— А как же! — злобно усмехнулся Квелч. — Мы ведь спешим перешагнуть поскорее за грань равновесия между войной и миром. Боимся, как бы планета наша не превратилась в скотный двор. А она, кажется, превратится скоро в сплошную братскую могилу.

Пораженный сообщением Квелча о том, что русским известен секрет взорванной бомбы, Хазард, казалось, перестал воспринимать происходящее вокруг. Зато Эдди Олд, так трясшийся от страха все это время, торопливо извлек из кармана темную коробочку и переключил в ней какие-то рычажки.

— Но как? Как, черт побери, они узнали это?! — снова яростно воскликнул Хазард. Глаза его вспыхнули злобой, и он схватил Квелча за горло.

— Это ты, мерзавец, проболтался, наверно?!

— Оставьте в покое Квелча, генерал, — проговорил вдруг Медоуз таким тоном, какого никак нельзя было ожидать от этого интеллигентного старика. — И не говорите ерунды. Как мог знать Квелч о том, что бомба македониевая, когда даже мне не было это известно?

— Но откуда же тогда осведомленность русских?..

— Да разве можно в наше время утаить не только факт испытания атомного или термоядерного оружия, но и технический состав его? Вы-то, мистер Хазард, должны же знать это?

— Но ведь взрыв «Большого Джо» был произведен в неблагоприятных для его обнаружения условиях, — повысил голос Хазард. — Мы взорвали его, во-первых, под землей, во-вторых, на острове в сейсмическом районе океана.

— А вы разве не знаете, что версия о невозможности отличить землетрясение от подземного ядерного взрыва уже развеяна? — удивился профессор Медоуз. — По характеру сейсмических волн, возникающих при землетрясениях и подземных взрывах, без особого труда определяют теперь их причину. А что касается нескольких незарегистрированных подземных взрывов, произведенных нами в этом году, то они были слишком малой мощности — менее одной килотонны. К тому же для обнаружения их применялась аппаратура, не соответствующая рекомендованной Женевским совещанием экспертов.

— Простите, профессор, — вмешался в разговор Квелч, — правильно ли я вас понял? Действительно можно, значит, распознать любой ядерный взрыв, как бы его ни скрывали?

— Конечно, мистер Квелч. Они обнаруживаются методом регистрации акустических и сейсмических волн, радиоимпульсов, световых и гамма-излучений.

— А химический состав их тоже можно обнаружить?

Медоуз ответил Квелчу и на этот вопрос, хотя он и догадывался, что генералу не очень нравятся его разъяснения. Но профессор был теперь настолько возмущен Хазардом и адмиралом Диксоном, скрывшими от него и, видимо, от некоторых других ученых химический состав «Большого Джо», что готов был выступить с разоблачением их перед кем угодно.

— Исследование атмосферы, — продолжал он свои пояснения, — на высоте от четырех до двенадцати километров, которое мы регулярно проводим, так же как и другие страны, дают нам все основные данные о произведенных атомных и термоядерных взрывах. Для этого достаточно лишь подвергнуть лабораторному анализу содержимое пробоотборников. Если при этом в их. бумажных фильтрах обнаружатся пылинки плутония или урана, то тут имеет место атомный взрыв. Если же в щелочных поглотителях окажется радиоактивный углерод, а в замороженной воде — тритий, не останется сомнений, что произошел термоядерный взрыв. Я уже не говорю о том, что в пробах воздуха без труда обнаруживаются радиоактивные изотопы стронция, циркония, бария, иттрия, церия и другие осколки деления урана и трансурановых элементов.

— Так вы, значит, считаете, что о Македонии знали еще слишком мало, чтобы экспериментировать с ним? — мрачным голосом спросил Хазард.

— А чем же иным вы лично объясните то бедственное положение, в котором мы оказались? — Bonpocoм на вопрос ответил профессор. — Всякая авантюра в науке или политике рано или поздно кончается катастрофой, — убежденно заключил он.

Эдди Олд, все это время молча прислушивавшийся к разговору, стал вдруг что-то торопливо записывать. На столь необычное в создавшейся обстановке занятие юного лейтенанта обратил внимание Квелч. Он подозрительно покосился в сторону лейтенанта и хмуро сдвинул брови. Но в это время запищала вдруг морзянка, и Квелч бросился к рации. Вслед за ним устремились и остальные.

