- Мой склад комиксов, - ответил Джонни, проворно прикрыв пленников парой комиксов.

- Какая система! – засмеялась Салли. – Никто из вас не видел лучшую трубку Джека? Он хочет взять ее с собой, - поскольку они не видели, она сказала: - Спрошу у Гвинни.

Когда она ушла, Джонни добыл немного салата, но ни строительные детали, ни ириски не заинтересовались им. Тогда, по совету Каспара, Джонни временно отложил решение проблемы и начал учить стихотворение, которое должен был выучить еще на прошлой неделе. Каспар принялся за свое домашнее задание.

Их отвлек резкий грохочущий звук. Они озадаченно осмотрели комнату, а потом посмотрели друг на друга. Грохочущий звук раздался снова. Джонни указал пальцем на кровать Каспара. Из-под нее на середину пустого пола выбралось невероятно странное создание. Оно было темно-коричневым и двигалось быстро и порывисто, вызывая ассоциации с миниатюрной белкой или бурундуком. Однако на его маленьком, толстом и коротком теле не было видно головы. Передвигаясь, оно держало высоко поднятым длинный твердый хвост, который, похоже, использовало для равновесия. Оно явно обладало дерзким и любопытным нравом, поскольку остановилось, чтобы с интересом понюхать ногу Каспара, которая свисала с кровати, и пока оно нюхало, его хвост подрагивал.

У них ушло около минуты, чтобы узнать трубку Людоеда, которую Гвинни уронила в ту ночь, когда на нее плеснула летательная смесь.

- Кто сказал, что больше ничего не ожило? – спросил Джонни.

Каспар невольно рассмеялся.

- Давай отдадим ее, чтобы он взял ее с собой, - сказал он и спрыгнул с кровати, чтобы поймать трубку.

Та тут же упала на бок и притворилась мертвой.

- Ты испугал ее! – сказал Джонни. – И не смей отдавать ее Людоеду. Он попытается ее зажечь.

Каспар понял, что это будет жестоко. Он тихонько вернулся на кровать, и они затаились, чтобы посмотреть, что трубка будет делать. Некоторое время она лежала. Но поскольку ни один из них не двигался, она коротким сильным движением ножки снова поднялась на чашу и принялась, постукивая, передвигаться по ковру, исследуя комнату. Она очень заинтересовалась банками из-под печенья и некоторое время бегала кругами вокруг всех четырех. Потом ей удалось могучим прыжком забраться на одну из них. Там она принялась царапаться в дырки, сделанные Джонни и, кажется, всё больше приходила в отчаяние, при этом издавая нечто вроде тихого возбужденного писка.

- Думаю, она хочет открыть банки, - сказал Джонни. – Открыть ей одну?

- Да, - ответил Каспар. – Давай посмотрим, что она будет делать.

Джонни медленно прокрался к банкам. Трубка испугалась и спряталась от него, прыгнув в щель между двумя банками. Но когда Джонни снял одну из крышек и отступил, она смело выбралась и запрыгнула на край открытой банки. Они наблюдали, как она наклонилась над извивающимся пластиком, взметнув для равновесия подрагивающий хвост. Ее чаша пошевелилась, и они четко расслышали звук быстрого жадного глотания.

- Она их ест! – воскликнул Джонни.

Вдоволь насытившись и попутно решив две проблемы за раз, трубка решила, что мальчики дружелюбны, и принялась смело бродить по комнате. Каспар не мог не привести Гвинни посмотреть на это. Гвинни была очарована. Трубка Людоеда так заворожила ее, что недостаток удивления и интереса по поводу ирисок прошел незамеченным – к ее громадному облегчению.

- Покажите мамочке, - предложила она. – Ей понравится.

Но Джонни отказался на том основании, что Салли обязательно расскажет Людоеду. От этих слов Гвинни задумалась и ушла так быстро, как смогла.

Людоед уехал в субботу утром. От его отсутствия возникло волшебное чувство свободы, хотя для Каспара и Джонни оно было немного испорчено беспокойством по поводу того, что едят ириски. Чтобы компенсировать им голодное существование, Джонни повернул картонную коробку на бок и отпустил ириски на свободу. Он поставил им блюдечко с водой. Трубка, когда хотела попить, отгоняла ириски резким стремительным броском, от которого они разлетались по всей комнате, но в остальных случаях не обращала на них внимания.

