Я с осторожностью нащупывала правильный путь.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. На мой взгляд, портрет удивительно похож. Хотя, конечно, ты сейчас старше, чем был тогда.
Мальчик резко выхватил рисунок и положил его обратно в книгу. У меня было такое ощущение, что я его чем-то разочаровала. Может быть, он хотел, чтобы я не подтвердила сходство? Чтобы я сказала, что он выглядит совсем не так?
Вернув книгу на полку, он снова подошел к двери и открыл ее. Снова я увидела, что он прислушивается, и поняла, что он сознательно старается привлечь к себе мое внимание. Это была возможность, которую я ждала и которую не могла упустить. Спокойно, почти безразлично я сказала:
— Джереми, не хотел бы ты показать мне комнату твоего отца там, внизу?
На этот раз я завладела его вниманием полностью, как мне еще ни разу не удавалось. Он перестал вглядываться в холл и смотрел на меня нахмурившись, что делало его таким похожим на дядю, но с детским изумлением и страхом в глазах.
— Это вы о чем? — невежливо спросил он.
— У тебя же есть ключ от комнаты, — напомнила я ему. — Хотя я никому об этом не сказала. Как-то ночью ты хотел войти в ту комнату, но убежал, когда я неожиданно увидела тебя в холле. Сейчас ведь никто тебе не помешает показать эту комнату мне?
В каждой черточке его лица сквозило недоверие. Когда я поднялась и дотронулась до его плеча, он был в таком напряжении, что походил на одного из своих оловянных солдатиков.
— Возьми ключ и пойдем вниз, — сказала я как можно беззаботнее, будто предлагая прогулку по парку.
Джереми стряхнул мои пальцы сплеча. Побуждаемый к действию, он вдруг кинулся через холл в свою комнату и через мгновение вернулся с ключом в руке. Он протянул его мне, но как только я хотела взять его, тут же выхватил обратно.
— Вы испугаетесь, — промолвил он. — Все боятся этой комнаты. Все, кроме меня.
Я подозревала, что именно он боялся больше всех, но не сказала этого.
— Посмотрим, — бросила я и стала быстро спускаться по лестнице.
Он проскользнул мимо, обогнав меня, а в нижнем холле мы остановились одновременно, как сговорившись, и прислушались к звукам с нижнего этажа. Все было спокойно. И все-таки им овладела нерешительность, и он посмотрел на ключ с таким видом, будто не знал, откуда он у него появился или как его употребить.
Я заговорила с ним как можно мягче:
— Я слышала, каким прекрасным человеком был твой отец и как щедро он оказывал помощь тем, кто был в беде или нуждался. Я очень хочу взглянуть на комнату, где он жил. Думаю, это должно быть приятное, располагающее к дружеским воспоминаниям место. Если ты не знаешь, как открыть дверь ключом, я помогу тебе.
— Ну и влетит же вам от мисс Гарт, — сказал он, словно все еще надеясь, что я откажусь от этой затеи. — Моя мать раскричится, если узнает, а дядя рассвирепеет.
Я улыбнулась ему.
— Твой дядя сказал мне, что я могу взять тебя в комнату в любое время, когда ты захочешь.
Его лицо исказила гримаса, и он стал похож на уличного мальчишку.
— Вы мне лжете! Все мне лгут! Но мне все равно! Я не боюсь дяди.
Собрав всю свою решимость, он атаковал дверь с ключом в руке. Именно так можно было назвать его действия, когда он нетерпеливо и сердито стал тыкать ключом в замочную скважину и, в конце концов, повернул его в замке. Затем он широко распахнул дверь в холодную комнату.
Спертый воздух говорил о том, что этой комнатой давно не пользовались и давно ее не проветривали.
Ставни были закрыты, тяжелые портьеры скрывали проем окна, и густая темнота лежала в помещении. Ее разбавлял только слабый свет, проникавший из холла. Я ощутила легкое покалывание сзади на шее, словно что-то сверхъестественное дотронулось до меня. Но я никогда никому не призналась бы в этом.
— Открою ставни, — сказала я и решительно направилась через комнату к окнам.
Джереми кинулся за мной и уцепился за меня рукой.
— Нет! — закричал он. — Нет! — И мне послышался ужас в этом слове.
Я не собиралась навязывать ему силой то, чего он не хотел.
