Дальнейшая переписка между императорами осуществляется на английском языке. Наступление нового 1895 года дало Вильгельму очередной повод заверить Николая в своей дружбе и сочувствии самым убедительным образом. Немецкий кайзер подарил Николаю на свадьбу дорогой фарфоровый сервиз, за что Николай его пространно поблагодарил. В середине года Вильгельм с семьей и министрами лично нанес визит в Санкт-Петербург. Из дневниковых записей Николая можно определить его отношение к Вильгельму.

«30 августа. Принял князя Гогенлоэ, германского канцлера. Принял флигель-адъютанта кайзера, Мольтке, с письмом и гравюрой для меня от докучливого господина Вильгельма», — показатель того, что Николай часто воспринимает германского кайзера именно так. Николай откровенно раздражен и непочтителен к своему немецкому кузену.

«18 сентября. Вечером явился к чаю дядя Владимир, говорили о содержании письма, полученного мною от Вильгельма!»

«15 октября. Дядя Миша приехал из-за границы и снова привез письмо от Вильгельма!»

«24 октября. После чая работал и мучился, сочиняя черновик ответа Вильгельму. Невыносимое занятие, когда имеешь столько других поводов для забот, которые и важнее к тому же».

Почему Вильгельм так часто писал Николаю, становится ясным при анализе его внешне- и внутриполитических интересов, которые делали Россию привлекательным, хотя и не самым незаменимым партнером. И для этого было много причин.

Внутренняя политика Вильгельма основывалась на стремлении к сохранению автократического режима, хотя имперская конституция существенно ограничивала его в этом отношении. Для Вильгельма царское самодержавие служило дополнительной гарантией его собственного. Он был одним из немногих, кто поздравил Николая с его много раз критиковавшимся выступлением перед земцами, когда царь отклонил их предложения: «…Одним словом, продемонстрировано: принцип монархии в ее полной мощи — прежде всего. Мне понравилась твоя великолепная речь тем, что ты незамедлительно дал депутатам ответ на известные предложения о реформах. Ты попал им не в бровь, а в глаз и произвел на них огромное впечатление…».

Принцип взаимной поддержки в сохранении существующего строя не нов: царь однажды, в 1849 году, уже приходил на помощь австрийскому императору в подавлении венгерского восстания, что было для всех уроком — никогда не ставить под сомнение абсолютистский режим. Австро-Венгрия отнюдь не отблагодарила за это Россию, как показало ее поведение во время Крымской войны. Благодарность — вообще не политическая категория. Правда, Меттерних ясно выразился: «Русские еще увидят, какими мы можем быть неблагодарными!».

Наряду с этим Вильгельм усматривал в Николае, скорее даже в его державе, щит против пугающей «желтой опасности» — эту идею он настойчиво внушал в письмах Николаю с самого его восшествия на престол в 1894 году.

Не в последнюю очередь германский кайзер подогревал в молодом царе зарождавшуюся склонность к авантюрам на Дальнем Востоке. Вовлеченность России в дальневосточные дела была выгодна для Германии: поглощенная Востоком, она не имела возможности вмешиваться на Западе. Если же она проиграет восходящей державе (Японии), то, ослабленная, опять-таки не сможет активно действовать в Европе. Эти взгляды Вильгельма разделял и австрийский император Франц-Иосиф, который на рубеже веков, когда Россия уже глубоко втянулась в азиатские авантюры, отдал приказ своей военной миссии в Китае: «Всячески поддерживать, это отвлекает царя от Балкан!».

Эти соображения реальной политики германский кайзер умел облечь в такую утонченную форму, чтобы они выглядели приемлемыми для русского партнера: ведь к интригам, особенно против Англии или Франции, Николай был равнодушен, поэтому Вильгельм взывал к его христианской совести и «дарованной от Бога» миссионерской задаче.

