Сегодня закрепляли упражнение «Летающая рыбка». Исходное положение: Варя стоит в позе «кто идет там по дорожке, ах какая собака, подойди скорей поближе, я рвану тебе навстречу». Галка стоит, обмотавшись поводком и для верности наступив на него ногой, в позе «кто там прется по дорожке, не пора ли нам отчалить». Рывок, еще рывок! Варя мчится навстречу своему счастью, Галка лежит в траве, делая вид, что сильно увлечена флорой этого сквера. Еще были упражнения: «Дядька, выбивающий палкой ковры: новая игра или новая опасность?», «Поводок, поводок, я тебя съем! Нет, я тебя р-р-растерзаю!», «А ну-ка, догони!», «Руки прочь от вольных мастифов, или не видишь, мы играем».., «Почему хозяйка не разрешает пить из лужи?» и другие интересные, развивающие и развлекающие игрульки.
Любим красивых женщин. Любим настолько, что идем, сворачивая голову, наступая на мои ноги, сбиваясь с тропинки и наступая на чужие кучки… Даже хвостом подрыгивая от восхищения. В этих подрыгиваниях — сплошные восклицательные знаки. На днях «запали» на красавицу-блондинку… Вы, конечно, поняли, что речь идет о человеческих самках.
Так вот, блондинка, покачиваясь на своих стройных ножках, стояла у дороги и ловила машину. И мы рядом. Покачиваясь в экстазе. И капала слюна из восторженно открытой пасти…
Пришлось, смущенно улыбаясь, объяснять красотке, что всему виной ее чертовская привлекательность. Собачка тут же из «страшной и огромной» превратилась «в это милое создание с чудесным окрасом».
А вот мужиков нелюбим. Не, не так. К мужикам, особенно, если те при ходьбе склонны размахивать руками или несут какие-то нестандартные по конфигурации предметы (оказывается, если положить дверцу от холодильника на хребет, очень миленький вид сзади получается), вот к таким ходокам относимся с опаской. Норовим драпануть от них на край света. «Просто мужчинам» не доверяем, на всякий случай, тоже. Телепатия, блин…
Девушка у меня славная, не без выступлений, конечно, но в целом — душа-человек! Вчера я почувствовала к ней признательность. Хотя это странно, наверное, чувствовать признательность к собственной собаке, но именно так и называется испытанное мной чувство. Когда мы пешкарусом домой с тренировки шли, обе уставшие, жаждущие пить и есть, не шли, а буквально плелись какими-то козьими тропами.., я глянула на свою собаку — идет рядом, не жалуется, на меня так преданно посматривает, мол, мам, все нормально? Я тебя ничем не расстраиваю? Я ведь хорошо себя веду?… Ну какой человек поперся бы так рядом?… И шёл бы без нытья три часа? И еще поглядывал бы — дескать, не расстраиваю тебя? Своей девочке поэтому посвящаю еще пару рассказиков.
Идем ясным летним днем по нашему району. Параллельным курсом идут мама с дочкой — белокурым созданием лет семи, в бантах и воздушном платье (может, на праздник шли?). Девочка, увидев Варю, остановилась в восхищении и спрашивает маму:
— Мама, это собака какой породы?
— Не знаю, — отвечает мама, — подойди и вежливо спроси у тети.
Я, видя такое дело, собачку притормаживаю, и, излучая вселенскую доброжелательность, жду начала интервью, Варюшу на всякий случай, корпусом от девочки прикрываю. Банты тем временем, волнуясь, подходят к нам. Тщательно выговаривая слова:
— Здравствуйте. Меня зовут Леночка. А как зовут вашу собаку, и какой она породы?
— Здравствуй, Леночка, — (Макаренко, услышав мой тон, умер бы еще раз — от зависти.) — Собаку зовут Варя. Это английский мастиф.
Забыв поблагодарить, девочка рванула обратно. Еще бы — столько информации! Надо маме скорее передать:
— Мама, мама, она мне все рассказала! Собаку зовут Валя…
— Не Валя, а Варя, — автоматически поправляет маман.