— Может быть, нам лучше уйти?
Этого он тоже не хотел. Казалось, мальчик боялся именно яркого дневного света. Он прошел туда, где на бюро лежали спички, и молча протянул мне одну из них. Так же молча я высекла огонь и протянула его к газовой горелке, повернув краник. Газ легко вспыхнул, и комната осветилась голубоватым светом.
Личные вещи Дуайта Рейда были убраны, но все остальное в комнате, казалось, было оставлено на местах, и я озиралась вокруг, стараясь угадать, что за человек бы отец Джереми — брат Брэндана Рейда. Во всяком случае, ничто здесь не говорило об аскетичности. На сером ковре, покрывавшем весь пол, лежало два или три маленьких ярких коврика, сверкавших пятнами коричневого, желтого и зеленого. Кровать орехового дерева с четырьмя стойками, с золотисто-зеленым покрывалом стояла под сенью балдахина цвета темного золота. Прекрасное старое бюро сверкало медными ручками на каждом ящике. Над каминной полкой висела картина со сценой охоты, которая как бы вбирала в себя цвета комнаты — золотистый и зеленый — и добавляла еще собственный теплый мазок красного цвета. В то время как комната Лесли Рейд, казалось, выражала любовь к вычурной роскоши, комната Дуайта свидетельствовала об истинной элегантности вкуса, но без какой-либо показной строгости.
Мальчик, конечно, интересовал меня гораздо больше, чем комната. Он двигался почти целенаправленно, то выдвигая ящики, то открывая дверцы стоявшего там комода, что-то трогал и как будто что-то искал. Я не могла догадаться, что ему нужно, и не спрашивала. Я терпеливо ждала, когда наконец лихорадочный поиск прекратится. За его действиями просматривалась какая-то цель, и, если этот поиск доставлял ему облегчение, я не собиралась препятствовать.
На бюро стоял длинный ящик резной работы, и Джереми, сняв крышку, заглянул в него, ничего там не обнаружил и продолжил поиск. Он проверил даже подушки на кровати и пошарил под ними. Я уже ждала, что он встанет на четвереньки и заглянет под кровать, но он не стал этого делать. Он прощупал покрывало вдоль одного края кровати, обогнул ее и перешел на сторону, ближайшую к двери в прилегающий будуар. Тяжелые портьеры из темно-зеленой парчи скрывали дверь, и он раздвинул их и осмотрел болт, который держал дверь запертой изнутри комнаты.
— Теперь они всегда ее запирают, — бросил он мне через плечо. — Но мой отец обычно держал двери открытыми. И мне в тот день пришлось пройти только через портьеры. Отец стоял как раз там, у постели.
Он повернулся и посмотрел на меня долгим, вопрошающим взглядом.
— Я могу кое-что показать вам, — произнес он. Глаза его сверкали от возбуждения, и от его обычной апатии не осталось и следа. Он казался совсем другим мальчиком — более пугающим.
Я была уверена, что он каким-то образом оценивает и испытывает меня, и решила не показывать свои сомнения и страхи.
— Очень хорошо, — сказала я. — Покажи мне все, что хочешь.
Он быстро нагнулся и схватил угол маленького коврика, лежавшего возле кровати. С видом фокусника, намеренного наверняка поразить меня, он сдернул коврик с места. Я увидела едва заметное коричневатое пятно на сером ковре и снова ощутила, как что-то ужасное дотронулось сзади до моей шеи.
— Клянусь, вы не знаете, что это такое! — вскричал Джереми, и от мрачного триумфа в его голосе потянуло ледяным холодом. — Если я скажу, вы испугаетесь. Вам станет плохо!
Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы удержаться и не убежать в свою маленькую комнатку наверху. Прочь от этого места трагедии, от пятна на ковре и от этого неожиданно озлобленного мальчика. Ради того, чтобы прекратить это безумие и вернуть Джереми к здравомыслию, я с большим усилием преодолела свое желание.
— Конечно, я знаю, что это такое, — сказала я со всем спокойствием, на какое была способна. — Это, очевидно, кровь.
Его дикое возбуждение немного утихло. Мой ответ, казалось, его совершенно озадачил. Стараясь не дать ему возможности снова заговорить, я поспешила продолжить тоном, не требующим ответа: