Этот странный человек появился у меня в один ясный майский день — вошел степенно, словно агент по продаже швейных машин.

Помнится, в тот день с запада дул легкий ветерок. Западный ветер дул с моря, и небо было необычайно чистое. Все дома разом распахнули настежь свои постоянно запертые окна и обнажились, словно торопясь поскорее смыть с себя смоговую грязь. К несчастью, я не могу сказать, чтобы мое душевное состояние было таким же безоблачным, как небо. У меня в комнате все обстояло иначе. Она задыхалась в клубах табачного дыма, однако окна были закрыты и наглухо завешены шторами, и освещала ее только настольная лампа.

Чего может ожидать торговый агент, рискнувший пробраться в столь мрачное логово?.. При обычных обстоятельствах это все равно, что наступить на хвост спящему тигру. Клиент воспользуется случаем сорвать на бедняге свою злость, и тому придется удирать сломя голову под градом отборных оскорблений. Ведь у торговых агентов нет при себе ничего, кроме самого мирного на свете оружия: трех вершков хорошо подвешенного языка.

Но этот человек не был торговым агентом. Не знаю, возможно, у него и вправду не было при себе никакого оружия, кроме языка. Но ведь все зависит от того, как таким оружием пользоваться. Ведь я по природе своей из тех, кто тонет в стакане воды. Тем более что в тогдашнем моем состоянии я был решительно не способен изображать из себя тигра. Если и было во мне что-то тигриное, то разве пожелтевшее от треволнений лицо да еще полосатая пижама, которую я по неряшливости забыл снять. И сроду не имел я хвоста, наступив на который можно было бы исторгнуть у меня брань и угрозы.

Что и говорить! На душе у меня кошки скребли. Я сидел и с трепетом ждал. Сощурившись, втянув голову в плечи, я ждал появления злого вестника и свершения несчастного события. Я был раздавлен, справиться со мною в таком состоянии ничего не стоило с помощью даже одного вершка языка. И диковинный посетитель с успехом воспользовался моей слабостью.

И ведь как поразительно все совпало! Умышленно? Случайно? Нет, конечно же, так было задумано. Едва по радио закончили в третий раз передавать экстренное сообщение о мягкой посадке ракеты на поверхность Марса, как в прихожей раздался звонок, и мое сердце, которое исходило кровью, разом вспыхнуло и обуглилось, как птенец в пламени пожара.

Я слушал, затаив дыхание. Шум раздвигаемой фусума в гостиной… Шаги жены по коридору… Какие-то они зябкие, словно она вылезла из холодильника… Затем негромкие голоса… Она возвратилась, без стука скользнула ко мне в комнату и с упреком проговорила, уставившись на меня:

— Там тебя хотят видеть, что-то насчет марсиан…

Что же будет дальше? Вот сейчас я пишу. Но на что мне можно рассчитывать? Во-первых, я даже представить себе не могу, каким образом эти записки попадут к вам в руки. А если и попадут, вы сочтете их бредом сумасшедшего. Сочтете, это уж точно. А если вы паче чаяния один из них? Тогда, наверное, вы уже смеетесь над бедным шутом… Ну что ж, мне придется по-прежнему терпеть эту бессмысленную муку. Так я расплачиваюсь за свою извечную мягкотелость. Но враг вы мне или союзник — у меня нет иного выхода, и я покидаю убежище самоутешения, чтобы смело взглянуть в лицо судьбе.

…Молю небо, чтобы записки эти попали к такому же ЧЕЛОВЕКУ, как я, к ЧЕЛОВЕКУ в том смысле, какой имеет в виду любая энциклопедия, как это понимает каждый!..

Впрочем, даже если мои надежды исполнились и эти записки читает ЧЕЛОВЕК, у меня все же недостает оптимизма полагать, будто это обстоятельство само по себе делает его моим союзником. Положение, в котором я очутился, до крайности необыкновенное, пожалуй, даже и нелепое. И пусть вы, на мое счастье, оказались ЧЕЛОВЕКОМ — я все равно сомневаюсь, окажусь ли я ЧЕЛОВЕКОМ в вашем восприятии.

