Молодые люди с наслаждением осматривали книжные шкафы со «сказками» землепроходцев, «чертежами» моря Хвалынского, озер Ильменя и Ладоги, Волжской и Днепровской «вершин».

В библиотеке хранились донесения воевод и губернаторов, письма странствующих монахов, рапорты морских и сухопутных офицеров, деловые бумаги купцов и чиновников.

Самые жизненные вопросы волновали членов Географического общества.

Что за будущее ожидает Россию? Члены Географического общества пристально вглядываются в историю России, хотят знать ее просторы, исследовать ее природу, открывать ее земные богатства.

Русская флора и фауна, русский климат и почва, моря и степи, горные хребты, могучие реки, непроходимые леса, русские север и юг, восток и запад требуют научного познания.

Нужны географические, геологические, почвенные карты и атласы, экономические описания губерний, статистические сведения об уездах и волостях — словом, полное, всестороннее исследование России.

Географическое общество стало инициатором многих передовых начинаний.

Через пять лет после создания общества его вице-председателем был избран Михаил Николаевич Муравьев. К нему-то и явился Петр Петрович с проектом своего тянь-шаньского путешествия. Муравьев слушал его внимательно и заинтересованно.

Петр Петрович говорил о величественной и загадочной горной стране, полной самых неожиданных контрастов. В этой стране еще хранятся следы древнейших цивилизаций Востока и Запада. Разрушенные города, могильники, курганы, скальные надписи напоминают о них. Во времена Римской империи у южной оконечности Тянь-Шаня пролегали караванные пути на восток, а через его северные хребты перекатывались волны народов, двигавшихся на запад.

Экономическая, политическая, военная жизнь народов, их торговые отношения, общественные интересы, научные связи переплетались между собой у предгорий Тянь-Шаня.

Сведения о Небесных горах скудны. Географические данные записаны случайно и отрывочно людьми, проезжавшими через эти страны не с научными целями и даже совершенно чуждыми науке, как, например, китайскими путешественниками преимущественно из миссионеров буддизма IV–VI веков…

Наиболее достоверными считались записки монаха Сюан-Цзана. Сюан-Цзан пересек восточный Тянь-Шань через Мусартский перевал, побывал на озере Иссык-Куль и в долине реки Чу. Об Иссык-Куле буддийский монах сообщал: «С востока к западу оно очень длинно, с юга на север коротко. С четырех сторон оно окружено горами, и множество потоков собирается в нем. Вода его имеет зеленовато-черный цвет, и вкус ее в одно время и соленый и горький. То оно бывает спокойно, то на нем бушуют волны. Драконы и рыбы обитают в нем вместе…»

Петр Петрович намерен исследовать направление и высоту Тянь-Шаня. Он думает определить высоты его горных проходов, снежной линии, вертикальное распределение растительности. Он хочет убедиться в вулканическом происхождении Небесных гор и узнать, существуют ли в них ледники. История восточных народов также интересует его.

Весной 1856 года Семенов отправился в путешествие.

Позади остались Москва, Нижний, Казань. Большой сибирский тракт вилял между уральских увалов, перепрыгивал через шумливые речушки, крутился в зеленых рощах. Прочный, работы казанских мастеров, тарантас поскрипывал в дорожных колеях.

Семенов с интересом поглядывал на плоские гранитные скалы, обросшие соснами, наслаждался прозрачной водой лесных родников, слушал звонкое кукование кукушки. После петербургской сутолоки, бесконечных сборов он словно отдыхал на старом сибирском тракте.

Наконец-то для него наступила пора наблюдений, исследований, обобщений. Страдная пора сбора коллекций, гербариев, научных фактов.

Волнующая пора неожиданных встреч, загадок, тайн природы, без которых не может жить исследователь. Пора дорожных записок, дневников, документов.

Ему захотелось узнать как можно полнее о местах, через которые он проезжал. А для этого надо наблюдать, наблюдать!

