Торжественный обед в честь коронации был накрыт на семь тысяч персон. Среди придворной знати, дипломатов и чужеземных королей находился один скромный гость — потомок крестьянина Ивана Сусанина, сыгравшего важную роль в истории династии Романовых. Когда поляки в начале XVII века намеревались узурпировать русский трон и с этой целью хотели захватить законного наследника Михаила Федоровича, первого царя из дома Романовых, Иван Сусанин помешал им. Он отказался под пытками сказать полякам, где находится Михаил, тем самым спас ему жизнь и способствовал воцарению Романовых[19].

Меню обеда включало черепаховый суп, пироги, соленую рыбу под раковым соусом, говяжье филе с корнеплодами, холодные закуски — рябчиков и гусиную печень, индеек и цыплят, салат, цветную капусту и зеленый горошек, а завершалось горячим ананасом с фруктами и мороженым.

Репертуар театров в эти дни состоял исключительно из русских произведений, без всяких западных влияний — оперы Глинки «Руслан и Людмила», национально-патриотических «Жизнь за царя» и «Ермак Тимофеевич, или Покорение Сибири»[20], а также балетных и цирковых представлений.

Назначенное на последний день народное гулянье, впрочем, должно было стать зловещим предзнаменованием для новоиспеченного царя. Ходынское поле за городом предназначалось для увеселения широкой публики. На огромной равнине, где за несколько лет до того проходила всемирная выставка, соорудили сто пятьдесят ларьков для раздачи бесплатного угощения и напитков. Разбили рундуки и киоски, театральные и концертные трибуны и цирковые шатры. Каждый посетитель получал на память монету с профилем нового царя.

Уже с полуночи выстраивались очереди. К утру ожидали входа полмиллиона человек — во много раз больше, чем ожидалось. В ожидании открытия толпа прорывала кордоны и штурмовала ларьки. Они сносили штакетник, которым были кое-как огорожены многочисленные ямы. Под натиском задних доски обламывались. Напиравшая толпа давила, растаптывала упавших. В конце концов погибло более двух тысяч человек, несколько тысяч получили травмы.

Когда царь узнал об этом, он хотел отменить все намеченные пункты программы и отправиться в монастырь молиться за погибших. Однако его окружение, в первую очередь трое дядьев, имевших на него сильное влияние с самого начала правления, отговорили его: ведь подобные несчастья имели место и при других коронациях, в Англии погибших было гораздо больше — и никого это не волновало. К тому же по политическим соображениям необходимо, чтобы Николай явился вечером на бал к французскому послу. Франция — в то время единственная союзница России — провела большие приготовления к этому событию. В Россию доставили дорогие ковры и горы серебряной посуды, из Прованса отправили сто тысяч роз.

Николай сдался. Достаточный повод для критиков укоризненно качать головой — ведь программой были предусмотрены и другие подобные мероприятия: последовали балы у британского и германского послов и представителей прочих государств.

Критически настроенные современники, как явствует из свидетельств очевидцев, усматривали в этой катастрофе, сообразно тогдашней склонности к мистицизму и суевериям, Божье знамение, которое отразится на всем царствовании Николая II.

Николай всячески пытается смягчить последствия. Он выделяет семье каждого погибшего по тысяче рублей из собственных средств — не из казны (некоторые источники называют цифру четыре тысячи) и принимает на себя все расходы по погребению — иначе пришлось бы хоронить жертв в братской могиле. Он распорядился организовать следствие для выяснения причин катастрофы. Ответственными за организацию гулянья были министр двора Воронцов-Дашков и великий князь Сергей Александрович, дядя царя и генерал-губернатор московский. Царь решил уволить обоих. Когда это его намерение стало известно, остальные великие князья пригрозили, что подадут в отставку, если Сергей не останется на своем посту. Николай сдался. Единственным виновником был объявлен Воронцов-Дашков.

Это событие наглядно показало, насколько подвержен был в начале своего правления двадцативосьмилетний царь влиянию старших членов семьи — особенно братьев отца. Их следует винить в попрании светлой памяти Александра III.

Молодой царь с женой жили в Петербурге в небольшом Аничковом дворце вместе с Марией Федоровной. Николай тогда еще часто советовался с матерью, но для Александры соседство со свекровью было труднопереносимо. Мать царя во многих отношениях пользовалась тем, что по русскому церемониалу имела преимущество перед молодой царицей, в частности, продолжала носить драгоценности царской короны.

Николай II, вплотную занявшийся сразу после смерти отца осенью 1894 года государственными делами, был тем самым втянут в семейные раздоры. Отношения несколько улучшились, когда молодожены перенесли свою резиденцию в Царское Село. Настороженное отношение свекрови к молодой царице разделялось придворными и привело к тому, что Александра постепенно отстранялась от них и все чаще под предлогом нездоровья отказывалась от светских обязанностей и участия в придворных балах. Пропасть между августейшей четой и высшим обществом углублялась, что также давало о себе знать в критические моменты царствования Николая.

То, что молодая царица временами действительно чувствовала себя не лучшим образом, имело свою причину — она ожидала первого ребенка. В 1895 году на свет появилась девочка, которую назвали Ольгой.

Первый ребенок — большая радость, и Николай повел себя не как царь, ожидавший наследника мужского пола, а просто как счастливый отец. После рождения Ольги в дневнике Николая в течение многих дней не упоминается ничего, кроме этого события и состояния ребенка и матери:

После коронации августейшая чета должна была наносить ответные визиты другим монархам: сначала в Вену к императору Францу-Иосифу, наследник которого пять лет назад побывал в Петербурге, затем в Бреслау к кайзеру Вильгельму И, после него к датскому двору (мать Николая была дочерью короля Кристиана IX) и, наконец, в самую дружественную страну и с 1892 года союзницу России, Францию.