Глаза Элен тихо закрылись. Слабость после перенесенной болезни все еще сказывалась, и она снова заснула. Фандор еще долго сидел рядом с ней, нежно сжимая в своих руках ее руки…

На следующий день Фандор позвонил Манену в Париж, где доктор находился по своим профессиональным делам:

— Мне нужно уехать на некоторое время. Но я боюсь оставлять Элен на попечении одной только прислуги…

— Не беспокойся: через час я как раз возвращаюсь в Буживаль.

Куда же собрался Фандор?

В церкви в Нейи происходила заупокойная служба, совершавшаяся по строгому протестантскому обряду, в присутствии узкого круга лиц. По некоторым деталям можно было заключить, что хоронят некую высокопоставленную особу: на покрывало были изображены королевские короны, а по четырем углам — катафалка красовались гербы, хотя и небольшие, но свидетельствовавшие о высоком происхождении покойного.

Фандор прибыл, когда церемония уже началась. Вид у него был весьма постный, хотя внимательный наблюдатель мог бы заметить, что временами молодой журналист с трудом сдерживал смех. «Только бы не расхохотаться! — думал он. — Как-никак, я присутствую на отпевании собственной жены…»

Отпевание происходило в отсутствие гроба, который, но требованию голландского правительства, был перевезен в Шербур и доставлен на борт броненосца «Роттердам». «Это еще что за новости? — думал Фандор. — Ну да ладно: недолго им осталось ломать комедию. Скоро я прекращу весь этот цирк…»

Журналист явился в протестантскую церковь в Нейи с твердым намерением устроить громкий скандал и объявить во всеуслышание, что Элен жива, что гроб, находящийся на пути в Голландию, пуст и что псе происходящее — мистификация чистой воды. И сейчас, стоя в церкви, у самого входа, он выбирал только подходящий момент, чтобы привести свой план в исполнение. Вдруг он услышал, что кто-то тихонько окликает его по имени:

— Господин Фандор, можно вас на минутку…

Журналист был так удивлен, что машинально подошел к человеку, окликнувшему его. В ту же минуту он почувствовал, что его подхватывают под руки с обеих сторон. Он не успел произнести ни звука, как был буквально вынесен из церкви. На улице против входа ожидала машина, куда двое дюжих молодцов сноровисто запихнули Фандора. Журналист решил не оказывать сопротивления. «Это, конечно, агенты полиции, которые действуют по приказанию сверху, — подумал он. — Пусть так. Свое заявление я сделаю в отделении полиции — так будет даже лучше!»

Между тем машина, набирая скорость, мчалась по направлению к городским окраинам.

— Господа, — сказал Фандор. — вы, конечно, принадлежите к сыскной полиции, хранить молчание — ваша профессия. Но во всем надо соблюдать меру. Но находите ли вы, что пора уже объяснить мне, почему и на каком основании вы меня задержали?

Ответом ему было молчание.

«Да, — подумал журналист, — видно, дело нешуточное: мои любезные знакомые из Елисейского дворца, похоже, решили взяться за меня всерьез…» Его соседи продолжали крепко держать его под руки. Их лица были закрыты поднятыми воротниками пальто. «Это начинает мне не нравиться!» — подумал Фандор и, сделав резкое усилие, заглянул в лицо одного из сопровождающих.

Возглас удивления вырвался из его груди.

— Быть не может… Да это же Звонарь! — прошептал он.

Теперь он узнал и второго сопровождающего: это был апаш, известный под прозвищем Откинь-копыта, каковое он получил благодаря легкости, с которой отправлял людей на тот свет. Сомнений быть не могло: Фандор оказался в руках пособников Фантомаса!

«Моя песенка спета!» Эта мысль, как припев, крутилась в мозгу молодого журналиста. Но удручало его даже не это, а та легкость, с какой он позволил взять себя, — как ребенка, как последнего пижона! Однако он постарался овладеть собой и спросил у Звонаря легкомысленным тоном:

— Ну, долго мне еще трястись в вашем драндулете?

Звонарь, не удостаивая Фандора ответом, обратился к своему напарнику:

— Кажись, нашему приятелю не терпится сыграть в ящик!..

Несмотря на все свое мужество, журналист содрогнулся. Он видел, что бандиты привезли его в район, примыкающий к портовым складам, где, как было известно всем, в том числе и полиции, находились излюбленные апашами воровские «малины».

