— Как вы собираетесь это сделать?
— С помощью тщательного наблюдения. Додда нужно изучить вдоль и поперек. Если доказательство существует, его следует найти. Один из нас, Рима, должен проникнуть в это викторианское заведение на углу Райт-стрит и Алгонкин-авеню и остаться там. Этот один — вы.
— Так вот почему вы сказали вчера…
— Вы — мой ассистент в самых романтических традициях Дейва Дерка. Я даже буду называть вас Джиндживитис. И возможно, когда-нибудь привыкну, что вы называете меня шефом.
Но Рима не улыбнулась в ответ.
— Мне не следовало к вам приходить. Вам нужно, чтобы я шпионила и лгала. А у меня нет таланта ни к тому ни к другому. К тому же все это так глупо. Из-за одного только предположения… Эллери, вряд ли я смогу это сделать.
— Тогда не делайте. Я найду другой способ.
— Вы сердитесь на меня?
— Нисколько.
— Нет, сердитесь! Вы думаете, что это… из-за доктора Уиншипа.
— А разве это не так?
— Нет!
— Скверно, — заметил Эллери, — потому что Уиншип — щель в броне Додда. Я имею в виду то, как он бегал за вами…
— Бегал за мной? Куда?
— Забыл о вашем классическом образовании! Я хотел сказать, поддался вашим чарам.
— Вы читаете слишком много…
— А эта прелестная ситуация с Пинкл! Прямо по заказу. Ладно, забудем об этом. Помогите мне собраться, Рима. Или хотите еще раз искупаться перед уходом? Становится холодновато.
— Я не сказала, что не сделаю этого.
— Что не будете купаться?
— Что не буду вашей шпионкой. Просто это…
— Так трудно? Знаю, дорогая. Убийство — нелегкое дело. А расследовать его еще труднее. Дайте мне термос.
Рима вся сжалась — казалось, она вот-вот растает, как снежинка.
— Что я должна делать?
Эллери не испытывал торжества.
— Быть моими глазами, ушами и ногами, — беспечным тоном ответил он. — Десять к одному, что, вернувшись в отель, я найду сообщение от Уиншипа, извещающее, что он уладил дело с Глорией Пинкл, к полному удовлетворению доктора Додда, и секретарское место теперь ваше. Если я не прав, то мне придется потрудиться еще. Но я устрою вас туда, Рима, предоставьте это мне.
— А что мне делать, когда я начну работать?
— Найдите возможность просмотреть записи доктора Додда о Люке Мак-Кэби, его личные бумаги. Слушайте, что он говорит и с кем. Узнайте у Уиншипа — только не выдавая себя! — все о Додде, что может касаться цели нашей охоты. И докладывайте мне обо всем, что вам удалось обнаружить, каким бы пустяком это ни казалось. — Эллери мягко добавил: — Не беспокойтесь об Уиншипе. Он одинок и впечатлителен — я буду к нему великодушен.
— А ко мне? — улыбнулась Рима.
Эллери покраснел.
— Это сложнее. Когда-нибудь мы об этом побеседуем. Но вы должны перестать прятать ваше сердце в рукаве, Рима. Вы влюблены в Уиншипа?
— Влюблена?
— Излюбленное словечко ваших поэтов…
— Я не знаю, что такое любовь. А его я видела всего один раз.
— Не забывайте об этом. — Какой-то момент Эллери выглядел как человек, который что-то потерял. — В такие минуты, малышка, Дейв Дерк обычно хватает свою куколку, цинично чмокает ее в губы и, шлепнув по заду, отправляет в логово злодея, чтобы вскоре войти туда и вырвать ее из его похотливых объятий. Вы готовы?
— Эллери, не валяйте дурака!
— Вы не должны называть меня по имени, беби, — прошипел Эллери. — Понятно, Джиндживитис?
На сей раз она засмеялась:
— Понятно, шеф.
— Более униженно!
— Да, шеф.
— И не забывайте, кто из нас главный.
— Вы, шеф.
— Сомневаюсь в этом. — Эллери казался таким удрученным, что Рима истерически расхохоталась.
Эллери подобрал Риму в половине восьмого вечера у пешеходного моста со стороны Конгресс-стрит. Она была снова одета в нью-йоркский костюм и стояла, склонившись на трухлявые перила, возле пирамиды мусора, окруженная восторженно глазеющими на нее детьми.
Рима шикнула на них и быстро влезла в машину Хомера Файндли.
— Ну?
— Думаю, мы поедем в сторону Слоукема и пообедаем в гостинице «Крутая скала», — сказал Эллери. — Знаете кратчайшую дорогу туда?
— К югу по Шингл-стрит, через пять кварталов к востоку по Олд-Лоу-роуд и через железную дорогу к 478-му шоссе. Но я имела в виду…
— Дело Додда? — Эллери рванул машину вперед, распугав чумазых отпрысков пролетариев. — Ну, я выиграл пари.
— Он звонил? — Рима шумно выдохнула и откинулась назад.
— Он?
— Ну хорошо, доктор Уиншип.
— Только три раза. Я в нем немного разочаровался.
