Торопливо пробежав их глазами, Мунн, во избежание ошибки, проделал всю операцию расчета орбиты астероида вторично. Результат был тот же.

Взволнованно прошелся молодой астроном по павильону обсерватории. Вытер платком влажный лоб. Снова перечитал цифры, отпечатанные на ленте. Они подтвердили его предположения. Точный математический расчет имевшихся у него данных о движении Земли и астероида свидетельствовал о неизбежности столкновения…

Удовлетворенность безошибочностью своей догадки лишь на какое-то мгновение заслонила у Джона все остальное. Но почти тотчас же другое, более сильное чувство завладело всеми его мыслями. Поскольку несомненно. было, что астероид столкнется с Землей — не избежать, значит, большой беды. Он может, конечно, упасть и в безлюдной части планеты, как Тунгусский или Сихотэ-Алинский. Но не исключено, что обрушится он и на населенную часть какого-нибудь из материков или даже на территорию родной страны Джона Мунна. А это не обычный небесный камешек, какие падают ежедневно, почти не оставляя заметного следа на поверхности земли. Свалится ведь на этот раз целая маленькая планетка.

Чувство тревоги почти не покидало теперь Джона, хотя для того, чтобы точно знать, куда именно упадет астероид, потребуется сделать еще не одну тысячу сложнейших вычислений, куда более совершенными машинами, чем та, на которой он только что работал.

Что же предпринять? Нужно ведь оповестить как-то о грозящем бедствии, если не все человечество, то хотя бы население своей страны. Но как? Выступить по радио? Или, может быть, сообщить об этом через газету? Да, пожалуй, лучше всего через газету. Но какую?..

После некоторого размышления, взвесив все за и против, решил он опубликовать свое открытие в «Прогрессе», и не потому только, что в нем сотрудничала Керри. Мунн знал трезвое направление этой газеты и не сомневался, что его научное сообщение не будет там превращено в сенсацию, обычную для подавляющего большинства органов многотиражной печати его страны.

Директор обсерватории, которому он доложил и о результатах вычислений, и о решении дать в «Прогрессе» первую публикацию о своем открытии, не возражал против этого.

Приход Генри Марчмонта хотя и не был неожиданностью для Писфула, однако чем-то встревожил его. Чем именно, профессор и сам не смог бы на это ответить. В последнее время он вообще стал слишком мнительным и нервным. Все теперь настораживало и тревожило его. Он плохо спал ночами, просыпался в холодном поту, с беспокойно стучащим сердцем…

Надо бы послушаться врачей, бросить все к черту, особенно эту неприятную работу для военного ведомства, и поехать на юг, в тихий, уютный санаторий на берегу океана. Но — где там! Разве его выпустит из своих лап генерал Хазард, пока он не завершит испытания портативной коротковолновой радиостанции дальнего действия? Неприятнее же всего было для Писфула то, что станция эта предназначалась, судя по всему, для оснащения тайной агентуры.

— Здравствуйте, дорогой мистер Писфул! — радостно проговорил Генри Марчмонт, протягивая руку профессору. — Простите, что без предупреждения, но у меня к вам серьезное дело.

— Серьезное? — удивленно переспросил Писфул и осмотрелся по сторонам, будто опасаясь, что их может подслушать кто-то.

— Вы не один разве? — невольно перешел на шепот Марчмонт.

— Почему вы решили?.. Если не считать вас, то я тут один. Но, знаете ли… — замялся Писфул, снова оглядываясь по сторонам.

Теперь только понял его Марчмонт и невесело рассмеялся. Потом проговорил беспечным тоном:

— А я, знаете ли, хотел предложить вам прогуляться. Не возражаете?..

— О, охотно! День такой чудесный!

Спускаясь по лестнице, Марчмонт взял Писфула под руку и прошептал укоризненно:

— Слушайте, дорогой мой, что же это такое? Даже в собственном доме стали мы бояться разговаривать. Это же…

— Береженого, знаете ли, бог бережет, — усмехнулся Писфул. — Я то ведь лучше вас знаком с техникой тайной звукозаписи.

— Мы же с вами на одно и то же военное ведомство работаем. Почему же…

— Вот именно поэтому-то, — снова усмехнулся Писфул.

— Ну, хорошо! Давайте тогда погуляем по улице.

