Он и глазом не моргнул при виде разгневанной Вероники, уселся в лодку и стал плавать вдоль берега. Джеки замолк, задумался, а потом издал восторженно-удивленное восклицание:

— Плюха!!!

Вероника заботливо поправила его:

— Лодочка…

Только не смотреть на проклятую лодочку и мерзавца… А, ему тоже неловко, недаром очки темные напялил!

— ПАПА…

Вероника замерла. Осторожно посмотрела на мальчика. Джеки был на удивление безмятежен, хотя и серьезен.

— Папа!

— Да, Джеки, барашек, это… это папа!

Она не знала, кричать в голос, плакать или радоваться.

Свершилось! Самая естественная и правильная вещь в мире. Самое ожидаемое и счастливое событие в жизни Джона. Самое лучшее для Джеки.

Он признал своего отца. Теперь они не расстанутся. Будут играть в футбол и лазать по деревьям, кататься на лодке и изображать индейцев, забросят в сторону плюшевых зайчиков и мишек, увлекутся машинками и железными дорогами…

А тетя Ви будет навещать их. Сначала часто, потом все реже… Наконец ее визиты станут совсем редкими, скажем, на Рождество и на День рождения королевы-матери. Джеки будет к ней снисходителен, вежлив… и равнодушен.

А потом он вырастет и будет посылать ей открытки, которые она станет складывать в шкатулочку, и когда после ее мирной кончины в доме престарелых придут выносить вещи из маленькой комнаты, эти кусочки картона просто выкинут, возможно, вздохнув при этом: «Бедная старая дева!»

Вероника вытерла слезы кулаком, душераздирающе шмыгнула распухшим от избытка чувств носом и медленно спустилась к воде.

— Он сказал «папа».

— Что?!

— Что слышал.

Да, это не вполне вежливо. Только кому какое дело?

— Вероника! Скажи еще раз! Повтори, прошу!

Джон вылетел из лодки так стремительно, что оказался на берегу прежде, чем лодка перевернулась и закачалась на водяной глади. Губы Вероники тряслись, но она нашла в себе силы.

— Он. Джеки. Сказал. Папа.

В этот момент подошел сам виновник суматохи. Голубые глазенки смотрели сурово и вопросительно.

— Тота…

— Джеки, сынок!

— Ви тота!

— Джеки, милый, иди ко мне. Иди к папе.

В голосе малыша послышались слезы и паника.

— Ви-и-и!!!

— Я буду здесь, а папа покатает тебя на лодочке, — пыталась уговорить малыша «тота Ви».

— Не! Ви-и-и-и!!! Тота!

— Все нормально, Вероника. Забери его.

Она со смятенной душой глядела на красивое лицо, с которого разом стерли все краски жизни. Джон Леконсфилд молча собрал свои вещи и ушел, ни разу не оглянувшись.

Вероника нашла в себе силы поговорить с Джоном только пару часов спустя, когда Джеки заснул после обеда. Да и то только потому, что нянька Нэн чуть не силой впихнула ее в гостиную, бормоча и ругаясь, на чем свет стоит.

Джон сидел у открытого окна, обхватив голову руками. Веронику раздирали противоречия. С одной стороны, Джона было безумно жаль, с другой — разлука с Джеки откладывалась на неопределенное время.

Она откашлялась. Надо придерживаться одной линии. Ведь решила же презирать Джона Леконсфилда, ну так и презирай!

— Джон…

— Пришла торжествовать? Злорадствовать?

— Нет! Почему ты так… Я ведь хотела, как лучше… Мне больно видеть, как он каждый день отталкивает тебя, я хотела помочь.

Голос Джона был тих и равнодушен, хотя она знала, что это не так.

— Я не знаю, что делать. Просто не знаю. И схожу от этого с ума.

— Мне жаль…

— Не трогай меня! Потому что я не знаю и того, что мне делать с тобой. Как мне заставить тебя поверить мне? Как и, главное, в чем я должен оправдаться перед тобой?!

— Но я не верю тебе только из-за твоей репутации…

— У меня НЕТ репутации! У меня есть честь и честность, больше ничего. Знаешь ли ты, лунатичка чертова, что я не был вообще ни с одной женщиной с того дня, как припал Джеки! Что, связавшись с Марго, заплатил оптом за все совершенные и несовершенные грехи?!

