Красная Армия Сталина в 1920 году положила конец автономии Азербайджана, а в 1922 году Армения и Грузия также были присоединены к Советскому Союзу. В 1936 году три республики Закавказья были объявлены республиками Советского Союза. В этом случае Сталин «наказал» за определенно антикоммунистическую позицию хри-стиан-армян, раздробив страну; население отдельных районов было даже депортировано. Между прочим Сталин присоединил в 1923 году христианский анклав Нагорный Карабах, отделенный от Армении полоской земли шириной в четыре километра, с его столицей Степанакертом к Азербайджану.

Впервые после установления Советской власти этнические конфликты вспыхивают на Кавказе в 1987 году, когда волна либерализации докатилась и сюда. 100 000 армян сначала выступают против загрязнения окружающей среды тяжелой промышленностью и против растущего нажима Баку на Нагорный Карабах. В феврале 1988 года демонстрации проходят в Карабахе и Армении. Баку отвечает жестокими погромами среди армянского населения. Рязанский полк дивизии Лебедя направляется для улаживания конфликта в Сумгаит, где наблюдаются волнения.

Одновременно как в Армении, так и в Азербайджане возникают национальные движения. В то время, как Армения при этом имела в виду не только объединение Нагорного Карабаха с метрополией Армении, но и отделение от Москвы, Азербайджан сосредоточивается на сохранении своего господства в Нагорном Карабахе.

Ноябрь 1988 года: в Баку население собирается на площади Ленина перед зданием Верховного Совета Азербайджана. Однако ни один политик не появляется. Манифестации проходят скорее мирно, то тут, то там маршируют по улицам небольшие группы с транспарантами «Карабах!». В течение нескольких дней демонстранты блокируют правительственный квартал. Когда «упрямые» демонстранты уже приготовились к длительной осаде, Лебедь со своей дивизией приземляется в аэропорту Баку.

В ушах Лебедя еще звучат слова его начальника: «…Волнения… кто против кого, я не знаю… принимайте решительные меры, но не стрелять… уговаривать, убеждать!». В чем он должен убеждать, остается загадкой. Лебедь продвигается с колонной танков к центру города. По пути он устанавливает, что, по крайней мере, на подъездных улицах, кажется, идет нормальная жизнь, оживленно, но без агрессии. Ближе к центру встречаются молодые люди, размахивающие флагами с полумесяцем. Они громко скандируют: «Ка-ра-бах!».

Согласно приказу Лебедь обязан установить контакт с войсками азербайджанского министерства внутренних дел, которые он должен поддерживать, но пока он не может их найти. В десять часов вечера его колонна останавливается на центральных улицах, переполненных людьми. Он приказывает конвою остановиться и с двумя сопровождающими идет дальше, чтобы разведать ситуацию на главной площади. При этом он может услышать, как прохожие спрашивают водителя головного танка: «Зачем вы пришли?». «Черт его знает!» — звучит честный ответ.

Лебедь прибыл сюда с вооруженным полком, который натренирован для борьбы с внешним врагом, и теперь он спрашивает себя, что ему здесь делать. Сквозь густую толпу Лебедь пробирается к главной площади. То тут, то там он слышит голоса, которые скандируют: «Раб, вор — армянин!».

Площадь Ленина длиной около километра и почти такой же ширины заполняют примерно триста тысяч человек. «Визирян! Выходи!» — кричат они, вызывая Первого секретаря Центрального комитета компартии Азербайджана. Но тот скрывается.

Лебедь добирается до общего отдела министерства внутренних дел, военного коменданта, которого он разыскивает для разъяснения действий на всякий случай. Генерал-майор растерян. Он также не получал приказа о начале военных действий и приглашает Лебедя на чашку чая. Но у того на душе нехорошо. Он возвращается назад к своей колонне.