— А вы не на машине ко мне приехали?.. Ну, тогда я бы предпочел поговорить с вами в вашей машине.

— Ого, каким вы стали осторожным! Даже тайные агенты могут вам позавидовать. О тэмпора, о морэс!*[2]

В машине Писфул заговорил не раньше, чем она тронулась.

— Ну-с, я слушаю вас, коллега.

— А я уж и разговаривать боюсь, — рассмеялся Марчмонт. — Кто знает, может быть, и в моей машине установлен какой-нибудь тайный микромагнитофончик.

— Этак мы и вовсе вскоре разучимся разговаривать. Давайте все-таки рискнем.

— Но я вижу, дорогой профессор, вы так запуганы, что, пожалуй, нет смысла говорить с вами о том, с чем я пришел к вам. Надеюсь, вы догадываетесь, что я не о прогнозе погоды пришел поговорить с вами?

— Догадываюсь, — без особого энтузиазма отозвался Писфул, рассеянно поглядывая сквозь ветровое стекло на пестрый поток встречных машин. — Выкладывайте, что там у вас.

— Известно ли вам, что я нахожусь в дружеских отношениях с редактором такой газеты, как «Прогресс»? — после некоторого раздумья спросил Марчмонт.

— Нет, это мне не известно, — ответил Писфул, — но, достаточно хорошо зная вас, я не удивляюсь этому. Вы всегда симпатизировали людям с крайними левыми взглядами. Но я не осуждаю вас за это, тем более, что такие люди, как ваш друг, редактор «Прогресса», делают хотя и рискованное, но благородное дело.

— Так вы, значит… — обрадованно воскликнул Генри Марчмонт, но Писфул недовольно прервал его:

— Только, пожалуйста, без выводов. С некоторых пор я стал остерегаться выводов.

— Хорошо, перейдем тогда к делу. Вы слышали, конечно, об этой ужасной авиационной катастрофе в районе базы тяжелых бомбардировщиков? Ну так вот, у редактора газеты «Прогресс» есть сведения, что виной тому было испытание какого-то «Эн-Джи». Не известно ли вам случайно, что означают эти инициалы?

— И вы хотели спросить меня об этом в моей квартире, в которой, наверно, под каждым диваном запрятан микромагнитофон? — удивленно воскликнул Писфул.

— Господи! Неужели это правда? Как же вы живете, как разговариваете в этом аду?

— Почти не разговариваю. А когда молчание становится невмоготу, читаю вслух избранные места из конституции нашей дорогой республики.

— А ночью? Можете же вы сказать что-нибудь такое во сне, что можно было бы превратно истолковать?

— На ночь я включаю магнитную ленту с записью государственного гимна с такой громкостью, которая могла бы заглушить мой бред, — невозмутимо пояснил Писфул.

— Веселенькое существование! — мрачно усмехнулся Марчмонт, и у него пропала всякая охота расспрашивать Писфула о вещах, интересующих Каннинга. Но профессор, к немалому удивлению Марчмонта, сам продолжил уже начатый разговор:

— Так вы интересуетесь таинственными буквами «Эн» и «Джи»? Генерал Хазард упомянул их недавно в разговоре с каким-то крупным военным чиновником, но я так и не понял, что это такое. Полагаю, однако, что «Эн-Джи» — шифр какого-то нового, очень секретного вида военной техники. Как только узнаю что-нибудь определенное, обещаю сообщить вам. А теперь, если у вас нет ко мне других вопросов, высадите меня где-нибудь возле метро. Домой мне лучше всего добраться с его помощью.

В тот же день Генри Марчмонт позвонил Каннингу из уличной будки телефона-автомата.

— То, о чем ты просил меня, Чарльз, узнать пока не удалось и боюсь, что не удастся. Говорю это тебе затем, чтобы ты не очень на меня надеялся, а предпринимал кое-что и сам.

— Крепко, значит, держат в секрете?

— Крепко.

— Ну, тогда тем более важно разгадать этот секрет.

Посоветовавшись со своим заместителем, Каннинг решил послать Керри Демпси в Сэнди-Таун. Городок этот был ближайшим от бывшей базы тяжелых бомбардировщиков населенным пунктом. Каннинг надеялся, что Керри удастся узнать там кое-какие подробности об аварии, происшедшей с пассажирским самолетом в районе этой базы.