Аликc получает от бабушки молитвенник, затем браслет с портретом отца. Старшей сестре Виктории королева пишет:

«Бедняжки Эрни и Алики! Теперь круглые сироты и совершенно одни! Но есть я, и пока живу, вплоть до ее замужества, Аликc будет для меня больше, чем собственный ребенок!»

В последующее время, так как теперь необходимо исполнять представительские функции вместе с новым великим герцогом, Эрнстом Людвигом, Аликc прислушивается к советам и мнению английской королевы. Из ее писем следует, что новая роль ей не совсем по душе: «…получила официальное приглашение на свадьбу Мосси[41] в Берлин, — пишет она, — и Эрни считает, что мне следует его принять, так как в этом году я уже отклонила несколько. Фингер [42] также считает, что как единственной гессенской принцессе мне надлежало бы туда поехать. Но должна сказать, что к подобным празднествам у меня такая большая неприязнь — особенно сейчас, когда я потеряла любимого Папа; но так, видимо, должно быть — так ведь?»[43]

Какой бы прелестной ни была двадцатилетняя высокая и стройная принцесса с ясными глазами и высоко заколотыми волосами, переживания последнего времени наложили свой отпечаток. Горе подорвало даже ее здоровье, и из-за участившихся приступов ишиаса (психосоматического происхождения, сказали бы сегодня) ей пришлось пройти курс лечения.

К тому же Аликc становится все замкнутее и все чаще уходит в себя. Видимо, столь типичный для нее на картинах того времени серьезный, застенчиво потупленный взгляд вполне отражает ее настроение на этом этапе. Как и в детские годы, после смерти матери, Аликc больше всего хочет, чтобы ее оставили в покое. Да и кто, кроме Николая, мог ее интересовать, — а его она больше не могла видеть… Никого не хотела бы видеть возле себя — разве что сестер и брата Эрнста, теперь все реже бывавших у нее.

Сейчас Эрнст Людвиг для Аликc «все, что у меня есть». Тем глубже задевает ее известие об его обручении через год после смерти отца.

Невесте всего семнадцать. Виктория Мелита, по прозвищу Ducky[44], тоже внучка английской королевы. Ее отец — сын королевы Виктории, принц Альфред (Аффи), герцог Эдинбургски[45], а мать — Мария, урожденная русская великая княжна (сестра царя Александра III). Королева Виктория, которая первоначально имела на примете для Эрнста Людвига другую из своих многочисленных внучек, не возражает против этого брачного союза. Разумеется, она предварительно консультируется у своего придворного врача

Относительно возможных противопоказаний против брака между двоюродными братом и сестрой. Сомнений у того не оказалось.

Неожиданное решение брата, долго остававшегося холостяком, явно застает Аликc врасплох. Эрнст Людвиг, до этого, казалось, не проявлявший никакого серьезного интереса к женщинам, внезапно нетерпеливо телеграфирует бабушке в Англию:

«…пожалуйста, дай мне как можно скорее знать, договорилась ли ты с Дакки… ее отец [сын королевы] здесь очень популярен… свадьбу сыграли бы в Кобурге… я бы приурочил ее к Твоей поездке во Флоренцию, так как мне бы непременно хотелось, чтобы Ты на ней присутствовала… пожалуйста, скажи «да»… я был бы счастливейшим человеком на земле… пожалуйста, дай мне знать как можно скорее… пожалуйста, пожалуйста, милая бабушка скажи «да»!»[46] Королева говорит «да».

Видеть своего брата таким влюбленным означает для Аликc, которая рассматривает его — свое «все» — как свою собственность, что теперь его придется делить — и она явно ощущает это как потерю. И какая роль с этого момента будет отведена ей, если рядом с Эрнстом Людвигом будет верная супруга, великая герцогиня?

Реакцию Аликc на подобные перспективы в своих «Воспоминаниях» Эрнст Людвиг замалчивает. Менее тактично, если не сказать беспощадно, обходится с Аликc биограф Виктории Мелиты:

«После смерти отца патологически застенчивая Аликc действует при дворе холостяка-брата как хозяйка дома, — хотя и очень сдержанно, эгоцентрично. Не считая решительности и склонности к авторитаризму, у нее не было ничего общего с самоуверенной кузиной, теперь собиравшейся выйти замуж за ее брата».

