— Кто это? — осведомился он.

— Старший инспектор Мастерс. — Крафт прикрыл рукой микрофон. — У вас есть для него какое-нибудь сообщение?

— Да. Скажите этому грязному псу: я надеюсь, что он подавится.

— Сэр Генри передает вам свои наилучшие пожелания, старший инспектор… Что-что? Разумеется, я трезв!.. Да, его палец гораздо лучше… Нет, не могу сказать, что он наслаждается отдыхом.

— Два дня подряд меня чуть не убивают, а он спрашивает, наслаждаюсь ли я отдыхом! Дайте мне поговорить с этим занудой!

Крафт снова прикрыл микрофон.

— Вы слишком взбудоражены, сэр. А кроме того… они нашли это.

По телефону говорили долго, хотя мы не могли разобрать ни слова. Остальные молчали. Феррарс откинулся на спинку кресла, скрестив ноги в грязных фланелевых брюках и сунув руки в карманы серого свитера. Ворот его рубашки был расстегнут, демонстрируя вздрагивающий кадык. Он смотрел на висящий над камином портрет Риты, и в его взгляде светилась жалость. Потом он закрыл глаза.

Лицо суперинтендента Крафта стало неподвижным, как его стеклянный глаз. Достав из внутреннего кармана записную книжку и карандаш, он положил книжку на телефонный столик и начал быстро писать. Наконец Крафт вздохнул, произнес слова благодарности и положил трубку. Когда он повернулся, его лицо было мрачнее обычного.

— Ну, сэр, — со вздохом признался суперинтендент, — похоже, вы были правы.

— Конечно прав, сынок.

— И может быть… — Крафт посмотрел на меня, — доктор тоже был прав.

— Прав насчет чего? — спросил Феррарс, открыв глаза.

— Говорите, сынок! — нетерпеливо сказал Г. М. — Я гощу в доме этого парня и знаю его. Он не станет болтать.

Крафт заглянул в записную книжку.

— Вы когда-нибудь слышали о театральном буклете под названием «Спотлайт»?

— Разумеется. Это рекламное издание для актеров.

— Полиция нигде не могла найти фотографию Барри Салливана, но в офисе «Спотлайта» обнаружился старый снимок. Этим утром они отнесли его в американское консульство на Гроувнор-сквер. — Крафт смотрел на наконечник своего карандаша. — В консульстве нет сведений ни о каком Барри Салливане. Но одна из девушек в американском паспортном отделе сразу его узнала. У них имеются его фотография и отпечаток правого большого пальца — это новая военная мера, — так что мы достаточно легко можем это проверить. Настоящее имя «Барри Салливана» — Джейкоб Мак-Натт. Он родился в 1915 году в Литл-Роке, штат Арканзас. Я записал все данные. — Крафт постучал по записной книжке. — Может быть, вы читали в газетах, что американский лайнер «Вашингтон» прибывает в Голуэй на этой неделе?

— Да, — ответил я. — Алек Уэйнрайт упоминал об этом.

— Чтобы забрать американцев и их семьи, которые хотят вернуться в Соединенные Штаты?

— Да.

— Джейкоб Мак-Натт, он же Барри Салливан, — медленно произнес Крафт, — вместе с женой зарезервировал место на «Вашингтоне» некоторое время назад.

В голове у меня начали складываться смутные очертания истинной картины событий.

— С женой? — переспросил Феррарс. Крафт кивнул.

— Мы не смогли раздобыть фотографию миссис Уэйнрайт, — объяснил он. — Но один из джентльменов в американском консульстве узнал ее по описанию. «Женой» была Рита Уэйнрайт. Он должен был это знать, так как выдавал ей визу в Штаты.

Я поднялся со стула, но снова сел.

— У нее был британский паспорт, выданный на имя Риты Дюлейн Мак-Натт. А внизу стояло официальное примечание: «Жена американского гражданина». Согласно американскому закону, англичанка, которая выходит замуж за американца, не принимает гражданство мужа. Она сохраняет собственный паспорт.

— Но Рита не вышла замуж за Салливана! — возразил я. Крафт фыркнул.

— Она заключила с ним брак, так как должна была получить этот паспорт.

— У Риты был другой паспорт! Я видел его в ящике туалетного столика наверху!

— Он был для нее бесполезен. Понимаете, доктор, корабль должен забрать только американцев и их семьи. К тому же, если Рита намеревалась исчезнуть и начать новую жизнь, она должна была обзавестись и новой личностью. Поэтому ей пришлось под фальшивым предлогом получить новый паспорт.

