«Сегодня стали приходить самые противоречивые вести и сведения о бое нашей эскадры с японским флотом — все насчет наших потерь и полное молчание о потерях противника. Такое неведение ужасно гнетет».

Затем пришли ошеломляющие известия. Два дня спустя Николай пишет матери:

Днем позже уже не остается никаких сомнений (и никакой надежды), и царь записывает в дневнике: «19 мая, четверг. Теперь окончательно подтвердились ужасные сведения о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою. Сам Рожественский, раненый, взят в плен».

Существуют разные версии о том, как царь перенес очередное испытание. Согласно одной, он получил телеграмму с этим известием во время игры в теннис, сунул ее в карман и продолжал играть; другие утверждают, что он катался на шлюпке и, получив сообщение, не прервал катание. Обе версии не могут быть правдивыми с учетом личности Николая и его отношения к русской армии и престижу России. Его сестра Ольга присутствовала при получении царем ужасного известия:

«В это время я по вечерам часто бывала у брата, когда являлись министры и командующие армиями. Я уверена, что брат не хотел этой войны, но поддался давлению так называемой военной партии из политиков и генералов, веривших в скорую и славную победу, которая принесла бы почет в первую очередь им, а затем и престолу. Я была во дворце, когда пришла телеграмма. Мы с Алиской сидели в ее комнате. Вдруг он вошел бледный, покачнулся и ухватился за стул. Алис-ка расплакалась. Весь дворец в этот день был в трауре».

Реакция австрийского императора Франца-Иосифа на падение Порт-Артура такова: он приказал немедленно усилить крепость Полу, «чтобы и нам не получить свой Порт-Артур!».

Для ведения мирных переговоров царь Николай принял предложение президента США Теодора Рузвельта о посредничестве. Вести переговоры с японцами в Портсмуте (штат Нью-Хэмпшир) царь поручил отправленному в отставку Витте, которого на посту министра финансов сменил Коковцов. Витте добился удивительно мягких условий мира, правда, после многократных угроз прервать переговоры; он строго придерживался своих позиций. Аренда Ляодунского полуострова была передана Японии, как и южная часть Сахалина и сфера влияния в южной Маньчжурии. Русские обязались уйти из Кореи и признать весь этот регион сферой политических, военных и экономических интересов Японии. Однако Россия не должна была выплачивать никакой контрибуции и сохранила свои позиции в северной Маньчжурии с Китайско-Восточной железной дорогой — в противовес японскому сопернику на Дальнем Востоке.

За столь благополучным исходом вскоре последовали договоры об экономическом и торговом сотрудничестве с Японией и Китаем и признание Внешней Монголии сферой русского влияния, которое еще усилилось после китайской революции 1911 года. В результате Внешняя Монголия приобрела автономный статус с предоставлением России права разработки ее природных богатств и, оставаясь под формальным протекторатом Китая, фактически попала в зависимость от России.

В дневнике Николая отразилось напряжение этих дней:

«17 августа, среда. Ночью пришла телеграмма от Витте с известием, что мирные переговоры завершены. Весь день был словно оглушен…».

«18 августа, четверг. Сегодня начал свыкаться с мыслью, что мир заключен, и это действительно хорошо, ибо так должно быть. Получил поздравительную телеграмму».

«25 августа, четверг. Присутствовал на благодарственной обедне в честь заключения мира. Должен признаться, при всем желании не мог по-настоящему радоваться…».

По престижу России нанесен удар, хотя реальные потери не очень велики. Неудачный исход войны, сопровождавшейся уже с 1904 года внутриполитическим кризисом, смягчался для царя личной радостью: он наконец-то получил сына:

«30 июля, пятница. Великий, незабываемый день для нас, кому Господь оказал столь великую милость: в 1 час 15 минут пополудни Аликс родила сына, которому наречено имя Алексей! Никакими словами не отблагодарить Бога за такую награду, ниспосланную в этот год тяжких испытаний…».

Летом 1905 года настал момент, которого дожидался германский кайзер Вильгельм, чтобы подтолкнуть русского царя к шагу, вынашиваемому годами — заключению русско-германского союза.

То, чего Вильгельм не мог добиться бесчисленными письмами и свиданиями с момента восшествия Николая на престол в 1894 году, предупреждениями (о планах англичан в сферах интересов России), иртрига-ми (против французов с их «ненадежностью и угрозой распространения республиканских идей»), заклинаниями, взывающими к Николаю как к христианскому монарху («Господь вверил тебе миссию») и панибратскими обращениями, словно при любовном обхаживании («мы протянули друг другу руки, твой любящий друг Вилли»), словно бы само упало к нему в руки в результате поражения России в войне с Японией.

После того как Франция безучастно наблюдала за трагедией Порт-Артура, а Англия вела себя как невоюющий союзник Японии, Вильгельму больше не нужно было доказывать, что Англия — извечный враг России, что эти две державы всегда противостоят друг другу. Если Вильгельм вступит в союз с Николаем, чего тот до сих пор боялся с учетом позиции Франции, этого будет достаточно, чтобы оценить преимущества направленного против Англии континентального альянса.

К мысли о желательности русско-германского союза склонялись уже и с российской стороны (этой идеей интересовался Витте, правда, в отличие от Вильгельма, он полагал, что союз должен был включать и США, а не быть направленным против них), так что она выглядела все более разумной. Если в свое время российская сторона хотела обезопасить себя со стороны Германии (для Витте от Германии исходила главная угроза, в его глазах она представляла собой фактор силы в противоположность французскому фактору денег), то теперь Германия превратилась в партнера; страх перед Англией и желание убрать руку России, простертую для защиты Франции в случае столкновения, толкали ее к союзу с Россией. Впрочем, именно из-за отказа немецкой стороны продлить старый русско-германский договор царь Александр III в 1892 году пошел на союз с Францией.

«Пусть все утрясется само собой», — предлагал Вильгельм Николаю в телеграмме, приглашая его на летнюю прогулку в финские фиорды. «Без министров, без адъютантов, только этикет и мундир…» Эта идея пришлась молодому царю по душе. 27 июля 1905 года сошлись яхта Вильгельма «Гогенцоллерн» и русская «Полярная звезда».

Вильгельм хорошо подготовился к свиданию, он был исполнен решимости развеять у Николая последние сомнения в том, что предлагаемый союз подрывает дух русско-французского альянса или может рассматриваться французским союзником как нелояльный шаг.

«Вильгельм при каждом свидании с Николаем выступал в какой-нибудь новой роли, — вспоминал позднее русский министр иностранных дел Извольский, — но какой бы она ни была, он всякий раз тщательно ее репетировал и приспосабливал к обстоятельствам данного момента».

Они наблюдали, как весьма эмоционально и подробно сообщает Николай в своем дневнике, совместные учения немецкого и русского флотов. Атмосфера была расслабленная, дружелюбная. Вскоре после своего появления Вильгельм небрежно бросает на стол какую-то бумагу. Это проект русско-германской коалиции.