Первая степень дисциплины драматического артиста - это буквальное изучение своей роли; вторая - присвоение себе передаваемого характера в его малейших подробностях, с отбрасыванием всего, что не составляет его сущность; третья - согласование своей роли с прочими ролями пьесы и держание себя на подобающем градусе яркости, ни выше, ни ниже.

Это согласование ролей, которое называется у нас неприятным именем: ансамбль, и которое можно бы заменить словом: дружность, есть преимущественно дело режиссера. Оно так важно, что без него никакое художественное исполнение немыслимо. Живописец, ваятель, зодчий или поэт зависит каждый от себя самого; но драматический артист, равно как и музыкант, участвующий в симфонии, зависят каждый от своих товарищей, как и эти от него зависят. Малейшее между ними несогласие производит диссонанс, разладицу, фальшь, и ответственность за это лежит на режиссере, который есть капельмейстер труппы.

Мы удивляемся иногда, что между драматическими художниками, которых общее согласие единственно упрочивает успех их общего дела, так трудно найти это согласие; но причина тому в самом существе их искусства. Исполнитель живет только в настоящем времени; в нем одном лежат его успех и торжество. Другие художники, если они не признаны современниками, могут надеяться на одобрение потомства; исполнитель ожидает его только от современников. Отсюда его жажда рукоплесканий; отсюда его уступки вкусу публики, хотя бы этот вкус противоречил его артистическим убеждениям; отсюда его желание быть замеченным, во что бы то ни стало, хотя бы в ущерб пиесе. Но действующий так - ошибается. Правда окончательно берет верх над неправдой, и хотя у исполнителя короче срок, чем у другого художника, чтобы заставить публику его оценить - но жизни его на это достаточно. Вспомним покойного Щепкина, который, никогда не спускаясь до уровня толпы, тем самым заставлял толпу подыматься до его высоты. Художник, жертвующий своею совестью минутному торжеству, перестает быть художником, ибо он забывает, что уже одно служение искусству заключает в себе свою награду. Пусть лучше он останется непризнанным, пусть лучше вся пиеса упадет и провалится, чем допустится посягательство на достоинство искусства! В этой области более, чем во всякой другой, должно царить правило: "Вершися правда, хоть свет пропадай!" Fiat justitia, pereat mimdus!

1868

ПРИМЕЧАНИЯ

ЦАРЬ ФЕДОР ИОАННОВИЧ

Исходным пунктом замысла был захвативший поэта образ Федора, и Толстой прежде всего стремился понять его и найти для его изображения соответствующие краски. Об этом он вспомнил в августе 1870 г.: "В "Федоре" я написал много сцен прежде, чем закрепил канву, - только чтобы установить характер Федора" (письмо к жене). Первоначальная редакция, существенно отличавшаяся от окончательной, до нас не дошла. Однако некоторые сведения о ней имеются в письмах В.А.Соллогуба к С.А.Толстой (19 февраля 1867 г.) и К.Сайн-Витгенштейн к Толстому (декабрь 1868 г.). Из них мы узнаем, в частности, что сначала Углич занимал значительно большее место в трагедии и лишь впоследствии был отодвинут на задний план.

Главные исторические факты, послужившие основой сюжета трагедии, заключены на нескольких страницах "Истории Государства Российского". У Карамзина заимствованы и многие детали, отдельные выражения и пр. Так, упрек, брошенный Шуйскому Голубем: "Князь Иван Петрович! Вы нашими миритесь головами!" - цитата из Карамзина лишь с перестановкой слов: "нашими миритесь" вместо "миритесь нашими".

Вместе с тем Толстой многое изменил и перестроил в соответствии со своим замыслом. Описывая, например, примирение Шуйского с Борисом Годуновым, Карамзин не противопоставлял так резко, как Толстой, искренность и откровенность первого коварству второго. Борис, пишет он, "скоро увидел, что они, не уступая ему в лукавстве, под личиной мнимого нового дружества, оставались его лютыми врагами". Уменьшена в примирении роль митрополита Дионисия и в значительной степени передана Федору; поэтому оно происходит не у Дионисия, а во дворце. Княжна Мстиславская у Толстого не насильно пострижена Борисом, а сама хочет уйти в монастырь под впечатлением гибели жениха и дяди; отсюда - последняя сцена пятого действия, существенная для идейного смысла всего произведения и для характеристики Федора и Ирины. Вся сюжетная линия "Шаховской - Мстиславская", роль Шаховского в гибели Шуйских, размолвка Федора с Борисом из-за Шуйских и т.п. - все это продукт художественного вымысла Толстого.