Вот что прочитал Квелч, раскодировав новую шифровку адмирала Диксона:

«Категорически запрещаю пользоваться рацией для передач без особого на то разрешения».

— И это все? — удивился Хазард.

— А что же еще? — усмехнулся Квелч. — Что еще могут они передать? К тому же, судя по слышимости, авианосец «Фоукен» теперь значительно дальше от острова Святого Патрика, чем был утром. Видно, адмирал побаивается джина, которого сам же выпустил из нового трансуранового элемента. Разрешите выключить рацию, сэр? Нужно поэкономить питание.

— Нет, черт побери! — грозно сверкнул глазами Хазард. — Не выключайте! Передайте им немедленно, что нам угрожает радиоактивная вода. Что там показывают ваши приборы, профессор?

— Все то же. Даже немного больше, — ответил Медоуз, всматриваясь в показания приборов.

— Ну, передавайте же! — крикнул Хазард Квелчу. — И можете это не шифровать.

Квелч торопливо отстучал сообщение Хазарда и перешел на прием, но динамик молчал. Было слышно только жесткое потрескивание разрядов атмосферного электричества.

— Повторите еще раз! — прохрипел Хазард. — Передавайте это до тех пор, пока не отзовутся. А чтобы аккумуляторы не разряжались, выключите освещение.

Подземелье погрузилось з непроглядную тьму, казалось лишь, что радиоактивная лужа в углу слегка светится холодным зеленоватым светом.

Все снова взобрались на столы. Даже генерал Хазард подобрал под себя ноги и сидел на своем «диване», как мусульманин во время намаза. Только Квелч оставался на цементном полу, продолжая ожесточенно стучать ключом радиотелеграфа.

Постепенно стук этот начал действовать на окончательно расшатавшиеся нервы Хазарда, и он хотел уже было приказать прекратить передачу, но в это время тяжело ухнуло что-то наверху, видимо на поверхности скалы. В подземелье тотчас же судорожно дрогнули стены…

— Точь-в-точь, как во время бомбежки, — заметил Kвелч.

— Попробуйте-ка переключить рацию на прием, мистер Квелч, — тревожно проговорил Медоуз, торопливо слезая со своего стола.

— Вы думаете, что «Омар» объяснит нам, в чем дело? — иронически спросил Квелч, когда профессор присел с ним рядом на аккумуляторный ящик.

— Этого я как раз не думаю, — отозвался Медоуз. — Они-то, видимо, менее всего намерены давать нам объяснения. Проверьте, принимает ли ваша рация вообще хоть что-нибудь.

Квелч опробовал последовательно все диапазоны волн, на которых работала его рация, но ни на одном из них не принял ни звука, если не считать, конечно, шума генерации самой радиостанции.

— Что же это по-вашему? — спросил он профессора.

— Наказание за нарушение приказа, — мрачно усмехнулся Медоуз.

— Значит, это они антенну нашу разбомбили?.. — изумился Квелч.

Никто не ответил ему. Даже генерал Хазард промолчал. Зато Эдди Олд заговорил вдруг каким-то плачущим, истерическим голосом:

— Не может быть… Не может этого быть! Они этого никогда не сделают!..

— Заткнись, молокосос! — прикрикнул на него Квелч. — И без того тошно. Готовься лучше к смерти, трус паршивый!

— А вы чего командуете? — разозлился Хазард. — Нечего храбреца из себя строить и распоряжаться тут!

— Я уже смотрел смерти в глаза, генерал, — спокойно, с достоинством ответил Квелч. — Не впервые с жизнью прощаюсь.

— А я не верю вам!.. — почти провизжал Эдди Олд. — Не верю, что вам не страшно! А рацию вы, наверно, сами испортили…

— Ну и не верь, — беззлобно отозвался Квелч, — не болтай только лишнего.

Несколько минут в подземелье было тихо, слышалось только, как скрипели пружины кресел под грузным телом генерала Хазарда.

Квелч тоже некоторое время лежал спокойно, потом вдруг резко вскочил и зажег карманный электрический фонарик. В желтоватом свете его все увидели Эдди Олда, укрепляющего что-то под столом радиотехника.