Ее голос был чужим и холодным. Она ушла.

Примерно три месяца назад я позаимствовала у Кейт косметичку. Ну ладно – украла. У меня не было своей косметики. Мне не разрешали краситься, пока не исполнится пятнадцать. Но чудеса случаются, и Кейт не было дома, спросить было не у кого, а чрезвычайные ситуации требуют чрезвычайных мер.

Чудо было высокого роста, со светлыми волосами и улыбкой, от которой у меня кружилась голова. Его звали Кайл, и он переехал из Айдахо прямо ко мне за парту. Он ничего не знал обо мне и моей семье. Поэтому, когда он пригласил меня в кино, он сделал это не из жалости. Мы смотрели новый фильм про Спайдермена, по крайней мере, он смотрел. Я же все время пыталась понять, каким образом электричество преодолевает пространство между моим локтем и его.

Вернувшись домой, я все еще парила в воздухе от счастья. Поэтому Кейт застала меня врасплох. Она схватила меня за плечи и повалила на кровать.

– Ты воровка, – заклеймила она меня. – Ты открыла без спроса мой ящик.

– Ты все время берешь мои вещи. Два дня назад взяла синий свитер.

– Это совсем другое. Свитер можно постирать.

– Если мои бактерии живут в твоей крови, то почему они не могут жить в твоем дурацком блеске для губ?

Я вывернулась и перекатилась. Теперь преимущество было у меня. У нее загорелись глаза.

– Кто это был?

– Ты о чем?

– Если ты накрасилась, Анна, то на это должна быть причина.

– Отстань.

– Да ладно. – Кейт улыбнулась. Она просунула свободную руку мне под мышку и пощекотала. От неожиданности я ее отпустила. Минуту спустя мы уже боролись на полу.

– Анна, перестань, – простонала Кейт. – Ты меня убьешь.

Последних трех слов было достаточно. Я отдернула руки, будто обожглась. Мы лежали рядом между кроватями, и обе делали вид, что ее слова нас нисколько не ранили.

В машине родители начали ругаться.

– Может, надо нанять настоящего адвоката, – предложил папа.

– Я и есть адвокат, – отрезала мама.

– Но, Сара, – возразил папа, – если все это будет продолжаться, я хочу сказать, если…

– Что ты хочешь сказать, Брайан? Что ты на самом деле хочешь сказать? Что какой-то человек, которого ты никогда раньше не видел, сможет на суде объяснить Анне лучше, чем ее собственная мать?

После этого папа вел машину молча.

Я испугалась, увидев на ступеньках людей с телекамерами. Я была уверена, что они собрались здесь из-за какого-то громкого дела. Поэтому представьте мое удивление, когда перед моим лицом возник микрофон и коротко стриженная корреспондентка спросила меня, почему я подала в суд на своих родителей. Мама оттолкнула женщину.

– У моей дочери нет комментариев, – повторяла она снова и снова. А когда один парень спросил, знаю ли я, что являюсь первым генетически измененным ребенком в Род-Айленде, я подумала, что она ему сейчас врежет.

Я с семи лет знала, что родилась в результате искусственного оплодотворения, поэтому вопрос не стал для меня новостью. Когда родители впервые рассказали об этом, секс казался мне более отвратительным, чем зачатие в пробирке. Потом, когда тысячи людей лечились от бесплодия, моя история уже не была уникальной. Но генетически измененный ребенок? Конечно, если бы родители знали, что им предстоит, они имплантировали бы мне гены покорности, повиновения и благодарности.

Папа сидел рядом со мной, зажав руки между коленями.

В кабинете судьи мама и Кемпбелл Александер выясняли отношения. В коридоре было необыкновенно тихо, будто они забрали с собой все до единого слова, не оставив нам ни одного.

Я услышала женские шаги, и из-за поворота показалась Джулия.

– Анна, извини, я опоздала, еле пробилась через толпу прессы. У тебя все в порядке?

Она присела передо мной.

– Ты хочешь, чтобы мамы не было дома?

– Нет, – ответила я и, к своему стыду, расплакалась. – Я передумала. Я больше не хочу. Ничего не хочу.

Она долго смотрела на меня, потом кивнула.

– Давай я поговорю с судьей.

Когда она ушла, я сосредоточилась на своем дыхании. Сейчас у меня с трудом получалось то, что раньше я делала инстинктивно: вдохнуть, помолчать, принять правильное решение. Почувствовав взгляд отца, я повернулась.

– Ты говорила серьезно? – спросил он. – Ты не хочешь продолжать?

Я не ответила, сидела не двигаясь.

– Если нет, то это неплохая идея. Немного свободного пространства не помешает. У меня на станции есть лишняя кровать. – Он потер затылок. – Мы не переедем навсегда, просто… – Он взглянул на меня.

– …так будет легче, – закончила я, и именно так мы и сделали.

Папа встал и протянул мне руку. Мы вышли из здания суда бок о бок. Репортеры набросились на нас, как волки. Но в этот раз я не слышала их вопросов. Внутри у меня была такая легкость! Как в детстве, когда папа в сумерках сажал меня к себе на плечи, а я, вытянув вверх руки и растопырив пальцы, пыталась поймать падающую звезду.

Наверное, в аду есть специальное место для слишком самонадеянных адвокатов, но мы все уже к этому готовы. Когда, приехав в суд по семейным делам, я увидел гвардию репортеров, то сделал все возможное, чтобы камеры были направлены на меня. Я рассказал, насколько этот процесс необычный и болезненный для всех участников. Намекнул, что решение судьи может повлиять на права несовершеннолетних в стране, а также на исследования стволовых клеток. Потом одернул пиджак, взял Судью за ошейник и объяснил, что мне необходимо поговорить со своей клиенткой.

В здании суда Берн Стакхаус поймал мой взгляд и жестом показал, что все в порядке. Сегодня я случайно встретил шерифа, и он невинно спросил меня, можно ли его сестре, репортеру из «Projo», прийти к зданию суда.

– Я действительно не могу вам ничего рассказать, но слушание… будет достаточно громким, – туманно сказал я.

В том специальном месте в аду есть, наверное, особый уголок для нас – тех, кто пытается использовать общественную работу для собственной выгоды.

Несколько минут спустя мы уже были в кабинете судьи.

– Мистер Александер, – начал судья Десальво, показывая мое прошение о временном запрещении каких-либо контактов. – Объясните, пожалуйста, зачем вы подаете прошение, если мы вчера уже обсудили этот вопрос?

– Я виделся с опекуном-представителем, господин судья, – ответил я. – В присутствии мисс Романо Сара Фитцджеральд сказала моей клиентке, что вся эта история с судом – недоразумение, которое решится само собой. – Я посмотрел на Сару, которая не проявляла никаких эмоций, только подняла подбородок выше. – Это прямое нарушение предписания суда, Ваша честь. Хотя суд пытался создать условия, чтобы семья осталась вместе, я не думаю, что это сработает, пока миссис Фитцджеральд не отделит свою роль матери от роли адвоката. А до тех пор необходима физическая изоляция.

Судья побарабанил пальцами по столу.

– Миссис Фитцджеральд, вы говорили это Анне?

– Конечно, говорила! – взорвалась Сара. – Я пытаюсь положить этому конец!

После такого признания наступила полная тишина. И как раз в этот момент в кабинет влетела Джулия.

– Извините за опоздание, – сказала она, тяжело дыша.

– Мисс Романо, – спросил судья, – вы сегодня разговаривали с Анной?

– Да, только что. – Она посмотрела на меня, потом на Сару. – Полагаю, ей очень тяжело.

– Что вы думаете о прошении, которое подал мистер Александер?

Она убрала за ухо непослушную прядь волос.

– У меня недостаточно информации для принятия официального решения, но интуиция подсказывает мне, что было бы неправильно разлучать Анну с матерью.

Я мгновенно напрягся. Почувствовав это, мой пес встал.

– Господин судья, миссис Фитцджеральд призналась, что нарушила предписание суда. По крайней мере, нужно сообщить в комиссию о нарушении этических норм и…

– Мистер Александер, это больше, чем обычное судебное разбирательство. – Судья повернулся к Саре. – Миссис Фитцджеральд, я настоятельно рекомендую вам нанять независимого адвоката, который будет представлять интересы ваши и вашего мужа. Я не стану подписывать приказ о временном запрещении контактов, но предупреждаю вас еще раз: до слушания на следующей неделе вам нельзя говорить с дочерью об этом деле. Если я узнаю, что вы опять нарушили предписание, то сам доложу в комиссию и лично выпровожу вас из дома. – Он с шумом захлопнул папку и встал. – До понедельника попрошу меня не беспокоить, мистер Александер.