, товарищи, здесь как раз можно сказать -- чем ушибся, тем и лечись.