— Он отошлет Тана из города и прикажет другому актеру сыграть роль Гора, — всхлипывала она.

— Уже нет времени на репетиции с другим актером. Роль Гора будет играть Тан. Я доведу это до сведения вельможи Интефа. У тебя с Таном будет возможность поговорить. Мы найдем выход.

Она проглотила слезы и доверчиво посмотрела мне в глаза.

— О, Таита, я знаю, ты выручишь нас. Ты всегда выручаешь… — Она вдруг замолчала, и выражение лица изменилось. Ее руки тихо прошли по моей спине, ощупывая вздувшиеся рубцы от кнута Расфера.

— Простите меня, госпожа. Я попытался вступиться за Тана, как и обещал, и вот последствия моей глупости.

Она обошла меня, встала со спины и вскрикнула от ужаса, подняв легкий льняной плащ, которым я прикрыл раны.

— Это работа Расфера! О, мой бедный, милый Таита, почему ты не предупредил меня? Почему ты не сказал мне, что отец так ненавидит саму мысль о браке Тана со мной?

Я чудом сдержался — какое безыскусное нахальство! Я просил и умолял их не делать этого, и вот теперь меня же обвиняют в неверности. Однако я все же сдержался, хотя спина моя ужасно болела.

Слава богу, госпожа моя забыла о своих несчастьях и решила позаботиться о моих поверхностных ранах. Она приказала мне сесть на кровать, снять плащ и принялась обрабатывать мои раны. Искренние любовь и сочувствие восполняли недостатки врачебного искусства. Это развлечение вывело ее из отчаяния. Скоро она уже весело и страстно болтала и строила планы, как умиротворить отца и вновь соединиться с Таном.

Некоторые из ее рассуждений показывали, что она способна здраво мыслить, другие же были надуманны и говорили о том, как доверчива она и молода и как недостает ей знаний о низости земного мира.

— Я прекрасно сыграю свою роль в спектакле, — заявила она вдруг. — Я понравлюсь фараону, и он пообещает исполнить любое мое желание. Тогда я попрошу его выдать меня за Тана, и он скажет… — Она так ловко передразнила напыщенный и церемонный тон царя, что я не смог удержаться от улыбки. — Я объявляю помолвку Тана, вельможи Харраба, сына Пианки, и госпожи Лостры, дочери Интефа, и дарю моему доброму слуге Тану звание Великого Льва Египта и отдаю под его командование все мои войска. Я также приказываю вернуть ему все владения его отца, благородного Пианки, вельможи Харраба! — Тут она вдруг обвила мою шею руками.

— Ведь может же такое случиться, может, милый Таита? Ну скажи, что такое может случиться!

— Никакой мужчина не устоит перед вашим очарованием, госпожа, — улыбнулся я ее глупым выдумкам. — Даже сам великий фараон.

Если бы я только знал, насколько мои слова окажутся близки к истине. Я бы скорее проглотил раскаленные угли, чем согласился произнести их.

На ее лице снова засияла надежда. Одно это уже было наградой для меня. Я снова накинул плащ, чтобы остановить ее слишком энергичные попытки вылечить мои раны.

— Но теперь, госпожа, если вы хотите сыграть роль красивой и неотразимой Исиды, вам нужно отдохнуть. — Я принес с собой порошок, сделанный из высушенного и толченого сока сонного цветка, который называется красный шепен. Семена этого драгоценного цветка были завезены к нам в Египет торговыми караванами с гор, расположенных где-то на востоке. Я выращивал красный цветок в своем саду. Когда лепестки опадали, я царапал семенную коробочку золотой вилкой с тремя зубчиками, и густой молокообразный сок тек из надрезов. Я собирал его, сушил и затем обрабатывал по формуле собственного изобретения. Этот порошок мог вызвать сон, странные видения или ослабить боль.

— Побудь со мной немного, Таита, — пробормотала она, укладываясь на кровати и потягиваясь, как сонный котенок. — Укачай меня, как раньше, когда я была еще совсем ребенком.

«А ты и теперь еще совсем ребенок», — подумал я, поднимая ее на руки.

— Все кончится хорошо, правда? И мы заживем счастливо, как герои твоих сказок. Правда, Таита?