— Ну что же, — продолжал между тем Звонарь, обращаясь теперь уже непосредственно к Фандору. — Сейчас ты попляшешь под нашу музыку! Ее слушают только один раз — перед тем, как отдать Богу душу!

— Нет уж, дудки! — сказал журналист. — Сегодня мне плясать недосуг! У меня другие планы…

Раздался взрыв хохота — это Откинь-копыта оценил шутку Фандора.

— Кончай травить, приятель! — прохрипел он. — С планами прядется повременить… Осточертел ты нам, вместе с твоим дружком Жювом. Давно пора прикончить вас обоих!

«Да, — подумал Фандор, — намерения у них самые серьезные. Видно, они получили точный приказ… да и немало денег!» Он решил сделать еще одну попытку:

— Послушай, Звонарь, и ты, Откинь-копыта! Я не собираюсь капать вам на мозги и делать вид, будто мы с вами заодно… Но согласитесь, что я никогда не кидал подлянку и всегда играл честно.

— Так-то оно так… — согласились апаши.

— Со мной, стало быть, можно договориться…

— Предположим…

— Если я пообещаю, вин двадцать пять луидоров, чтобы вы меня отпустили…

В ответ апаши расхохотались.

— Расчирикался, птенчик, — проговорил Звонарь сквозь смех. — Это точно, что твоя шкура стоит недорого, по все-таки не двадцать пять золотых, — это ты продешевил! За твою шкуру уже заплачено вперед столько, что мы три месяца будем справлять по тебе поминки!

— По сравнению с теми, кто нам заплатил, — добавил Откинь-копыта, — ты с твоим дружком — голь перекатная!

Между тем машина, проехала по лабиринту узких улиц, остановилась перед какой-то лачугой с закрытыми ставнями. Звонарь, заломил Фандору руку, заставил его выйти из машины и проследовать внутрь дома, который оказался настоящим притоном, — грязным, захламленным, пропахшим табаком и алкоголем. В полумраке двигались какие-то подозрительные фигуры: это были Газовщик, Бычий глаз и их подружка Адель. Появление Фандора в сопровождении Звонаря и Откинь-копыта вызвало с их стороны бурную радость.

— Попался, голубчик! — воскликнула Адель. — Не иначе как задница у тебя из чистого золота — столько нам за тебя заплатили! На один только задаток мы тут уже двое суток не просыхаем!

— Во дает! — прохрипел Газовщик, восхищенный остроумием своей подружки.

По знаку Звонаря из полумрака выступил рослый громила, не известный Фандору. В руках он держал крепкую пеньковую веревку, с помощью которой скрутил пленника по рукам и ногам, после чего кинул его, как куль, в угол комнаты. Журналист ударился головой о стену и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, был уже вечер. Он понял это по тому, что свет более по проникал с улицы сквозь щели ставен. Комната была освещена только сальной свечой, стоявшей на столе. Вокруг стола сидели апаши. От табачно-водочного перегара у Фандора перехватило дыхание.

— Надо прикончить ого аккуратно, без шума, чтобы концы в воду… — услышал он голос Звонаря.

— Я так думаю, — подхватил Откинь-копыта, — надо замочить его прямо здесь и закопать в погребе… А то и просто бросить — за пару дней крысы сожрут!

— Крысы костей не жрут, — возразил верзила, который связывал Фандора. — Но ровен час, найдут скелет…

Бычий глаз проговорил заплетающимся языком:

— Утопить — самое милое дело… Пару хороших грузил к ногам — и бултых!

— Потом всплывет… — с сомнением сказал Газовщик. — Утопленники, заразы, всегда всплывают!

— И вовсе не всегда! — настаивал Бычий глаз, дороживший своей идеей. — Они всплывают, когда газы начинают распирать их изнутри. А если проделать в приятеле несколько дырок…

«Очаровательный разговор, — подумал Фандор. — Сколько забот я доставляю этим добрым людям! Отпустили бы меня на все четыре стороны — самим стало бы легче…» Однако он понимал, что выступать с таким предложением, но меньшей мере бесполезно. Осторожно, чтобы не привлечь внимания своих мучителей, он попытался освободиться от веревки, но это ему не удалось. Фандор был смелым человеком и смерти не боялся, но его возмущала перспектива окончить свои дни в смраде гнусного притона или на илистом дне реки.