- Ю-у-ра! - заставил его обернуться окрик.

- Чего?

- Ты это... остаешься или все-таки уйдешь?

Хотел сказать "с флота" и не хватило смелости. Майгатов мысленно досказал за него и вдруг понял, что ответа-то и нет.

- Не... нет, не знаю.

И еще быстрее зашагал к троллейбусной остановке. Больше всего ему хотелось убежать, но не от штурмана, а от вопроса. Но для этого нужно было убежать от себя...

Ему повезло с троллейбусом. Уже через десять минут он пулей вылетел на остановке у Дома офицеров, пробежал точно к тому месту, где несколько дней назад он на "жигулях" чуть не врезался в машину Бурыги. Свернул налево, к спуску на Минную стенку, и уже через полминуты, еле сдерживая одышку, стоял у длинной, выкрашенной в зеленую краску сходни на "Енисей".

Только теперь, перед решающей встречей, он ощутил, как заныла шея. Словно по тому месту, где вчера были пальцы Жбанского, снова стал кто-то давить. Он не сдержался, потрогал. Нет, шея была свободной, только мокрой от бега, да еще далекой болью отдавались синяки, которые он утром замаскировал пудрой, взятой у Кравчука.

Одышка унялась. На стоящих слева от "Енисея", за металлической решеткой, боевых кораблях дивизии вразнобой ударили склянки. И, словно сигнал тревоги, они бросили Майгатова на сходню.

Прогремел по ней сбитыми каблуками ботинок. Взлетел по стальным ступенькам двух трапов на вертолетную площадку, окрашенную тоже в зеленый цвет, и наткнулся взглядом на разомлевшего от вахты мужичка в истрепанной офицерской куртке без погон.

- Куда? - лениво спросил он обветренными губами, продолжая полулежать на тряпочном шезлонге с видом китайского божка, сложившего пухленькие коротенькие ручки на арбузе-животе.

- Мне один ваш постоялец нужен...

- Ну и что?

Плевать ему на какого-то лейтенантика. Хоть и старшего. Да хоть и с такими усищами. За те копейки, а, точнее, купоны-фантики, что платят, он еле себя уговаривает на вахту заступать. А тут ищи ему какого-то постояльца. Да их на каждой палубе по экипажу на эсминец наберется! А если всех из кают выгнать да здесь, на вертолетной площадке, построить, то, пожалуй, и не уместятся они. Кому-то прийдется и на причале стоять.

- Где дежурный по кораблю?

- У нас не корабль, а госпитальное судно, - оправдал он свое вольготное лежание перед офицером. - Обедает дежурный.

- А списки расквартированных где?

- В дежурке, - сделал что-то похожее на кивок, но кивок комариный, в полмиллиметра.

Майгатов заметил в сплошной металлической стене надстройки открытую дверь метрах в двадцати от него и пошел туда.

Оставалось лишь переступить порожек комингса, как вдруг вход круглым телом законопатил вахтенный матрос. Он так тихо выкатился из-за Майгатова, будто и впрямь несколько секунд назад был мячиком.

- Нельзя. Подождите дежурного.

- Где списки?! - гаркнул на него сверху вниз.

Матрос поник, словно его прокололи, и из мячика начал выходить со свистом воздух. Хотя свистел чайник, стоящий в углу дежурки.

Впрыгнув в крохотное помещение, матрос выключил чайник, снял его с толстой канцелярской книги, полистал ее и с видом мага, совершающего волшебство, поинтересовался:

- Как твоего кореша зовут?

- Кострецов.

Толстый короткий палец пробежал по странице, зацепился за нужную фамилию.

- Есть. Шестая палуба. Каюта номер, - и затих, поведя взглядом в правую часть страницы. - Номер... а нету твоего кореша. Вчера уехал. Точнее, сегодня. Поезд же на Москву - в ноль-ноль с копейками.

- Покажи, - шагнул в дежурку Майгатов, властно притянул к себе книгу.

Матрос не врал. В графе убытия стояло вчерашнее число.

- А Зубарева посмотри.

- Ты чего: с инспекцией пришел или как? - не понравилось матросу, что им командуют.

- Ну, проверь, пожалуйста, - чуть ли не взмолился Майгатов.

- Ладно. Только из дежурки выйди. А то меня с вахты из-за тебя снимут.

Когда просят, можно хоть ненадолго ощутить себя начальником. А быть начальником - сладкое чувство.