Она уснула. Перед тем, как выйти из комнаты, я нежно поцеловал ее в лоб и накрыл меховым одеялом.

НА ПЯТЫЙ день праздника Осириса фараон спустился вниз по течению из своего дворца на острове Элефантина, который находился в десяти днях пути на быстрой ладье. Он прибыл в Карнак со всей своей свитой, чтобы участвовать в празднике.

Флотилия Тана покинула Карнак за три дня до этого, поспешив вверх по течению навстречу большому флоту. Она будет сопровождать его в конце путешествия. Ни Лостра, ни я не видели нашего воина с тех пор, как вернулись с большой охоты на гиппопотамов, поэтому оба с особой радостью увидели, как ладья Тана стремительно вылетела из-за поворота реки на сильном попутном ветре. «Дыхание Гора» возглавляло флот фараона, спускавшийся с юга вниз по реке.

Лостра находилась в свите великого визиря и стояла позади своих братьев Менсета и Собека. Оба мальчика были приятной наружности и очень ухожены. Но они унаследовали слишком много от своего отца. Менсету, старшему из них, я особенно не был расположен доверять, а младший брат полностью следовал его примеру.

Я стоял позади них в толпе приближенных визиря и младших чиновников, откуда мог следить и за Лострой, и за вельможей Интефом. Я видел, как раскраснелась ее шея от удовольствия и волнения, когда она заметила высокую фигуру Тана на кормовом мостике «Дыхания Гора». Чешуя его нагрудника из крокодиловой кожи сияла на солнце, а страусиные перья развевались по ветру.

Лостра прыгала от возбуждения и махала стройными руками над головой, но ее визг и прыжки терялись в реве огромной толпы — по моим оценкам, около четверти миллиона египтян собралось по обоим берегам Нила приветствовать своего фараона. Фивы — самый населенный город мира.

Тан стоял на мостике неподвижно, глядя прямо вперед. Он держал перед собой обнаженный меч — жест воинского приветствия. Остальные ладьи флотилии следовали за «Дыханием Гора» клином, как цапли летят на ночлег перед закатом солнца. Их вымпелы и знаки отличия развевались по ветру, сверкая всеми цветами радуги. При виде такого благородного зрелища толпа восторженно закричала и стала бешено размахивать пальмовыми ветками.

Прошло некоторое время, прежде чем первое судно большого каравана тяжело вышло из-за поворота реки. На нем плыли знатные дамы и вельможи из окружения царя. За ним шло еще одно большое судно, за которым следовало огромное беспорядочное стадо больших и малых лодок. Они шли по течению гигантским роем. Там были транспортные ладьи, переполненные слугами и рабами, всевозможными дворцовыми принадлежностями и регалиями; громадные барки, груженные быками, козами и курами для кухонь фараона. Позолоченные и ярко раскрашенные суда везли мебель, сокровищницу, знатных вельмож и менее значительных персон. Ладьи беспорядочно сновали в этом рое, как будто их кормчие впервые взялись за рулевые весла. Какой контраст прохождению флотилии Тана, которая спустилась ниже по реке и развернулась, сохраняя свой строй, несмотря на течение Нила!

Наконец огромная барка фараона грузно обогнула отмель и вышла из-за поворота. Приветственные крики толпы достигли предела. Громадное судно, величайшее из всех когда-либо построенных человеком, тяжело шло по реке к пристани, где у дворца великого визиря знать города собиралась, чтобы встретить фараона.

Пока флот шел по реке, я успел хорошо разглядеть судно государства. Меня изумило, насколько точно размеры и конструкция и то, как оно управлялось, отражали современное положение нашей страны, Египта, на двенадцатом году правления фараона Мамоса, восьмого фараона восьмой династии, самого слабого представителя вечно колеблющегося и сомневающегося рода. Судно государства было длиной в пять боевых лодок, поставленных носом к корме, но высота и ширина его соотносились настолько непропорционально, что это оскорбляло мое художественное чутье. Тяжелый корпус раскрасили в кричащие цвета по моде того времени, а фигуру Осириса на носу покрыли настоящим золотым листом. Однако, когда судно приблизилось к пристани, на которой мы ожидали фараона, я увидел, что яркие краски кое-где выцвели, а борта, как бока зебры, покрывали темные полоски засохшего кала там, где команда испражнялась за борт.