Три элемента сюжета - примирение Шуйского с Борисом, челобитная и заговор против Федора - связаны у Толстого совсем не так, как в "Истории Государства Российского". У Карамзина примирение не имеет никакого отношения к челобитной и заговору, а связь челобитной с заговором такова: узнав о челобитной, Борис поступил относительно мягко - добился покаяния Дионисия и ограничился пострижением Мстиславской, но вскоре после этого, желая ликвидировать враждебные ему боярские круги, создал мнимый заговор против Федора и погубил Шуйских и их сторонников. В "Царе Федоре Иоанновиче" последовательность и взаимозависимость этих событий иные. Трагедия начинается с челобитной, затем следует эпизод примирения, который тесно вплетен в сюжет и который именно и приводит к заговору. Заговор Шуйских и их желание посадить на престол Дмитрия в пьесе не выдумка Бориса, а реальный факт, но вызван он обманом того же Бориса. Арест же и гибель Шуйских следствие не раскрытого заговора, а челобитной; последняя предшествует заговору, но Федор узнает о них в обратном порядке. Таким образом, отдельные события, лежащие в основе сюжета, являются историческими, но большинство мотивировок и пружин драматической интриги принадлежат Толстому.

Кроме ряда эпизодических и безыменных действующих лиц, в "Царе Федоре Иоанновиче" есть и другие вымышленные персонажи. Григорий Петрович Шаховской - лицо историческое, он известен как сподвижник обоих Лжедмитриев, но он вовсе не был сторонником Шуйских, и герой Толстого не имеет с ним ничего общего, кроме имени. Михайло Головин - тоже лицо историческое, но и ему приписаны такие поступки, которые не имели места в действительности, в частности сношения с Угличем (основной факт, характеризующий фигуру Головина в пьесе); ни в исторических сочинениях, ни в документах об этом ничего не говорится.

Действие трагедии происходит "в конце XVI столетия", но не прикреплено к определенному году. Отдельные события, изображенные в ней, относятся: примирение Шуйского с Борисом - к 1585 году, челобитная - к 1585 - 1586 годам, заговор Шуйских - к 1587 году, смерть И.П.Шуйского - к 1589 году, смерть Дмитрия - к 1591 году и т.д.

Действие первое. Думой - т.е. Боярской думой, совещательным органом при царе. И всей землей. - Слово "земля" часто употребляется в трагедии в смысле: страна, государство или народ. Зело - очень. Преставился - умер. Во иноческий чин - в монахини. Соборне - все вместе. Когда сидел во Пскове и т.д. - Речь идет об обороне Пскова в 1581 г. от осаждавшего его польского короля Стефана Батория. Упоминание имени польского коронного гетмана и канцлера Я.Замойского (1541 - 1605) связано с эпизодом, о котором Толстой рассказывает в "Проекте постановки" "Царя Федора Иоанновича". Выдам головою - см. с. 595. Скоро ли повалишь - дозволишь, разрешишь. Навуходоносор - см. с. 594. Что твердый Кремль - т.е. крепость. Нагие. - Мария Федоровна Нагая была последней женой Ивана Грозного и матерью царевича Дмитрия. А если он сам от себя ворует? - От старинного значения слова "вор" - обманщик, изменник. Батур - Стефан Баторий.

Действие второе. Писанье - см. т. 1, примеч. к "Василию Шибанову". Пещися - заботиться, радеть. Грамматик - здесь: ученый. Губные старосты ведали судебными делами губы, судебного округа в Московской Руси. Править (недоборы) - взыскивать, взымать. Держальники - см. с. 594. Да тожде вы глаголете - чтобы вы говорили одно. Благоутробны - усердны, добры. Убо поэтому. Гостям московским - московским купцам. Аршинник - купец. Тулумбас большой турецкий барабан. Поял - взял в жены.