— Да, Варя. Собаку зовут Варя. А порода… А породу я забыла…
Гуляем по одной из дорожек нашей лужайки, никого не трогаем, нюхаем травку, разглядываем асфальт и думаем о вечном. Поводок не снят, но выпущен из рук. Тишь да гладь. Вдруг — крик. Даже не крик — вскрик, одиночное испуганно-истеричное восклицание. Поднимаю глаза: на соседней дорожке (до которой метров 50 и трава по пояс) стоит бабуся и громко причитает, что такая огромная собака (моя) сейчас на нее кинется… А Варвара ее даже не видит. Топография местности такова, что мы, даже если бы захотели, с бабкой не пересеклись бы ни при каких условиях. Тем не менее, пытаюсь бабульку успокоить, кричу ей:
— Идите себе спокойно, я собаку возьму на поводок, она вас не тронет.
— Да как же не тронет, — кричит в ответ бабуся, — вона какая огромная!
Я: — Мы от вас очень далеко, собака на поводке (беру поводок в руки и показываю бабуле), и вообще мы идем в другую сторону. Жестами показываю, что мы пойдем в обратном направлении. И действительно потихоньку уходим от греха подальше. Бабка не унимается. Подбавив громкости, она орет:
— Подумаешь, не видит, а я пойду, так увидит! И бросится!
Я злорадно думаю, что если этот «божий одуван» не перестанет блажить и махать своей авоськой, то точно бросится. Варик наконец-то замечает источник шума и в подтверждение моей мысли начинает ежесекундно на бабку оглядываться. Оглядываться — потому что мы все-таки уходим.
Слышно все хуже, мы удаляемся… А бабка, стоящая на лужайке уже почти в одиночестве, все никак не заглохнет. Венцом выступления стала, как и подобает, ее финальная фраза:
— Девушка! Девушка! — кричит она так настойчиво, что я, уже почти скрывшаяся с глаз, вынуждена оглянуться. — А она точно не бросится? А то я тороплюся…
Вообще-то это была история про Варю.
Как и говорила, на соседей, шуршащих на лестничной клетке, и на шумы больше не лаем. Слышим, но не гавкаем. Правильно: на всех реагировать — реакции не хватит… Слюни в доме пускаем, но в строго отведенное полотенце… Запах есть, но почти как у старой шапки.
На ежедневное мытье пола я забила. Глупости все это.
Правда, ковры пришлось убрать, ибо они хозяйские, зато теперь у нас везде небрежно разбросаны веселые деревенские половички. Они не такие монументальные, но чрезвычайно удобные в эксплуатации.
Грязь с пола убираю пылесосом раз в неделю, протираю по необходимости и будет.
Едим в две смены. Сначала бета-сука, потом альфа. Вожаки нашей стаи не делятся своей добычей, но иногда угощают. А иногда не угощают. Малыши (восьмидесятикилограммовый щеночек) к такому раскладу начинают привыкать и даже научились делать вид, что не очень-то и хотелось.
Блохи не обнаружены, уши чистим, мыться не хотим. В ванну ее приглашала, но на приглашение мне не ответили. Купаться не ходим, ибо некуда, сама я равнодушна к купанию, поэтому общение с водой ограничено питьевой миской.
На прогулках, когда мне становится скучно, отрабатываем команды. Или ходим и слушаем мои монологи о положении дел в нашем бюджете.
Но чаще всего видим уже знакомых товарищей и товарок и скачем с ними.
Или становимся участниками таких вот историй…
Бабуся другая, а мизансцена прежняя: лужайка, расчерченная дорожками, — мы на одной, божий одуван на соседней. Одуван, как и положено одувану, начинает подавать признаки паники на предмет съедения моей собакой. Я, как всегда, утешаю, мол, ничего, пронесет, и доберется одуван до своих внуков невредимой. Бабуля не сдается. И тут в голову приходит новый аргумент:
— Нет, не думаю, что она вас тронет, — как бы флегматично размышляю я. — Дело в том, что эта собака вообще мяса не ест, она вегетарианка… Бабуся делает круглые глазки. — Видите, собака траву ест? (Варя и вправду демонстрирует аппетит молодого козла, выпущенного на заливные луга.) Так вот, — лениво продолжаю я, — она никого не кусает, не трогает, ест себе траву. Мы ее так специально приучили, чтобы денег не тратить на кормежку, вы же понимаете, все нынче дорого, а зарплаты маленькие, мясокомбинат, вы слышали, опять цены поднял, а зарплаты маленькие, а цены опять подняли и т. д.