Но ведь только кривое зеркало всегда дает кривое изображение, это же логика! Правильное изображение в кривом зеркале свидетельствовало бы о нарушении логики. Возможно, где-то за пределами евклидова пространства параллельные линии перестают быть параллельными, но поскольку наша жизнь протекает в эмпирической сфере…

Ну, довольно. Излишние оправдания только усиливают подозрения и выставляют меня в невыгодном свете. Я могу сколько угодно кичиться своим здравомыслием — толку от этого будет мало. Пока же мне было бы достаточно, если бы вы согласились признать кривое зеркало кривым.

Вот, например, вы. Если бы от вас потребовали представить вещественные доказательства того, что вы являетесь подлинным ЧЕЛОВЕКОМ… наверняка вы бы рассердились или рассмеялись. И правильно. То, что человек есть человек, является неким изначальным условием, не требующим доказательств. Как аксиома о параллельных. Аксиомы в отличие от теорем потому и аксиомы, что доказать их невозможно. Состав крови, рентген и все такое — это лишь атрибутика, которая имеет смысл только при наличии изначальной аксиомы.

А теперь представьте себе безумный суд, для которого любые словесные объяснения логически неприемлемы. Суд безумный, но не настолько либеральный, чтобы признавать невиновность на основании одного только голословного отрицания вины. И вот вас привлекли в качестве подозреваемого, а судей могут убедить лишь такие доказательства, которые можно пощупать руками.

… «Представьте себе», — говорю я. Нет, не для того, чтобы просить вас быть моим адвокатом. Это было бы наглостью с моей стороны. Но если паче чаяния вам будет уготована та же участь, тогда пусть вам придется претерпеть такие же муки, чтобы в полной мере прочувствовать ее несправедливость!..

А теперь, отдавшись на вашу волю, я продолжаю рассказ. Итак, жена возвратилась и с упреком сообщила мне о цели визита моего гостя.

— Там с тобой хотят поговорить, что-то насчет марсиан…

Фантастическое сообщение, за пределами здравого смысла, не так ли? Вы, наверное, уже предполагали что-либо подобное, что должно было вызвать у меня, и без того измученного черной меланхолией, взрыв негодования. Раз вы видите меня насквозь, то должны были предположить именно это. Но никакого взрыва не последовало. Я только молча взглянул на жену. Некоторое время мы словно в оцепенении смотрели друг на друга, как должники, к которым ворвался кредитор.

И в каком-то смысле так оно и было.

Обычно на лицах людей отражается профессиональная заинтересованность. То же произошло и со мной… Видите ли, дальше мне придется рассказать о своих делах. Посторонним подобные вещи всегда кажутся скучными, но в данном случае заинтересованным лицом являюсь я сам, так что ничего не попишешь. А дела мои были в крайне плачевном состоянии.

Надо сказать, что в одной радиокомпании я вел в качестве драматурга постоянную программу «Здравствуй, марсианин!», передававшуюся по воскресеньям с одиннадцати до половины двенадцатого утра, и это приносило более половины всех доходов нашей семье. Стараниями моими мне удалось добиться определенного успеха — я получал ежедневно не менее двух десятков писем от слушателей. Так я обеспечивал наше существование в течение почти двух лет… Но когда была запущена на Марс эта ракета, все совершенно переменилось.

Впервые я ощутил эту перемену в середине позапрошлого месяца. Тогда сообщили, что произведена коррекция положения ракеты на орбите, и на повестку дня встал вопрос о результате запуска. И вот однажды заведующий редакционным отделом бросил мне в коридоре мимоходом:

— Можете теперь передавать ваши шуточки прямо марсианам…

Вообще-то ничего особенного в этих словах не было. И если судить по тону, никакого скрытого смысла они не содержали. Но они все равно открыли мне глаза на истинные намерения компании в отношении моей программы и уязвили меня сильнее, нежели грубое, циничное предупреждение.