– А сейчас? – интересуюсь.

– А сейчас, – вздыхает, – пятилетка корячится. И ни разу не меньше. Труп в машине – это тебе не хухры-мухры, сам понимаешь, не маленький. Скорее всего, конечно, условно. Но тут все зависит от того, с какого бодунища судейка на заседание притащится. Так что – до суда дело лучше не доводить…

– Понятно, – вздыхаю в ответ. – И каковы в данной конкретной ситуации должны быть мои дальнейшие действия?

Он аж башкой затряс от изумления.

– Ишь ты, – удивляется, – как ты говорить-то, оказывается, умеешь. Надо будет запомнить, хорошо сказано. Значит, так – видишь во-о-он того капитана?

И показывает в сторону одиноко бродящего вокруг груды металла толстого красномордого гаишника.

Я хмыкаю.

– Как тут, – говорю, – не заметишь? Такого легче перепрыгнуть, чем обойти. Вот глядишь на него и радуешься, сразу видно, что у нас милиция не недоедает…

– Во-во, – хмыкает в ответ, – его самого. Он, кстати, в принципе, парень неплохой. И я ему уже намекнул, что не буду сильно возражать, если он сегодня немного подзаработает…

– А он что? – спрашиваю.

– Удивился, конечно, – смеется. – Обычно, если я на «место» выехал, то они без денег остаются. У меня, видишь ли, принципы. И репутация. Но дергаться не стал, понимает, что обстоятельства разные в жизни случаются. Так что иди, договаривайся, чтобы тормозной путь перерисовывал так, будто она от силы на шестидесяти шла. Стоит тебе это будет, я так думаю, долларов пятьсот. Ну, тыщу дашь, если упираться начнет. Больше не надо, не фиг их баловать…

Я киваю.

Он цепко смотрит мне в глаза, вздыхает и продолжает:

– А по дороге поцелуй коротко девчонку, только коротко, она на взводе, из последних сил держится – и отправь кого-нибудь из своих с ней в Склиф, пусть ее там обследуют, вдруг все-таки травма какая или сотрясение. И – обязательно! – сделают справку, что у нее в крови нет ни алкоголя, ни наркотиков! Пригодится. Мне потом на первом допросе пусть передаст, и обязательно лично в руки, усваиваешь?! А потом пусть отвезут ее домой, накачают успокоительным и уложат спать. И пусть она сидит дома и вообще никуда оттуда не выходит ни разу без моего на то особого разрешения. Даже в магазин за продуктами! И дверь пусть никому постороннему не открывает! Когда все подуспокоится и она мне понадобится для допроса, – сам вызову. Все понятно?

– Уес, сэр! – кривляюсь.

И – убегаю.

Правда, тут же возвращаюсь к нему, не успев сделать еще и пяти шагов.

– Спасибо тебе, – говорю, – если совсем честно…

– Да ладно, – машет рукой. – Если б она что тут реально накосорезила, я б ей ни разу помогать не кинулся, кто бы и как бы меня об этом самом ни просил. Человеческая жизнь для меня по-любому дороже, усваиваешь?! А тут скорее несчастный случай, так зачем бабе судьбу-то ломать? Вон какая: молодая, красивая…

Я вздыхаю.

– Вот за это, – говорю, – как раз и спасибо. За то, что понимаешь…

– Да ладно, – усмехается, – что мы, не люди, что ли? Ты давай лучше беги делами занимайся. И девку не дергай, а то ты ее совсем глазами заел! Херово ей сейчас, чисто по-людски, ни разу не до расспросов, если не догадываешься. Потом поговорим за жизнь, если силы, конечно, будут. Меня ж сюда вообще-то из постели от молодой жены вытащили. И что я себе за жизнь такую выбрал? Ведь натурально собачья, а ни разу не человеческая…

Ну я и побежал.

Отправил Ингу с Гарри в больницу, переговорил с толстым капитаном, заплатил ему на месте сколько положено.

Ну и покрутиться еще немного пришлось, разумеется.

Сгонял, к примеру, до ближайшего супермаркета, купил гайцам ящик хорошего чешского пива и пару блоков сигарет, чтобы легче дежурилось. Поговорил со знакомыми по разным редакционным делам ребятами-телевизионщиками, разъяснил им ситуацию, после чего они кое-что подправили в комментариях.