Картина, которая ему представляется, это картина мирной осады. Как он узнал, люди уже трое суток терпеливо ждали на площади перед зданием Верховного Совета и прилегающих улицах и, соответственно их традициям, устроились по-домашнему. Жарится шашлык, варится что-то, киоски окаймляют тротуары, звучит музыка из громкоговорителей, повсюду спорят. Атмосфера похожа скорее на народный праздник, чем на демонстрацию, которая должна заставить правительство принять политическое решение.

Он издали видит передние танки своей части. Люди беседуют с солдатами, предлагают им фрукты и хотят угостить их по всем правилам гостеприимства. Что ему делать здесь с вооруженной до зубов дивизией?

Наконец он решается позвонить на командный пункт, номер телефона которого был вручен ему с наказом звонить «в случае необходимости или неясности». Связываться по радио было запрещено. На другом конце ответил, вероятно, нервничающий генерал-майор. Лебедь описывает ситуацию, которая позволяет считать излишним и абсурдным вмешательство войск. Но голос на другом конце провода рявкает: «Атаковать! Силой прекратить блокаду! Прорваться к Дому Советов, окружить!».

Лебедь в растерянности. Выполнять эту команду было бы безумием, бессмысленным пролитием крови. Должен ли он при помощи оружия сохранять покой и порядок, которые до сих пор никто не нарушал? Еще никогда так ясно, как теперь, он не видел перед собой буквы закона, которому он обязан был подчиниться: пролитие крови армией оправдано только при исполнении священного долга защиты собственного народа от внешнего врага. Таким образом, Лебедь игнорирует полученный по телефону приказ о введении части в бой, откомандировывает лишь патруль, приказывает поставить на предохранительный взвод оружие и ведет свою колонну обратно на свой опорный пункт.

Вскоре Лебедя вызывают к коменданту особого района Баку. Этот генерал командует войсками в управлении кризисной ситуации в Баку, созданном в связи с волнениями в начале года. Лебедя он назначает комендантом «неспокойного округа».

Это один из двух армянских кварталов Баку (другой находится на окраине города), в котором живут около 240 000 армян. Здесь отмечено большинство нападений азербайджанцев на армян и можно ожидать новых актов агрессии.

Положение Лебедя, возглавляющего окружную комендатуру, потребует скоро мобилизации всех его организаторских и дипломатических способностей. В его канцелярию поступают не только сведения об актах насилия, но и все жалобы родственников притесняемого армянского меньшинства.

Таким образом Лебедю приходится быть и районным руководителем, и третейским судьей. Быстро выявляются методы придирок, которым подвергаются в этом городе. То наблюдаются перебои в поставке продуктов в армянский квартал, в котором находятся почти тридцать фабрик. То можно увидеть каверзы в медицинском обслуживании, проявляющиеся в том, что рецепты для пациентов-армян выписываются азербайджанскими врачами неразборчиво или вовсе неправильно. Объявляется бойкот хлебным магазинам — азербайджанские хлебозаводы самовольно отказываются поставлять хлеб в армянские магазины. Если в армянских квартирах или домах случалась серьезная поломка, азербайджанские мастеровые отказывались выполнять там свои обязанности. Если отчаявшиеся армяне хотят продать свой дом и уехать, вряд ли найдется кто-нибудь, кто готов заплатить за него: «Убирайтесь, пока кости целы!». Еще опаснее были нападения на армянских рабочих, когда они вечером возвращались домой. Некоторые фабрики уже работали не на полную мощность.

Лебедь реагирует немедленно и, как выясняется, эффективно. Из своих лучших людей он создает комиссии для решения соответствующих проблем. Тут появляется комиссия по продовольствию, там — медицинская, комиссия по ремонтным работам. Так он, по мере надобности, оказывает давление на местные азербайджанские власти. Не обходится и без смешных случаев. Однажды, например, к Лебедю обратился азербайджанец с жалобой на партийного секретаря жилищного управления: «Не могли бы вы позвонить секретарю, — серьезно просит он Лебедя, — и сказать ему, что он должен довольствоваться двадцатью рублями? Каждый раз, когда я что-нибудь от него хочу, он вышвыривает меня со словами: «Чиновник берет не меньше сотни, убирайся!».