Тем не менее ириски явно выросли. Каспар не понимал, чего Джонни беспокоится. Он включал "Индиго Раббер» на полную мощность и отказывался слушать брата. На другом конце лестничной площадки бренчала гитара Дугласа. Потом Дуглас уехал на велосипеде и вернулся с собственными двумя пластинками «Индиго Раббер».

- Хвала небесам, Джек этого не слышит, - сказала Салли, когда заиграли оба проигрывателя.

- Думаю, это потому, что его здесь нет, - объяснил Малколм.

- Я это знаю, - скривилась Салли. – И я собираюсь за покупками. Кто со мной?

Пошли Гвинни и Малколм. И они не только помогли Салли и потратили свои карманные деньги, но и выпили с Салли кофе в закусочной и прекрасно провели время. Гвинни обнаружила, что Малколм нравится ей всё больше и больше, и она с удовольствием заметила, что он нравится и Салли. На самом деле, она получала такое удовольствие, что начала чувствовать себя предательницей по отношению к Джонни и Каспару.

После обеда Каспар и Джонни, зайдя в свою комнату, обнаружили, что ириски расположились вдоль края ковра и грызут его, довольно сильно потрепав его. Облегчение Джонни было безграничным.

- Похоже, им нравится ворсистая часть, - заметил он, изучая повреждения. – Можно я отдам им твой зеленый свитер?

- Нет, - ответил Каспар, который очень любил этот зеленый свитер. – Но, возможно, у Гвинни есть что-нибудь, из чего она выросла.

Они пошли к Гвинни спросить. К их удивлению, оттуда как раз спускались Малколм и Дуглас. Дуглас нес ведро воды – то самое ведро, из которого Джонни поливал Гвинни и Каспара в первую роковую ночь. Возможно, из-за ассоциаций, связанных с этим ведром, или из-за чего-то в манерах Малколма и Дугласа, но Джонни немедленно заподозрил, что они затеяли какую-то подлость.

- Что вы сделали с Гвинни? – вопросил он.

- Ничего, - ответил Малколм.

- Иди и спроси ее, если хочешь, - сказал Дуглас.

Джонни и Каспар протиснулись мимо Дугласа и поспешили в комнату Гвинни. Она стояла на коленях посередине комнаты и явно плакала. Однако упорно отрицала, что Малколм и Дуглас ее хоть как-то обидели.

- Они были очень добры, - сказала она.

- Тогда почему ты плачешь? – обвиняюще спросил Джонни.

- По другому поводу. Я сглупила, и Малколм меня утешил. Мне нравится Малколм. Вот так!

Она слегка вздрогнула, сделав это ужасное признание, и не осмелилась продолжить, что всегда в тайне восхищалась Дугласом. К ее облегчению, Каспар хорошо воспринял новость. Но Джонни, конечно же, продемонстрировал крайнее отвращение.

- Дурацкие девчонки! – сказал он. – Дай мне несколько старых свитеров для ирисок и не приближайся ко мне месяц. Ты воняешь!

Гвинни протянула два свитера, радуясь, что так легко отделалась, и мальчики забрали их вниз.

- Ведро, - сказал Джонни. – Как думаешь, может, они промыли ей мозги?

- Нельзя промыть мозги, сунув голову в ведро, кретин! – ответил Каспар. – К тому же ее волосы не были мокрыми.

Ириски с таким аппетитом накинулись на свитера, что к вечеру воскресенья от них остались только те части, где проходили швы. Ириски – даже увечная – выросли до размеров двенадцатидюймовой линейки. Каспар чувствовал себя из-за них немного неуютно. Он предпочел бы, чтобы они были как трубка, которая, несмотря на то, что съела почти половину строительных деталей, нисколько не изменилась в размерах.

В комнате появился сильный запах. К вечеру воскресенья он стал невыносим.

- Думаю, это их помет, - сказал Джонни. – Понимаешь, они не приучены не пачкать в доме.

Каспар, зная, что Людоед должен вернуться к ужину, поспешил вниз за пылесосом. Шум испугал ириски, и они убежали обратно в свою коробку, а трубка приняла длинный шланг пылесоса за змею и спряталась в шкафу. Но запах, по крайней мере, уменьшился.

- Когда закончите, мы возьмем пылесос, - сказал Дуглас, появляясь в дверях.