Так вот, оказывается, в чем кроется главная причина вражды Ворошилова с чекистами. Двое пернатых в одной берлоге не живут.

Ворошилову с Буденным не нужны были опасные соглядатаи. Неуправляемые. Собирающие на них же компрматериалы.

(А кому, впрочем, такие нужны? Уже в наши дни, сплошь и рядом, губернаторы, президенты национальных республик продолжают традиции Ворошилова. Счет территориальным силовикам, которые распростились со своими должностями в угоду политической конъюнктуре и подобострастности своего руководства, идет на десятки.)

Какие бы письма ни отсылал в центр непокорный Зведерис, какие бы факты ни приводил – судьба его была, по сути, предрешена. ВЧК – вооруженный отряд партии…

Время чекистского всемогущества наступит позднее, когда одним лишь мановением руки вчерашние хозяева жизни – посерьезнее даже, чем Буденный с Ворошиловым, образца 20-го – будут превращаться в лагерную пыль.

Но навсегда первые маршалы запомнят человека, упрямство которого едва не стоило им карьеры. Наверняка, во многом благодаря и ему, через всю жизнь пронесут они нелюбовь к страшному зданию желтого цвета, к которому даже железный Феликс, встал, повернувшись спиной.

И Ворошилов и Буденный чудом выжили в годы чекистского молоха. Чудом и кровью, которой покрестил их «отец народов», ведь под всеми приговорами, делами генералов и командиров стояла незатейливая подпись наркома Ворошилова.

(«Мы почистили в Красной Армии, – отчитывался он с трибуны в 37-м, – около четырех десятков тысяч человек».)

И тем не менее: в 37-м, как «польскую шпионку», взяли жену Буденного, артистку Большого театра Ольгу Михайлову. В 52-м, в разгар борьбы с космополитизмом, едва не загребли самого Ворошилова – вспомнили и жену-еврейку, да и новую кровь пора уже было пускать. Только скорая смерть «вождя» спасла его от расправы.

Вполне возможно, погиб в эпоху большого террора и упрямый особист Зведерис. Даже наверняка: такие люди долго не заживались – за редким исключением репрессированы были практически все старые чекистские кадры. Впрочем, это лишь наше предположение, ибо найти личного дела Зведериса нам не удалось.

Последнее упоминание о нем датировано январем 21-го. Это заключение ВЧК, которое ставило точку во всей затянувшейся уже порядком истории.

Виновником всех бед Первой Конной единодушно утвержден особист Зведерис. Это он, оказывается, «не обращал никакого внимания на внутреннюю политическую жизнь, не приняв заблаговременно никаких мер (…), благодаря чему политическая жизнь в армии протекала ненормально, и всякий тюремный элемент мог свободно проделывать свои темные делишки».

Вывод понятен:

А через несколько месяцев Климент Ворошилов станет членом ЦК…

В 30-х годах была в ходу такая песня:

Этакий героизм по разнарядке…

Буденный и Ворошилов – из этой когорты. Несмотря на все свои регалии и титулы, в военном деле они понимали слабо. Ворошилов – тот, вообще, не был полководцем: партработник, брошенный в войска «на усиление». Буденный был хорош лишь в сабельной рубке. О его интеллекте слагали анекдоты.

Такой, например:

– Скажите, – спрашивают Буденного, – вам нравится Бабель?

– Это, смотря какая бабель…

Но «страна приказала» – и пришлось стать маршалами. Позировать художникам. Открывать парады.

Они так хорошо это делали, что со временем и сами поверили в собственное величие. А потом наступила война, и за их бездарность своими жизнями пришлось расплачиваться сотням тысяч человек – тем, кому посчастливилось воевать в составе фронтов под командованием «прославленных маршалов».

После провала Киевской операции Сталин вынужден будет снять Буденного с Юго-Западного фронта. Мог бы расстрелять, но пожалел: перевел на резервный Северо-Кавказский фронт, а в 43-м от греха убрал и оттуда: сделал командующим кавалерией Красной Армии. Это в 43-м, накануне Курской битвы, когда решающую роль в войне полностью заняла бронетехника и авиация.

Ворошилова, провалившего Ленинградский фронт, поставил на партизанское движение. Рассудил здраво: большего вреда нанести все равно не сумеет. Партизаны – под надежным присмотром чекистов, против них Клим и пикнуть не посмеет…

Звезды Героев им повесили уже после войны: к юбилеям. Чтоб не обидеть…

Эти люди преуспели в другом: в войне тайной, подковерной. В войне интриг и заговоров.

Здесь им точно не было равных. Только вот начальник особого отдела Первой конной Зведерис понял это слишком поздно…

В советской историографии Первая конная находилась примерно в том же положении, что и Малая земля.

Истинную правду о том, что представляла собой армия в действительности, мы узнаём только сейчас. Да и ту – отрывисто.

Ведь разработки по Ворошилову и Буденному, которые начинал особый отдел Первой конной, были свернуты сразу после изгнания Зведериса.

Стране были нужны герои. И порочить их не было позволено никому…

«Смешно, – подумал Махмуд, – почему он шевелит усами, когда читает? Может, проговаривает про себя?»

Подумал и сам удивился: в такой решающий момент в голову отчего-то лезут дурацкие мысли. Про тараканов, которые так же шевелят усами. Про парикмахеров. Интересно, например, можно ли полировать лысину? Или у одних она блестит, как у сидящего напротив человека, а у других нет?

Махмуд нащупал в кармане револьвер, положил палец на спусковой крючок, и дурацкие мысли сразу же улетучились. Задергался, задрожал от волнения левый глаз – он давно знал за собой эту напасть: в стрессовых ситуациях на него вдруг нападал тик. Но, Слава Богу, в комнате царил полумрак и этого никто не заметил.

Он досчитал до пяти. Гулкий выстрел разорвал вечернюю тишину – еще мгновение назад такую умиротворенную, сонную. Все случилось в какие-то доли секунды, правда, секунды эти показались ему мучительно долгими, тянущимися, словно чурчхелла.

Будто со стороны, откуда-то сверху он увидел, как медленно съезжает со стула атаман. Как бросается вперед адъютант – совсем молоденький мальчишка, кичиджик оглан, с розовыми щеками (видно, недавно только начал бриться), – но револьвер выплевывает вторую пулю, и на блестящем от пота адъютантском лбу расползается кровавое пятно. Как падает этот кичиджик оглан, смешно разбросав нескладные руки, – ни дать, ни взять поскользнулся на катке. Падает в темноту, потому что смахнул он со стола свечку, и комнату наполнил мрак…

В этой темноте Махмуду стало как-то покойнее. Он нащупал ногой тело атамана, на всякий случай, от греха, выстрелил наугад еще раз и выбежал на улицу…

… Лунный свет неприятно резанул глаза. Он даже зажмурил их на какое-то мгновение, а когда открыл, то неожиданно подумал: а тик-то прошел…

Об убийстве Троцкого знают все. Все знают, что агенты НКВД зарубили Льва Давидовича альпенштоком – альпинистским топориком.

А открытое окно невозвращенца Раскольникова[16]?