— Давайте подумаем о привычках самоубийц, — продолжал Стив Грейндж. — Они принимают тщательные меры предосторожности, чтобы не причинить себе боль. Если самоубийца вешается, то часто смазывает веревку. Он крайне редко стреляет себе в глаз, хотя это самый надежный метод. Он подкладывает в духовку подушку, чтобы голове было удобнее. Данное оружие давало «обратную вспышку». Это означало болезненный ожог порохом. Салливан должен был выстрелить в миссис Уэйнрайт, прежде чем застрелиться самому. Не является ли естественным и даже неизбежным, что он надел перчатку?

Ни Г. М, ни Крафт ничего не сказали, хотя я видел, как последний едва заметно кивнул.

Стив Грейндж указал на книжную полку на задней стене комнаты.

— Мы много читаем о преступлениях, — слегка виновато констатировал он. — Позвольте мне продолжить. По-моему, суперинтендент, на телах, прибитых к берегу, вся или почти вся одежда разорвана в клочья?

Стеклянный глаз Крафта приобрел, если это возможно, еще более неестественное выражение. Он то и дело заглядывал в записную книжку.

— Это достаточно верно, — признал Крафт. — Я знал один или два случая, когда трупы прибивало к берегу полностью обнаженными, если не считать обуви. Она никогда не сваливается, так как кожа в воде сжимается. Миссис Уэйнрайт и мистер Салливан оставались одетыми, но почти целиком в рвань. Вы имеете в виду, что прежде всего в воде сваливаются перчатки?

— Совершенно верно.

Стив заколебался, пытаясь покусывать короткие усы.

— Прошу прощения, — сухо продолжал он. — Следующая часть весьма неприятна для меня. Это оскорбит старого друга, но я ничего не могу поделать.

Стив посмотрел мне в глаза:

— Давайте будем честными, доктор Люк. Кроме отпечатков ног самоубийц, там были только ваши следы. Мы все знаем, как вы любили миссис Уэйнрайт. Признайте — вам была бы ненавистна мысль об огласке того факта, что она покончила с собой, так как не могла хранить верность мужу. Должно быть, оружие упало на маленький травянистый пригорок на краю Прыжка Влюбленных. Лежа там и глядя вниз, вы могли дотянуться до него тростью и подтащить к себе. Черт возьми, вы наверняка так и поступили! Потом вы забрали пистолет с собой и выбросили его на дороге по пути домой. — Бросив на меня неодобрительный и в то же время сочувствующий взгляд, Стив повернулся к остальным: — Говорите что хотите, джентльмены, но это единственно возможное объяснение. Только его примет коронерское жюри.

В этот момент Г. М. с любопытством посмотрел на него.

— К тому же оно правдиво. Это подтверждают записка и прочие факты. Мы все любим доктора Люка и ценим его добрые намерения. Но скольких хлопот, скандалов и неприятностей для абсолютно невинных людей можно избежать, если он признается, что солгал.

Снова наступило молчание. Крафт поднялся со стула и устремил на меня взгляд сверху вниз. Все трое смотрели на меня с задумчивым видом, в значении которого было невозможно ошибиться.

— Но я этого не делал! — услышал я собственный крик.

Как объяснить им, что я бы только радовался, если бы все было именно так? Что я бы охотно солгал, если бы от этого вышла хоть какая-то польза? Но совершено убийство — убийство близкого друга, — и оно должно быть отомщено.

— Нет, сэр? — очень странным тоном переспросил суперинтендент Крафт.

— Нет!

— Люк, старина! — упрекнул меня Стив. — Помните о состоянии вашего здоровья.

— К черту мое здоровье! Пусть я умру на этом месте… — здесь Стив протестующе поднял руку, — если каждое мое слово не было чистой правдой! Я не хочу поднимать скандал — я ненавижу скандалы. Но правда есть правда, и нам ее не изменить.

Крафт коснулся моего плеча.

— Ладно, доктор, — произнес он дружелюбным тоном, который звучал еще более зловеще. — Пусть будет так. Давайте выйдем и обсудим это.

— Говорю вам…

— Если только мистеру Грейнджу больше нечего нам сообщить.

— Боюсь, что нет. — Стив поднялся. — Вы останетесь к чаю?

