Отрицательное отношение Салтыкова-Щедрина к бюрократии вообще вовсе не исключало его сочувственного отношения к низшему, бедному чиновничеству, влачившему жалкое зависимое существование.
Глубоким гуманистическим чувством было проникнуто отношение Щедрина ко всему угнетенному человечеству, представители которого были не только в крестьянской массе, но и в чиновничестве, среди интеллигенции и городского мещанства.
Для Салтыкова-Щедрина вовсе не была характерна идеализация официального правосудия. Сатира «Губернских очерков», даже тогда, когда она, тематически сближаясь с обличительной литературой, имела в предмете чиновничьи злоупотребления и плутовство, осуждала факты за их противоречие не законности, а интересам народа. Сатира «Губернских очерков» своим основным смыслом била не по служебным злоупотреблениям, а по самим антинародным принципам всей системы узаконенного государственного грабежа.
Чернышевский назвал первую сатирическую книгу Салтыкова «благородной и превосходной», а ее автора — писателем «скорбным и негодующим». «Никто, — писал он, — не карал наших общественных пороков словом, более горьким, не выставлял перед нами наших общественных язв с большею беспощадностию»[10].
«Губернские очерки», появившиеся в разгар борьбы за освобождение крестьян, были использованы передовой русской интеллигенцией, возглавлявшейся Чернышевским и Добролюбовым, для борьбы против крепостного права и для пропаганды революционных идей.
«Губернские очерки» шли в основном русле гоголевской сатирической традиции. Салтыков-Щедрин высоко поднял знамя Гоголя, непосредственно воспринял и продолжил в новых исторических условиях и на новых идейных основаниях его эстетические принципы. Гоголевская сатира оказалась глубоко созвучна характеру дарования Салтыкова-Щедрина и сознательно поставленным им целям литературной деятельности. Поэтому из всего созданного последователями Гоголя до появления «Губернских очерков» ничто так близко не напоминало «Ревизора» и «Мертвых душ», как именно первая щедринская книга. Близость выразилась и в родственности сатирического пафоса, и в содержании, и в художественном методе.
Салтыков-Щедрин был самостоятелен и не повторял своего великого предшественника, хотя элементы вольного или невольного прямого подражания Гоголю в «Губернских очерках» встречаются. Зависимость от манеры Гоголя наиболее явно чувствуется при чтении «Введения» и «Порфирия Петровича».
«Введение» Салтыков начинает в тоне, близком тому тону, каким Гоголь открывает «Старосветских помещиков». Тот же задушевный лиризм рассказа, то же добродушно-ироническое восхваление патриархальной жизни обитателей скромных провинциальных уголков и — в довершение сходства — одна и та же у обоих писателей поэтическая ассоциация с преданием о «буколической» жизни Филемона и Бавкиды. В рассказе «Порфирий Петрович» обрисован плут чичиковской генерации с употреблением знакомых гоголевских иронических интонаций. Встречаются в «Губернских очерках» и другие гоголевские реминисценции.
Однако, следуя порой сознательно и открыто Гоголю как учителю-художнику, автор «Губернских очерков» не только остается вполне самостоятельным исполнителем своих творческих заданий, но и превосходит великого предшественника в идейном отношении. Щедринская сатира возникла на более высоком идейном уровне нового исторического этапа общественной жизни. Салтыков-Щедрин сознательно руководствовался передовыми идеалами своего времени, и вследствие этого «Губернские очерки» знаменовали новые крупные завоевания в области художественной критики социальной действительности, явились этапным произведением, открывшим собою новый и самый блестящий период в истории русской политической сатиры, сатиры революционной, вдохновлявшейся демократическими и социалистическими идеалами. Вместе с тем автор «Губернских очерков» как художник слова, конечно, не достигал еще уровня своего ближайшего предшественника в сатире. В свое время Чернышевский отмечал, что, в отличие от Гоголя, от внимания которого ускользала связь фактов взяточничества со всею обстановкою жизни, Щедрин «очень хорошо понимает, откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими фактами оно могло бы быть истреблено»[11]. С другой стороны, по мнению Добролюбова, большая часть щедринских рассказов в художественном отношении «составляет шаг назад от Гоголя»[12].