По свидетельству княгини Екатерины Радзивилл, Аликc, получив телеграмму с известием о помолвке брата, пришла в такое негодование, что лишь с большим трудом фрейлинам удалось убедить ее послать обрученной паре поздравления. Ей невыносима была мысль о том, что невестка займет место, которое, как она считала, должно было принадлежать ей до замужества. Говорят, что Аликc устроила брату бурную сцену. Тот же недвусмысленно дал сестре понять, что его женитьба — исключительно его личное дело, и, если она не хочет оставаться в Дармштадте, то может перебраться с фрейлинами в один из родовых охотничьих замков. Девушка покорилась неотвратимому и, в конце концов, написала Дакки пару поздравлений, однако с приближением свадьбы настроение ее становилось все мрачнее.

Радзивилл пользовалась репутацией заядлой сплетницы, и при рассмотрении этой размолвки между сестрой и братом, которому первая была так сильно предана, необходимо делать скидку на определенную долю домысла. Однако общеизвестно, что известие о помолвке «не было сладкой музыкой…»[47] для ушей Аликc.

Свою ревность к юной принцессе, которой предстояло въехать в замок-резиденцию великого герцога, Аликc выражает в письмах к бабушке в Англию в виде «озабоченности» выбором брата и дает волю своим чувствам:

«…благодарю Тебя за любезные строчки. Мне определенно на пользу радоваться за любимого Эрни. Приятно видеть, как сильно они любят друг друга, но мои чувства очень смешанны, как Ты можешь себе представить. (…) Я скучаю за любимым Папа больше, чем когда-либо. (…) Я уверена, у обоих не будет причин разочароваться и позднее раскаиваться в своем выборе. (…) Жажду вновь увидеть Тебя, после случившегося…»[48]

Контраст между внутренним состоянием и внешним в то время — на рубеже 1893 и 1894 гг. — не мог быть разительнее (Аликc как раз исполнилось двадцать один год). «She looks splendid» (она выглядит великолепно), — замечает брат в письме к королеве. Хотя вид у нее цветущий, Аликc несчастлива; все же как ни хрупка, застенчива и отрешенна она, воля у нее несгибаема, — хотя и направлена на отрицание. Она принимает решение бороться с чувством к Николаю, — это, впрочем, не означает, что она вычеркивает его из памяти.

Самое позднее на предстоящей свадьбе брата Аликc могла бы вновь встать перед мучительным выбором между любовью, посмертным обещанием послушания отцу, которым она себя связала, и собственной религией: ожидалось, что вместе с Эллой в Дармштадт прибудут также русские родственники. Этого свидания Аликc с Николаем одни опасаются, другие ждут с нетерпением. Английская королева нервничает. Аликc внешне невозмутима и, пожалуй, отказалась от мыслей о браке с Николаем. Но можно ли сказать то же самое о Николае? В письмах Элле в Россию встревоженная королева пытается убедиться в том, что между Николаем и Аликc все кончено. На вопрос бабушки, миновала ли опасность, Элла отвечает:

«…теперь об Аликc. Я затрагивала эту тему; все по-прежнему, и, если дело подойдет к какому-либо решению, которое окончательно уладит данный вопрос, естественно, я тут же отпишу… Так вот, все в руках Божьих… К сожалению, мир такой злой, и даже не зная, как долго длятся и как глубоки чувства с обеих сторон, злые языки называют это тщеславием. Глупцы — словно кому-то завидно, что они взойдут на трон; только любовь, чистая и сильная, может дать силы для такого серьезного шага — быть ли этому когда-нибудь? — спрашиваю я себя. Мне совершенно ясно, что Ты скажешь… я бы хотела этого уже потому, что мне нравится этот молодой человек, а его родители ведут примерную семейную жизнь, преданы друг другу сердцем и душой и религиозны, — и все это дает им силы в тяжкие минуты жизни и приближает к Богу…»[49]