Услышав отказ, он явно испытал облегчение.

— Ну, возможно, вы правы. Думаю, доктору нужно отдохнуть. Когда дознание?

— Послезавтра в Линтоне, — ответил Крафт.

Стив кивнул и посмотрел на часы.

— Я поговорю с мистером Рейксом. Он коронер, не так ли? Мистер Рейкс мой близкий друг. Я передам ему одну-две наши идеи, и уверен, он сможет убедить жюри увидеть правду. Доброго дня, джентльмены. Этим вечером с моей души упадет тяжкий груз.

Он стоял в дверях, держа руки в карманах, и ветер приглаживал его волосы, покуда мы толкали коляску Г. М. по дорожке к улице.

— Говорю в пятидесятый и в последний раз, суперинтендент Крафт: я этого не делал!

— Но вы слышали, что сказал мистер Грейндж, доктор. Что это могло произойти только так!

— Сегодня утром вы считали это убийством.

— Потому что мне не хватило сообразительности додуматься до такого объяснения.

Похоже, терпение Крафта подходило к концу. Он и я сидели спереди большого полицейского автомобиля, едущего по шоссе к бунгало Уэйнрайтов.

Мы вкатили кресло Г. М. в багажное отделение, поставили кресло боком и усадили Г. М. на заднее сиденье. Он скрестил руки на широкой груди, и, поскольку верх был опущен, ветер поднимал две тонкие пряди волос по бокам его лысой головы наподобие рожек. Больше двух миль он не произносил ни слова. В основном говорил суперинтендент.

— Неужели вы не видите, что все сходится? — настаивал он. — Нет ни одного противоречия. Три линии следов тянутся к краю утеса… — Крафт проиллюстрировал это жестами.

— Держите руки на руле!

— Ладно. Их следы оканчиваются футах в четырех дальше пригорка — единственного места на утесе, где растет трава, — а ваши — в луже, куда вы приползли на животе. Следы идут параллельно — ваши на расстоянии шести футов от их…

— Вот видите!

— Но, — указал Крафт, — вы слышали, что говорил мистер Грейндж. Когда пистолет упал на траву, вы могли протянуть руку с тростью…

— С какой тростью? Я не ношу трость — спросите кого угодно. Кто я, по-вашему, — старое ископаемое, бродящее на краю могилы?

Мне показалось, будто с заднего сиденья донеслось одобрительное фырканье. Но Крафт был занят другим, внимательно разглядывая дорогу впереди.

— Кстати, доктор, я только что вспомнил. — Он прочистил горло. — Когда наш младший болел в прошлом январе и вы навещали его три недели почти каждый вечер, вы так и не прислали счет. Сколько мы вам должны — хотя бы приблизительно?

Внезапная перемена темы застигла меня врасплох. Ничто в мире не интересовало меня меньше этого.

— Мой дорогой Крафт, откуда мне знать? У меня нет времени беспокоиться из-за таких вещей. Спросите Тома — может быть, он знает.

— А может быть, нет, — сказал Крафт. — Судя по всему, он так же рассеян, как вы. Том редко присылает счета и, как правило, по неверному адресу.

— Слушайте, мне не нужны никакие деньги…

Крафт крепче стиснул руль.

— Может, и нет, но будь я проклят, если вам не понадобится помощь. Дознание, как вы знаете, в среду. И вам придется давать показания под присягой. Это вы тоже знаете?

— Разумеется.

— И вы собираетесь рассказать на дознании ту же историю, что рассказали нам?

— Почему нет, если это правда?

— Послушайте, — не унимался Крафт. — Жюри почти наверняка вынесет вердикт о самоубийстве по сговору. Он застрелил ее, а потом себя. В таком случае им придется включить дополнительный пункт, утверждающий, что вы лгали под присягой. Тогда мы будем вынуждены арестовать вас за лжесвидетельство.

Признаюсь, эта мысль до сих пор не приходила мне в голову.

Я не в том возрасте, когда радуешься, попав в тюрьму за то, что сказал правду. Более молодые люди усматривают в этом нечто благородное и возвышенное, хотя я никогда толком не понимал почему. Подобно Галилею, я готов опуститься на колени и отрицать, что земля вертится, если таким образом можно остаться на свободе. Но это было личное дело.