Проницательность в понимании психологии разных слоев общества, высокий гражданский пафос и темперамент борца, оригинальность художественного почерка, выставляющего типы в резких очертаниях, богатая юмористическая одаренность — все это было налицо в «Губернских очерках» и красноречиво свидетельствовало о вхождении в большую литературу нового и ярко своеобразного художника первой величины.
В работе над «Губернскими очерками» Салтыков осознал свое призвание сатирика, и это сознание нашло себе прочное подкрепление в литературных кругах и в широком общественном мнении. С этого времени Щедрина стали называть основателем и главою обличительного направления, с этого времени вошли в оборот выражения «щедринская школа», «щедринское направление», «в щедринском духе» и т. п.
В «Губернских очерках» определились важнейшие черты художественного метода Салтыкова-Щедрина. Произведения, составившие книгу, в основной своей массе относятся к жанру рассказа. Но рядом с ним идут драматические сцены, монологи, путевые заметки. В книге, таким образом, представлены опыты в нескольких жанрах, предвещающие характерное для всего последующего творчества сатирика свободное отношение к литературным формам, переходы от одного жанра к другому в пределах одного и того же цикла или даже внутри отдельного произведения.
Первая щедринская книга — сборник рассказов. Но уже здесь проявилась и такая творческая особенность художественного метода сатирика, как принцип циклизации: построение портретных галерей, объединение персонажей и рассказов и типологические группы, ветвление первоначального тематического замысла. Задумывался рассказ, в процессе работы над ним рождался замысел другого, типологически сходного рассказа, и в конце концов возникала целая серия произведений, объединенных каким-либо заглавием («Прошлые времена», «Мои знакомцы», «Юродивые», «Талантливые натуры» и т. д.), общностью персонажей, типов или образа повествователя («надворный советник Н. Щедрин»). Так, в сентябре 1856 года Салтыков печатает рассказ «В остроге», который затем разветвляется в целую серию рассказов под этим общим заглавием. В июне 1857 года появляется рассказ «Талантливая натура», а затем создается серия рассказов, для которых это заглавие становится объединяющим.
В «Губернских очерках» мы встречаемся и с мастерскими приемами зоологических уподоблений в сатирической обрисовке социальных типов, и с великолепными образцами «саморазоблачающего» сатирического диалога, и с характерными щедринскими словечками и оборотами речи, метко и быстро обнажающими сущность явления, и с целым рядом других особенностей, ставших обязательными для литературного стиля Салтыкова-Щедрина.
Вместе с тем «Губернские очерки», обозначив ярко художественную индивидуальность Салтыкова-Щедрина как сатирика, ставят нас только у начала большого и богатого художественными открытиями и достижениями идейно-творческого пути писателя. Многое, характерное для зрелого творческого метода Щедрина, в первой сатирической книге его лишь намечено, представлено только в зародыше или же является приобретением более поздних этапов литературной деятельности писателя. Иносказательная манера повествования, реалистическая фантастика, художественная гипербола, острота типологических сатирических наименований, формул, оборотов, эпитетов, своеобразный синтез элементов публицистики и художественной образности — все это сложится в многообразную и единую систему щедринского реализма в последующие годы творчества сатирика.
«Губернские очерки» навсегда определили характер литературной деятельности Салтыкова-Щедрина как сатирика-демократа. Для дальнейшего идейного развития писателя на этом пути благотворным было все большее его сближение с вождями русской революционной демократии — Чернышевским и Добролюбовым. Салтыков становится с 1860 года их соратником в «Современнике», а после смерти Добролюбова и ареста Чернышевского входит в редакцию журнала (1863—1864) и вместе с Некрасовым возглавляет его, руководствуясь заветами своих идейных учителей.