На упомянутой в дневнике Николая гравюре, присланной ему германским кайзером для вдохновения, был воспроизведен рисунок, сделанный по наброску Вильгельма: император Германии пытался навязать свой вкус императору России. В дневнике Николая от б июня 1894 года гравюра описана следующим образом:

«Там изображены европейские державы, каждая — с символом своего духа. Архангел Михаил как посланец Неба призывает всех объединиться под знаком креста против буддизма, язычества и варварства. Там же слова Вильгельма о святой миссии, заповеданной Богом, защищать крест и европейско-христианскую культуру от натиска монголов и буддизма… Правда, для него эта борьба означает одновременно борьбу против иных наших общих врагов: анархизма, республиканства и нигилизма…».

Поэтому Вильгельм обещает Николаю в следующих письмах (например, от 26.4.1895) защищать его «от возможных нападений в Европе» и «способствовать разрешению вопросов возможных территориальных аннексий в пользу России», а также выражает надежду, что царь «благосклонно» отнесется к тому, что Германия, со своей стороны, «приобретет какую-нибудь гавань там, где это тебе не будет мешать…».

Важный мотив подобных ухаживаний Вильгельма заключался в том, что для него русско-французское партнерство, учитывая его отношения с Францией, было бельмом в глазу. Вильгельма страшит возможность, что Франция с русской помощью когда-нибудь вернет себе Эльзас-Лотарингию. Тут действует бисмарковский принцип: что угодно, только не война на два фронта! Поэтому германский кайзер не упускает ни малейшей возможности в своих многочисленных письмах напомнить Николаю о «республиканской угрозе» со стороны французского союзника, чтобы поставить этот союз под сомнение. Вот, например, в письме от 25 октября 1895 года Вильгельм предупреждает об «опасности сближения с республикой», поскольку «в наших странах республиканцы по природе своей революционеры, и с ними надлежит поступать соответственно…».

Кроме того, германский кайзер поставил себе целью ни при каких обстоятельствах не допустить русско-английского сближения: в Англии он усматривает своего главного врага; Англия — потенциальный союзник Франции в возможном конфликте с Германией; Англия соперничает с Россией за контроль над Черноморскими проливами; Англия — конкурент в колониях и на Дальнем Востоке; и кайзер боится английского флота.

«Поведение Англии в Африке всегда подозрительно, — продолжает Вильгельм в письме от 25 октября 1895 года, — кроме того, прорисовывается подготовка англо-японского соглашения, — тут Вильгельм совершенно прав, — в результате чего Япония заняла столь упрямую позицию в отношении России…»

Из этой англофобии должен последовать русско-германский союз. Вильгельм уже в 1896 году высказывался в связи с присутствием на маневрах в Германии и Австро-Венгрии, на которые был приглашен русский генерал Обрухтин[28], в пользу желательности русско-германского союза против Англии. Теперь он снова муссирует эту идею.

Все перечисленные причины, побуждавшие Вильгельма к постоянным попыткам влиять на Николая, он маскировал психологическими ухищрениями: поэтому кайзер понемногу дозировал их, часто лишь мельком упоминал или преподносил строго подобранные — часто преувеличенные — факты в расчете на то, что получатель писем сам придет к нужным Вильгельму выводам.

Даже краткие извлечения из пространных писем Вильгельма иллюстрируют методы и тактику аргументации, к которым прибегал кайзер в попытках повлиять на молодого царя. В упоминавшемся письме от 25 октября 1895 года, изобилующем обвинениями в адрес Франции и Англии, Вильгельм не брезгует и расистскими утверждениями, когда речь идет о Франции, и использует предупреждения против союза с Францией для разжигания внутриполитических опасений у Николая:

«Твои и мои подданные отличаются большим здравомыслием, трезвостью и спокойствием, нежели, к примеру, южные народы или французы.

Галло-романская раса легче поддается внушению, и если она воспламенилась, становится опаснее для мира, чем тевтонская или русская раса. С другой стороны, в Англии пресса — это мундштук для общественного мнения, в отличие от континента, и она в большей степени служит интересам страны. (…)