Сам лично расписался в качестве понятого при повторном замере тормозного следа.

Нормально.

Капитан, правда, предупредил, что скорее всего придется еще платить экспертам и договариваться с оставшимся в живых потерпевшим и родственниками погибшего на предмет «отказняков», но это уже так, детали.

Али справится, без вопросов.

Самое главное, картина происшедшего нарисована в целом правильно, и Ингу мы уже просто так никому не отдадим.

Ибо – не фига…

Она, кстати, когда мы с Мажором усаживали ее в «скорую» и я объяснял диспозицию, типа, как себя надо вести, – неожиданно погладила меня по щеке и попросила передать Глебу, чтобы он слишком сильно за нее не переживал.

– Я-то в порядке, – говорит. – Ну, как в порядке… Почти что. А он съест еще себя сдуру, изнутри изгложет, пока будет разбираться, что он лично тут не так сделал. Так что ты уж проследи за ним, Дэн, насколько это возможно. А завтра вечером, как придете в себя, приезжайте ко мне домой. Все вместе. Пожалуйста…

Я пообещал, что обязательно приедем.

По-любому.

Все вместе.

И еще кого-нибудь обязательно захватим.

Из тех, на кого можно целиком и полностью положиться в нашей старой компании.

А потом ее увезли в Склиф, а я пошел дальше заниматься формальностями со следаком и гаишниками.

Вроде – так ничего получилось.

Мне по крайней мере себе предъявить нечего...

А тут еще и Никитос с Жекой отзвонились, доложили, что вынесли мусарню на пати в одну калитку. Причем, несмотря на то, что беспредельщики из той самой фирмешки таки попытались использовать свои любимые «аргументы», – фактически без потерь.

Так, одного из молодых слегка пером поцарапали.

Настолько слегка, что даже в больничку обращаться не пришлось, йодом руку залили, да и все дела.

Подумаешь…

А они, – в смысле, Жека с Никитосом, – все понимают, и готовы по первому слову от меня, Мажора или Али, – выдвинуться с мобом в любую часть города и убить там на хрен любого, кто сдуру или по злому умыслу будет нам мешаться под ногами.

Я, так – чисто на секундочку – представил, как ко всему этому бардаку с ментами, рейсерами и телевизионщиками добавляется еще и бригада слоняющихся туда-сюда, модно одетых, предельно упертых, пытающихся обосновать свою нужность и не по-детски тревожных отморозков.

В чистом виде – пожар в борделе, блин, на фиг.

Мне стало дурно, и я решительно приказал им валить куда угодно: хоть домой, хоть в паб, хоть к черту на рога, лишь бы и духу их здесь не было…

Вроде как поняли, хоть, по-моему, и немного обиделись.

Ну да ладно.

На обиженных, как известно, – хрен кладут и воду возят.

А у меня тут пока что своих траблов невпроворот, чтобы я еще с их ущемленным самолюбием разбирался.

Поймут, не маленькие.

А не поймут, – ну что ж, значит, и не надо…

Когда я наконец-то закончил с ментами и перекурил, чистя мозги тупым взглядом на желтый забор старого Ваганьковского кладбища, – почему-то сразу же перестал дуть ветер и снова пошел дождь.

Причем стало намного теплее.

Или мне просто так показалось?

Я созвонился с Али, попытался рассказать ему, что тут да как, и уехать наконец-то домой, но в ответ только и услышал короткое:

– Приезжай!

В принципе, чего-то подобного я и ожидал, да и серьезных причин против того, чтобы навестить старого товарища, не видел, честно говоря.

Кроме смертельной усталости, разумеется.

Но это – такая фигня, господа мои хорошие.

Особенно вот в такой… хм… нестандартной, скажем так, ситуации…

А к Али, думаю, он прав, – заехать по-любому стоит.

А что?

Я, в конце-концов, – птица вольная, дома меня даже собака не ждет.

Что бы и не полетать.

К тому же ночью по столице ездить приятно, – ни очумело перестраивающихся из ряда в ряд таксистов, ни пробок, ни прочей херни.

Подозвал Илюху, поинтересовался, где он живет.

– Да здесь, – смущается, – рядышком. На Магистральной. Ты не переживай, Дэн, я сам доберусь…