— Послушайте, доктор, — терпеливо заговорил Г. М. — Все происходило у вас на глазах, но вы этого не замечали. Эти двое, Рита Уэйнрайт и Барри Салливан, никогда не намеревались убивать себя. «Самоубийство по сговору» было тщательно спланированной фальшивкой, разыгранной так ловко, что, по-своему, вызывает у меня восхищение! Оно должно было обмануть не только Алека Уэйнрайта, но и всю Англию.

Рита считала это единственным выходом. Она любила мужа и не хотела причинить ему боль, но отказаться от любовника тоже не могла. Поэтому ее истеричная романтическая натура приняла план, который, как ей казалось, решал все проблемы. Она не могла просто убежать с Салливаном. Но если бы муж и весь мир считали их мертвыми, им было бы не о чем беспокоиться. Очаровательная и весьма характерная идея, как увернуться от ответственности. Неужели вы еще не поняли?

— А если не поняли, — добавил Г. М., — то постарайтесь вспомнить. — Машинально он стал нащупывать карман с портсигаром, но обнаружил только тогу и с отвращением посмотрел на нее. — Рита Уэйнрайт 22 мая пришла в вашу приемную в крайнем возбуждении. Она хотела, чтобы вы что-то для нее сделали. Каковы были ее первые слова, обращенные к вам? «Я поссорилась с моим солиситором. Естественно, ни один священник никогда этого не сделает. И я не знаю ни одного мирового судью. Вы должны…» И она оборвала фразу. Это правда?

— Да, — кивнул я.

— А для чего требуется рекомендация лично знакомого врача, юриста, священника или мирового судьи?

— Для паспорта, — ответил Феррарс, выпрямившись в кресле.

Передо мной живо предстал образ Риты в моем кабинете, с алыми ногтями и испуганными глазами, пытающейся сказать мне что-то. «Все так запуталось, — слышал я ее голос. — Вот если бы Алек умер…» А потом беглый взгляд на меня, проверяющий, как я воспринял ее реплику.

Тем не менее я продолжал протестовать:

— Говорю вам, это фантастично! Чем бы они зарабатывали на жизнь? У Салливана не было практически ничего, да и у Риты не было своих денег.

— Если помните, — сказал Г. М., — вы задали ей тот же вопрос. И это ее нисколько не обеспокоило, сынок. Потому что у нее имелся ответ. Как насчет бриллиантов?

Его взгляд устремился к портрету Риты над камином. Впервые я перестал сосредотачиваться на ее улыбающемся лице, вспомнив, что, как я указывал в этих записках, Феррарс рисовал ее в бриллиантовом ожерелье на шее и бриллиантовых браслетах на запястьях. Теперь нарисованные бриллианты словно подмигивали мне.

— Вы сами, — продолжал Г. М., — рассказывали мне, как профессор Уэйнрайт любил увешивать жену бриллиантами. Скоро драгоценности запретят вывозить из страны, но пока что они служат выгодным товаром для продажи.

— Но Алек Уэйнрайт практически разорен, — возразил я. — Очевидно, эти бриллианты — все, что у него оставалось. Рита никогда бы не забрала их без…

— Практически разорен, — пробормотал Г. М. — Угу. А она об этом знала?

Правда — беспощадная штука.

— Ну… если подумать, нет. Алек сам говорил мне об этом.

— Он вел свой бизнес строго конфиденциально?

— Да.

— И жена считала его состоятельным человеком?

— Очевидно.

— Давайте проясним этот вопрос до конца, — сказал Г. М. — Кто-нибудь знает, где хранились эти бриллианты?

— Я могу вам ответить, — вмешался Феррарс. — Фактически я говорил вам вчера вечером. Рита хранила их в большой шкатулке из слоновой кости наверху, в своей спальне. Шкатулка открывается маленьким ключом, похожим на ключ от американского замка, но меньшего размера, с выгравированными на нем именем «Маргарита» и двойным узлом.

Г. М. с неудовольствием посмотрел на меня.

— Муж, конечно, о многом подозревал, — сказал он. — Это доказывает каждое процитированное вами его слово в субботу вечером. «Убить меня! Вижу, вы совсем не знаете мою жену. Нет, убивать меня они не собираются. Но я могу сказать вам, что они планируют». Но Алек слегка ошибался, не предвидя трюк с фальшивым самоубийством. Он думал, что они просто собираются сбежать. Вспомните, что произошло. Вы вернулись с утеса и сообщили ему, что пара бросилась в море. Это ошеломило его. Он закричал, что не верит этому. А потом он побежал наверх и сказал, когда спустился: «Ее одежда на месте, но…» — после чего протянул маленький ключ. Это означало, тупоголовые вы мои, что бриллианты исчезли.