— Но Кэролайн…

— Кэролайн была единственной, кто выслушивал мои стоны, кто поил меня кофе и держал за руку, когда я метался в бреду, кто удержал меня от самоубийства — не отворачивайся!!! — да, дорогая, от самоубийства! Она, мать и Нэн. Три женщины. Старуха, женщина и девочка. Кэролайн стала мне сестрой, больше чем сестрой. Но страсти к ней я никогда не испытывал. Как и она ко мне.

— Вы были помолвлены.

— Нас помолвили. Мы с Кэрри всегда знали, что этого не случится. Вероника, как ты думаешь, почему я так реагирую на тебя? Да ведь у меня не было женщин больше года, какое там, больше двух лет! Не просто не было — я их не хотел! Потом появилась ты — и я вспомнил, что значит мужчина рядом с женщиной.

— Но что я-то могу поделать!

— Не знаю! Перестань умываться, носи мешковину, еще лучше — чадру!

С этими словами Джон стремительно вылетел из комнаты. Вероника не знала, плакать ей или смеяться.

Она вышла в сад, предварительно проверив Джеки. Нужно успокоиться и все обдумать. Не вспоминая при этом Джона…

— Что у Джонни с лицом? Он в жутком настроении.

Вероника подскочила и с подозрением уставилась на необыкновенно чумазое создание в брезентовых шортах и видавшей лучшие дни ковбойке. Вера Февершем с огромными садовыми ножницами безмятежно стояла в кусте шиповника, удивительно ловко вырезая сухие сучья.

— Вера… Вы меня напугали…

— Сама боюсь иногда, но этот наряд так удобен. Глупо разводить навоз, нарядившись в бальное платье. Правда, нянюшка утверждает, что в ЕЕ времена леди так себя не вели, но насчет сада я непреклонна. Так что с Джоном?

— Я полагаю, это из-за Джеки. Он не находит себе места, хочет прижать малыша к груди, а Джеки только плачет и боится его.

— Я понимаю. Сама хотела бы потискать моего ягненка, но знаю, что надо ждать. Бедный Джонни.

Вера в сердцах щелкнула ножницами.

— Вера… А до похищения Джон часто уезжал на работу? Подолгу засиживался, наверное.

— Что ты, что ты! Он вообще туда почти не ездил. Работал с документами дома, да и то по ночам, когда Джеки спал. Видишь ли… ты хорошая девочка, Ви, можно, я так тебя буду звать… буду откровенной, из Марго получилась неважная мать. Она как-то не очень заметила, что у нее появился сын… Оправилась после родов быстро, кормить отказалась, начала уезжать в Лондон, потом во Францию на недельку.

— Джон, наверное, злился?

— Да нет. Честно говоря, он был этому почти рад. К тому времени всем, и ему в том числе, стало ясно, что этот брак был ошибкой. Я-то ему пыталась об этом сказать, а нянюшка вообще рубила сплеча, это она может, но он упрям. Кроме того, горд. Честь и честность, слышала уже? Вообще-то это девиз моего прапрапрадедушки, сама понимаешь, несколько устарело, но Джон относится к этому всерьез. А Марго… что тут говорить, если она то и дело шантажировала его абортом…

— Что?!

— Да, вот такая она была у нас, Маргарет наша несчастная. Она, собственно, и захомутала — тьфу, нянюшкино слово прицепилось, но ведь точно же — Джонни, наврав, что принимает контрацептивы. Я говорила ему, лучше резиновых изделий никто еще ничего не придумал…

— Вера!

— Дорогая, я ведь мать мальчика. Он рос без отца, так что все эти вещи пришлось объяснять мне. Ну так вот, она забеременела, и Джонни немедленно женился. Так мы и оказались в аду.

Вероника схватилась рукой за ствол дерева. Марго, Марго, дикая ты кошка, ты всегда была неуправляема и жестока, но чтоб до такой степени… Вот почему Джеки такой худенький, бледный и напуганный. Марго просто была плохой матерью!

— Неужели Джон не попытался найти ей замену? Так ведь часто бывает в несчастливых семьях…

О которых Вероника Картер знает буквально все. Пижонка и дура!

— Ты плохо знаешь Джонни. Во-первых, обжегшись на молоке, он стал дуть на воду. Во-вторых, всю свою любовь и нежность он перенес на Джеки. С Марго он остался вежлив и холоден, внешне их брак сохранялся. Джон считал, что для мальчика так будет лучше. Я-то с трудом сдерживалась, а нянюшка и не старалась сдержаться. Джонни… он относился к браку серьезно, как к настоящему таинству. Жаль, что Марго этого не поняла. Пустилась во все тяжкие, а главное, не скрывала этого!