И он наблюдает, записывает, сравнивает. «Мы переехали, наконец, во всю ширину Уральский хребет. С радостью геолога я встретил выходы сначала твердых горных осадочных пород, приподнятых и прорванных кристаллическими; затем явились обнажения и этих последних, а именно гранитов и диоритов».

Он задержался у пограничного столба, разграничивающего два материка. На одной стороне столба было начертано: «Европа», на другой: «Азия». Эта искусственная граница вызывала в нем множество мыслей. Главная из них долго не покидала Петра Петровича: «Уральский хребет не разъединяет, а устанавливает тесную неразрывную связь между Европой и Азией».

В Екатеринбурге он познакомился с горной промышленностью, осмотрел фабрику уральских самоцветов и тронулся дальше. Он спешил в Омск, откуда, собственно, и начнется его путешествие к Небесным горам.

Уральские горы становились зелеными холмами: «Твердые осадочные породы ушли окончательно под наносы». В хвойных лесах забелели березы, появились легкиe, в мягкой пахучей, почти синей хвое лиственницы. 3а Шадринском началась сибирская низменность — самая огромная в Старом свете. Абсолютная высота ее, начиная от последних уральских до первых алтайских предгорий, не превышает двухсот метров.

Пристально приглядывался Петр Петрович к весеннемy великолепию равнины, пытаясь найти характерные приметы сибирской флоры. «Никакого резкого перехода от типичной растительности, одевающей весною славянскую равнину от Силезии до Урала, не оказалось».

Вокруг него покачивались пушистые светло-лиловые ветреницы, или сон-трава. Переливался золотом горицвет. Густо синела лазуревая медуница.

Огромные созвездия одних и тех же цветов придавали неповторимую окраску сибирской равнине. Ясной, как бы невесомой ночью он переправился через Тобол и уже не останавливался на почтовых станциях. Сибирские ямщики на тройках везли его, передавая друг другу. Петр Петрович делал по четыреста верст в сутки.

Сибирские крестьяне, не знавшие крепостной зависимости, легко и свободно выкладывали свою душу в разговорах. Петр Петрович пользовался остановками в селах, чтобы познакомиться с бытом и жизнью.

Избы в селах поражали его своими размерами, кондовой добротностью, красотой. Все они крыты тесом, построены в два этажа. Простор во всем — характерная черта сибирского крестьянства. Простор в доме, в поле, на пастбищах. Сибиряк брал земли сколько хотел, хозяйничал на ней как хотел. Расчищал целинные земли, устраивал заимки, бил дорогого зверя, ловил ценную рыбу.

Сибиряки жили сытно: говядина, домашняя птица и дичь, рыба и молоко — постоянная ежедневная пища мужика-старожила. Петра Петровича угощали знаменитыми сибирскими пельменями. Когда же он рассказывал, что в Рязанской губернии на мужичий двор приходится по одному тулупу, сибиряки не хотели верить.

Особенно интересной, почти несокрушимой казалась ему крепость общинного союза сибирских крестьян. Он не видел кулацкого засилья, не придавал большого значения лихоимству и произволу царских чиновников. Петр Петрович думал: «Как ни лихоимочны были сибирские чиновники, составляющие отбросы русской бюрократии, сильные общины с успехом выдерживали с ними борьбу».

Майским утром Петр Петрович добрался до Ишима. Река разлилась на восемь верст, переправа оказалась и опасной и долгой. «Раза четыре садились мы на мель в мелководных разливах, но, наконец, порыв ветра нанес нас на гриву… Волнение сделало наше положение критическим, и наша лодка могла быть опрокинутой, если бы гребцам, бросившимся в воду, не удалось продвинуть лодку через гриву…»

Грязный, мокрый с ног до головы Семенов облегченно вздохнул лишь на крутом уступе. Прибрежные пески, чуть одетые дерном, ивовые кустарники в мелкой листве — и опять необозримая сибирская равнина. Но уже позабыта опасная переправа через Ишим. Потому позабыта, что он увидел «красивую обширную заросль чисто азиатской растительной формы, покрывавшую большое пространство своим золотым покровом. Растение это — открытая и описанная впервые великим Палласом форма касатика».