- Нет. Зубарева нет. Зубов есть. И Зубова - супруга его. Это врач и медсестра из госпиталя. У них квартиры нет. Вот и живут у нас.

- Как же вы от причала сдвинетесь, если у вас тыща народу на борту? удивился Майгатов.

- А никто никуда сдвигаться и не думает. Мы ж почти неходовые.

"И мы", - хотел добавить, но не стал. На половине кораблей ничейного, гибнущего, вымирающего флота могли бы ответить так же, как этот пухлый матросик с сальным ото сна лицом.

- Он мне должен был кое-что оставить, - неожиданно сказал то, что говорить совсем не собирался. - Можно каюту, где он... ну, жил, осмотреть?

- Ну ты въедливый! - обиженно покомкал масляные губки матрос, но микрофон переговорного устройства все же снял. - Вахтенный у трапа.

- Чего тебе, - ответил из сот динамика совсем не уставной фразой недовольный женский голос.

- Маш, подойди к дежурке. Тут одному старлею надо каюту на твоей палубе посмотреть...

- У нас не музей.

Матрос бы сдался, но за плечами стоял такой упрямый и такой высокий старший лейтенант с боксерски вбитым носом и одним только стоянием заставлял его быть увереннее, чем он был на самом деле.

- Маш, дело серьезное. У человека от этого жизнь зависит.

- О, господи! Шляются тут!.. Жди! Сейчас прийду...

"Сейчас" оказалось двенадцатью минутами, но и путем такого унижения Майгатов готов был заплатить за минуту в каюте, где жил Пирсон-Зубарев-Кострецов, а, может, и вообще человек с другой, не из этого ряда, фамилией.

Дежурная медсестра, коротенькая, веснушчатая Маша, невзрачная девочка из разряда тех, что не нравятся мужчинам, но все равно умудряются удачно выйти замуж, провела его по бесконечному, как автомобильный тоннель в горах, коридору, поднялась палубой выше, в еще один гигантский коридор, ловко щелкнула ключом и распахнула крытую светло-бежевым пластиком дверь.

Майгатов, подчинившись ее указующему жесту, шагнул в каюту, но ничего не ощутил. Ни радости, что наконец-то проник хоть и в бывшее, но все-таки логово зверя, ни ненависти от того, что сейчас услышит запах человека, который принес ему столько боли. Впрочем, запахов никаких он бы и не услышал. Все три иллюминатора были распахнуты настежь, и холодный ветер с бухты за ночь и полдня вымыл отсюда малейшее напоминание о человеке.

- Ну вот. Ничего он вам не оставил, - обвела рукой она два пустых стола в каюте.

- А там? - шагнул он в отсек, где находились кровать, двухстворчатый шкафчик, тумбочка и массивное зеркало над ней.

Повыдвигал ящики тумбочки - пусто. Распахнул дверцы шкафчика - тоже ничего. Уже хотел закрыть, как что-то заметил внизу, в дальнем уголке. Нагнулся и поднял с палубы обрывок бумажки. Маленький, с этикетку спичечного коробка. На одной стороне - явно в типографии отпечатанные буквы "R. I. F.", причем разрыв прошел точно по точке после "F", на другой, чистой - коряво написанные крючочки, очень похожие на те, что рисуют в своих тетрадях первоклассники. Он сосчитал их - девять. Приблизил к глазам и вдруг понял, что первые два крючочка выше остальных. Они сложились в большую букву "М", и он медленно все-таки прочел слово - "Минск".

- Надо же. Не вымела, - сокрушенно посмотрела на бумажку Маша. - А ведь вроде бы все прибирала...

- А там что? - показал вправо, на дюралюминиевую дверь.

- Санотсек.

Он открыл дверь, заглянул вовнутрь. Белоснежная, почти без трещин, ванна. Умывальник со шкафчиком. Унитаз, смываемый так же, как и на всех боевых кораблях, педалью.

- Курорт, а не каюта, - вынес итоговую оценку.

Маша обиженно поводила плечиками, словно не соглашаясь с выводом, и сказала то, что, по ее мнению, могло еще сильнее удивить офицера:

- У нас горячая вода - круглые сутки. И сауна есть. Адмиралы приходят мыться семьями.

- Ну-у, тогда это "Хилтон", пять звездочек, - понял свою ошибку Майгатов. В домах Севастополя горячей воды не видели уже давным-давно. Холодную-то давали по часу-два в день. А чтоб горячую да еще и постоянно...