— Что он сказал?
— Мисс Глория Пинкл больше не сотрудничает с докторами Доддом и Уиншипом. Кажется, она тайно вышла замуж за Рейфа Лэндсмена дней десять тому назад и боится об этом рассказывать, к досаде мистера Лэндсмена. Они проводили медовый месяц в парках. Доктор Додд отослал ее с месячным жалованьем, отеческим благословением и оплаченным чеком за серебряным гарнитуром в ювелирный магазин Майерса и Мэнеднока в Хай-Виллидж. Вы наняты на место Глории. Жалованье — тридцать пять долларов в неделю, питание и комната. Последнее, — закончил Эллери, осторожно ведя «плимут» по ненадежным доскам моста через Уиллоу, — предмет моей гордости.
— Мне придется жить там? Я не могу!
— Только обойдемся без разговоров о птичке в клетке. Вы будете там жить, и вам это понравится.
— Да, шеф. — В ее смехе звучала искренняя радость.
— Фактически в этом не было особого подвига — доктор Уиншип сделал все почти без моей помощи. Он сразу же согласился, что невинная, неопытная и одинокая девушка, которой негде жить, если не считать ее хижины, и которая должна нью-йоркскому проходимцу несколько сотен долларов, нуждается в респектабельном доме и возможности сохранять максимум своего заработка, чтобы выбраться из тисков этого субъекта. Все в высшей степени прилично — доктор Уиншип повторял это неоднократно, словно разговаривал с бдительным родственником.
— А разве вы на него не похожи? — хихикнула Рима.
— Миссис Фаулер и Эсси будут вас опекать. Уверен, что дверь вашей комнаты запирается на замок, а вечера останутся в полном вашем распоряжении. — Эллери посигналил на перекрестке, не глядя на девушку. Она еще смеется! Он свернул на узкую щебеночную дорогу, остро нуждающуюся в ремонте. — Это и есть Олд-Лоу-роуд?
— Да… Все-таки я не должна там жить.
— Ничего, привыкнете. Начнете завтра в восемь утра. Доктор Уиншип заедет за вами на своей машине.
— Ладно.
— Без четверти восемь будьте там, где я вас только что подобрал. Только не зазнавайтесь — доктор Уиншип сказал мне, что он подвозил и Глорию Пинкл в первый день работы. Род официальной любезности.
— Хорошо…
— Хорошо, шеф!
— Да, шеф.
Во время обеда Эллери тайком изучал девушку. Рима вся расцвела. Она радостно щебетала и смеялась.
Среда-четверг, 12–20 апреля
В среду после чашки кофе в кафе «Холлиса», чтения «Архива», сидения в кресле вестибюля, стрижки в парикмахерской Луиджи Марино, пешей прогулки по Хай-Виллидж, поисков книг в библиотеке Карнеги на Стейт-стрит — причем сидящая в «будке часового» Долорес Эйкин не узнала его, чему он в глубине души был рад, — Эллери наконец решился позвонить по телефону.
Рима сообщила, что все идет прекрасно. Доктор Уиншип был очень любезен. Он провел с ней целый час после завтрака, объясняя правила приема пациентов и пользования стерилизатором, а потом ушел в больницу, но перед приемными часами нашел время сходить с ней на Площадь, чтобы выбрать более подобающую одежду, чем та, что была куплена на Пятой авеню. Из-за эпидемии дифтерии «Бон-Тон» продавал для медсестер нейлоновую униформу, и она чувствует себя в ней как настоящая медсестра. Да, униформа включает белые чулки, белые туфли на низком каблуке и все прочее — тут нечего иронизировать! Эллери съязвил, что не припоминает Глорию Пинкл, предшественницу мисс Эндерсон, в подобном облачении, и осведомился, заплатил ли за него Уиншип. Рима засмеялась и объяснила, что за все платит он, Эллери, вернее, она его деньгами, которые начнет возвращать с будущей недели. Доктор Уиншип хотел заплатить, но она ему не позволила. Как мило, заметил Эллери. Рима перестала смеяться и холодно сказала, что ему стоит перестать быть таким циничным и дать людям хотя бы полшанса побыть человеческими существами. Даже старый Гарри Тойфел сказал ей утром что-то ободряющее, а миссис Фаулер разрешила ей свободно пользоваться холодильником и проводила ее в чудесную старомодную спальню, куда более приятную, чем строгий патриотический стереотип комнат «Апем-Хаус»… И вообще, сегодня она узнала о жизни очень многое… Несомненно, согласился Эллери, но узнала ли она… Однако Рима, то ли потому, что была не одна, то ли по какой-то женской причуде, отказалась говорить о делах, заявив, что у нее не было никаких затруднений, кроме, возможно, печатания на машинке, и что доктор Додд такой симпатичный, хотя она видела его только один раз, когда он уходил в больницу… Обед? Ну, она постарается. Правда, сегодня ее первый день, и ей нужно дополнительное время, чтобы познакомиться с картотекой; Пинкл оставила все в полном беспорядке… «Да, доктор Уиншип. До свидания, Эллери». После этого Эллери осталось только положить трубку.