Орландо де Руддер

АЛЬФРЕД НОБЕЛЬ

Альфред Нобель однажды написал: «Никто не станет читать о человеке, если речь не идёт о каком-нибудь актёре или, что ещё лучше, об убийце и если его жизнь не имеет никакого отношения к сражениям и подвигам. Ибо только это заставляет зевак раскрывать рты от любопытства».

Когда его брат захотел написать историю семьи Нобелей и обратился к Альфреду с просьбой сообщить немного о себе и своей жизни, тот ограничился следующими сведениями: «Альфред Нобель, тщедушное существо, которое из человеколюбия акушер должен был придушить с первым же его криком».

Тем не менее, в годы юности Альфред Нобель сочинил поэму «Загадка», по стилю и духу напоминающую поэзию Шелли. Эта поэма примечательна тем, что в ней можно обнаружить множество деталей, которые относятся не только к воззрениям автора, к его философии, но и к событиям его жизни. И эта двойственность по отношению к собственной персоне — не единственное противоречие, которое было свойственно нашему герою. Зададимся вопросом: чем могла бы быть биография такого человека?

Может быть, историей жизни? Несомненно, да. Но несомненно также и то, что это должна быть, прежде всего, история жизни внутренней, то есть индивидуального, отдельного, самобытного существования, а не жизни как простой последовательности событий и реакций на них.

Но самым интересным — даже по сравнению с этой внутренней жизнью — всё-таки остаётся человек, который прожил её, чтобы если и не изменить мир окончательно, то по крайней мере улучшить некоторые его стороны.

То, что Нобель практически ничего не говорил, а точнее — не желал говорить о себе, не сочетается с его известностью. Несмотря на замкнутость и скрытность, Нобель не был затворником и при случае всегда умел показать себя приятным и остроумным собеседником.

Он вёл себя как настоящий англичанин XIX века. Внезапный приступ тоски и душевной боли мог прервать его речь: за очарованием, исходящим от красноречивого собеседника, словно тень следовала тишина, эта особенная, тягостная, грустная тишина, которая незаметно охватывала всё окружающее.

Отец Альфреда Нобеля, Эммануэль, ближе к концу жизни написал если не мемуары, как он их сам озаглавил, то, по меньшей мере, небольшие воспоминания, а это немало для человека, который достаточно долго оставался практически неграмотным. Речь идёт о десятке страниц, которые были найдены в 1959 году Эриком Бергенгреном. В них он живо и остроумно повествует о своей частной и общественной жизни в период с 1813 по 1837 год и приводит множество малоизвестных или даже неизвестных деталей.

И мы начнём наше изложение, посвященное Альфреду Нобелю, с рассказа о жизни его отца: она достойна этого.

В 1815 году Европа переживала серьёзные изменения. Волна наполеоновской славы прошла, оставив континент во власти сомнений и беспокойства. Нищая Швеция с горем пополам перенесла войну. Король Швеции Густав IV Адольф (1778–1837) стал противником Империи и тех идей, которые к тому времени уже овладели умами европейцев. Но случай помешал воплощению его замыслов: Карл XIII, возглавивший заговор аристократов, сверг его. Своим преемником он сделал Бернадота (1764–1844), который правил в Швеции под именем Карла XIV.

Бернадот, маршал Франции, участвовал в наполеоновских войнах, в том числе и против Швеции. После свержения короля Густава IV он стал управлять страной, против которой совсем недавно воевал, и сумел снискать любовь шведского народа — и знать, и представители других сословий видели в нём своего будущего короля.

С тех пор он сменил лагерь: континентальный блок угрожал Швеции, и она была вынуждена вступить в союз с Россией. Благодаря усилиям либеральной оппозиции была осознана необходимость уже давно назревшей конституционной реформы — принятая тогда Конституция практически без изменений сохранилась до наших времён. Кроме того, Швеция стала нейтральным государством, и установившаяся там атмосфера предвосхитила реформы 50-х годов XIX века.

Пока же Швеция оставалась бедной страной, в которой царил жесточайший экономический кризис. Постепенно развивалась лишь морская торговля лесом, что впоследствии принесет стране большую пользу.

Эммануэль Нобель родился в портовом городе Евле. В семье его матери было несколько моряков, и Эммануэль, решив испытать себя на том же поприще, поступил матросом на один из лучших парусников своего времени. Тогда ему было всего пятнадцать лет.

Изящество этих кораблей вполне сочеталось с крайне тяжёлой жизнью и жесточайшей дисциплиной, а офицеры, не переносившие и не прощавшие даже малейшей слабости, умели заставить уважать её, как, впрочем, и на других кораблях во всём мире, нередко применяя телесные наказания. Сюда же можно добавить и урезанный рацион — следствие повсеместного воровства. Все эти тяготы оказали неоспоримое влияние на становление юного Эммануэля. Служба на море, впрочем, имела и свои плюсы: Эммануэль повидал мир.

Этот матрос, которого все считали не способным к учёбе, в 1818 году возвратился в Евле. Тогда-то он и заинтересовался химией. Не исключено, что здесь сказалось влияние его образованных предков.

Его отец, военный врач, не обратил внимания на склонность сына. Он решил отправить его на постройку новых доков и других общественно-полезных сооружений, активизировавшуюся в связи со скорым приездом в Евле самого короля, который, осознавая огромное значение этого торгового порта, пожелал своим личным присутствием поддержать это начинание. Молодой человек проявил отличные способности в механике и чертёжном деле, и именно это в конце концов привело его в архитектурную школу при Стокгольмской Академии. Незаурядный, даже исключительно способный бывший юнга с трёх попыток получил приз Академии.

Спустя некоторое время он был принят на должность лаборанта. А уже получив образование архитектора, он постоянно принимал участие в многочисленных строительных и восстановительных работах, проводившихся в то время в Стокгольме.

А город был ветхий, в нём царила нищета.

В 1830 году в Париже вспыхнула революция. У буржуазии Стокгольма она наверняка оставила о себе самые неприятные воспоминания. Хотя Франция находилась далеко, новые идеи, распространяющиеся оттуда, успели и в Стокгольме всё перевернуть вверх дном. Революция испугала шведских инвесторов; они боялись, что этот пример может послужить причиной вспышки революционной активности и на их родине. А страх, в свою очередь, умерил их желание принимать участие в модернизации промышленности страны.

Их опасения оправдались, так как французские события 1830 года оживили социальную борьбу в Швеции. Жажда разрушения прорвалась наружу. Несмотря на это, наблюдая всё возрастающее недовольство народа, постепенную, но стремительно растущую организацию рабочего движения, промышленники как будто оставались слепыми и отдавали предпочтение политике невмешательства в ход событий, не пытаясь его изменить и довольствуясь сохранением своих позиций. Постепенно вследствие недостаточного экономического роста началась безработица.