Рэшэда это не удивляет.

— Теперь это не имеет никакого значения, — равнодушно говорит он. — Для меня было важно лишь одно: может ли существовать на нашей Джумме женщина, подобная девушке с Эффы. Но теперь, когда фальсификация очевидна, все остальное меня уже не интересует.

— Но нельзя же оставить это так, — возмущаюсь я. — Как он мог позволить себе такое? Я не нахожу слов…

— И не надо. Не ищите никаких слов. Не до того нам теперь. Есть дела поважнее. Необходимо возможно скорее вернуть голос девушке с Эффы.

— А это поможет разгадать ее тайну?

— Думаю, что в этом вообще единственная возможность ее разгадки.

— Но что же можно сделать, если фонограмма так безнадежно испорчена? — тяжело вздыхаю я. — Боюсь, что всей ее речи нам никогда не удастся восстановить.

— Поищем тогда иных путей.

По моим удивленным глазам Рэшэд догадывается, что я его не понимаю, и поясняет:

— Обратимся к помощи кибернетиков.

Это тоже ничего мне не объясняет, но я больше не спрашиваю.

… Наконец-то угомонился северный ветер. Можно открыть окна. В вечерних сумерках стройные пальмовые деревья кажутся устало поникшими, обессиленными многодневным сопротивлением натиску урагана. Не видно и пэннэлей: бедные пташки только теперь добрались до своих гнезд.

В моей комнате уже темно. Зажигаю свет. Почти тотчас же вокруг настольной лампы возникает ореол из пестрой мошкары. Я могу уничтожить их генератором ультразвука, но мне почему-то жаль несчастных мошек, прятавшихся где-то все эти дни от яростной северянки. Пусть покружатся теперь вокруг лампы, погреются, полюбуются светом.

Что это я расчувствовалась, однако? Пора и делом заняться.

Раскрываю свежий номер иллюстрированного журнала. У нас в лаборатории много говорили о нем сегодня. Несколько художников опубликовали свои зарисовки девушки с планеты Эффа, сделанные во время демонстрации ленты магнитовизора. И, удивительное дело, все их рисунки сильно отличаются друг от друга, и ни один не кажется мне похожим на нее.

Все это заставляет меня задуматься. Дело ведь не только в своеобразии манеры у различных художников, — портреты вообще почему-то получились у всех разные, какие-то совсем иные. Может быть, это потому, что мы представляем себе девушку с Эффы похожей на нас лишь по невольной аналогии с нами, по привычке, а на самом деле сходство ее с обитателями нашей Джуммы не такое уж большое? Может быть, художники просто дорисовывают то, что видится им в чертах загадочной девушки, но не существует в действительности.

И все-таки какое-то сходство с нами у нее, несомненно, есть. У меня лично нет в этом никаких сомнений.

Глава девятая

На следующий день, как только к нам приходит крупнейший наш специалист по кибернетике, Рэшэд приглашает и меня.

Кибернетик высокий, худощавый, очень строгий. Смотрит на меня, как на неживое существо. Говорит раздельно и жестко, будто подает команду одному из своих роботов:

— Включите ленту!

Я догадываюсь, что речь идет о магнитной ленте с изображением девушки с Эффы. Не задавая лишних вопросов, начинаю готовить аппаратуру. По сигналу Рэшэда затемняю помещение и включаю магнитную ленту. На экране снова — в который уж раз! — возникает девушка с Эффы. Почему она такая взволнованная? К чему призывает своих соотечественников?

А в том, что она призывает их к чему-то, у меня нет никаких сомнений. Это чувствуется по решительности ее жестов, по гневному блеску глаз и даже по беззвучному, но достаточно выразительному движению полных, хорошо очерченных губ. Чем больше я смотрю на нее, тем основательнее убеждаюсь в этом.

Кибернетик всматривается в изображение девушки с Эффы немигающими глазами. Догадываюсь, что он интересуется главным образом артикуляцией — движением ее губ и языка.

Просмотрев магнитную ленту два раза подряд, делает мне знак выключить аппарат.

— Ну как? — спрашивает его Рэшэд. — Можно разгадать что-нибудь?

— Все, что имеет хоть какую-нибудь систему, поддается расшифровке, — уверенно заявляет он. — А артикуляционный аппарат речи имеет свои закономерности. В зависимости от произносимых звуков он принимает совершенно определенные положения. Жаль только, что мы можем наблюдать лишь губы да частично язык вашей девушки, тогда как в артикуляции участвуют также небо и голосовые связки. Но тут уж ничего не поделаешь. Хорошо еще, что нижняя часть ее лица имеет более четкое и контрастное изображение, чем остальные детали.

«Для него наша девушка — всего лишь запись световых сигналов на магнитной ленте, — с неприязнью думаю я. — Одни из этих сигналов, более четко воспроизводящие детали изображения, его удовлетворяют, другие, плохо записанные или чем-то поврежденные, раздражают. А до самой девушки ему и дела нет. И такой равнодушный ученый должен помочь нам разгадать ее тайну!..»

— Приготовьте мне возможно более точную копию этой ленты, — обращается он ко мне.

— Всю ленту или достаточно будет части ее? — уточняю я.

— Всю, конечно, — с заметным раздражением отвечает кибернетик и недовольно поясняет: — Речь разумных существ есть не что иное, как закодированная система информации. А любой код мы в состоянии декодировать лишь в том случае, если будем иметь достаточное количество повторяющихся элементов кодировки, чтобы стала понятной ее система. В данном случае мы попытаемся по системе артикуляции вашей девушки восстановить фонетику ее речи.

— В том, что мы вам продемонстрировали, — замечает Рэшэд, — количество повторяющихся элементов, по-моему, должно быть вполне достаточным.

— Да, пожалуй, — соглашается кибернетик. — Задача, однако, будет не из легких, так как нам совершенно неизвестен язык, на котором говорит эта девушка. Надо полагать, он не похож ни на один из наших. А фонограмма совсем, значит, безнадежна?

— Восстановить ее полностью, видимо, не удастся… — смущенно отвечаю я.

— Нам достаточно было бы одной-двух фраз, — резко поворачивается ко мне кибернетик. — Нужно знать хотя бы, как звучит голос девушки, каков вообще характер звуков речи обитателей Эффы, каковы его фонемы.

— Это, может быть, и удастся, — не очень уверенно обещаю я.

— Да, задача будет не из легких, — задумчиво повторяет кибернетик. — Кроме нашей кибернетической техники, придется, конечно, прибегнуть к помощи врачей-ларингологов, а также фонетиков и лингвистов. Но я не сомневаюсь, что совместными усилиями нам удастся заставить вашу девушку заговорить.

Рэшэд тепло прощается с кибернетиком, а когда он уходит, говорит мне:

— Эти кибернетики очень толковые, я бы даже сказал, виртуозно изобретательные и универсально образованные ученые.

Некоторое время он возбужденно ходит по павильону. Потом распахивает окно и садится на подоконник. Говорит, глядя куда-то вдаль:

— Вы ведь знаете, Шэрэль, я никогда не сомневался, а теперь более чем когда-либо уверен, что тайну девушки с Эффы мы непременно разгадаем. Фактов мало, конечно, но нам поможет решить эту задачу общность закономерностей не только природы, но и общественного развития мыслящих существ.

— Вы полагаете, значит, что язык обитателей Эффы, может быть, чем-то похож на наш? — робко спрашиваю я.

— Вне всяких сомнений, Шэрэль! Разумные существа немыслимы без хорошо развитого языка. А язык обитателей Эффы, безусловно, достиг высокого развития. В этом убеждает меня состояние их техники. А если это так, то их язык, так же как и наш, имеет свою морфологию, синтаксис и фонетику.

— Но как же все-таки электронные машины кибернетиков разберутся во всем этом?

— Не беспокойтесь, Шэрэль, разберутся, — улыбается Рэшэд. — В кибернетике, как вам должно быть известно, информация играет одну из главных, а может быть, даже центральную роль. Во всяком случае, изучение законов передачи и преобразования этой информации составляет основу кибернетики. А для осуществления передачи и последующего преобразования информации необходимо, чтобы она была представлена в виде определенной последовательности знаков.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: