А потом все закончилось. Продолжающую плакать Ару увела куда-то черноволосая молодая женщина, назвавшаяся Целителем. Зал как-то незаметно опустел, остались только они, красные и чернокожий офицер в центре. Он подошел поближе к землянам и наклонил голову.

— Здравствуйте, братья, — негромкий голос был, тем не менее, наполнен силой. — Я дварх-полковник Эваль Релир, командир легиона «Ищущие Мглу». Кто из вас штабс-капитан Шаронский?

— Я! — Николай по привычке щелкнул каблуками, приветствуя вышестоящего офицера.

— Уходя, Лар попросил меня кое о чем на случай, если не вернется… Это касается вас.

— Слушаю вас, господин дварх-полковник!

— Лар просил отдать вам его фамильный меч… — негромко сказал Релир. — У него не было детей.

Затем он достал из-за спины потертые ножны и протянул русскому офицеру.

— Но почему мне?! — почти выкрикнул изумленный до онемения Николай и отступил на шаг. — Мы ведь только сегодня с ним познакомились! Я же ему никто!

— Видимо, — грустно усмехнулся дварх-полковник, — он разглядел в вашей душе что-то очень ему близкое. Я не берусь судить, я просто выполняю предсмертную просьбу друга. Возьмите!

И он снова протянул меч. Но Николай никак не мог решится.

— Да бери же, беляк! — вмешался кто-то из красных.

Эти слова словно подтолкнули штабс-капитана. Он протянул руку и принял из рук командира легиона старый меч в потертых ножнах Он меча веяло невероятной древностью. Николай вынул его из ножен и почтительно поцеловал лезвие. Вдруг показалось, что меч принял его и одобрительно улыбнулся. Какое-то наваждение… А потом он вдруг понял, что следует сделать. Николай порезал ладонь и полил меч своей кровью.

— Клянусь тебе, Лар даль Далливан, что я, Николай Александрович Шаронский, не посрамлю твоей памяти! — слова клятвы сорвались с губ сами по себе, никто не сказал ни слова, даже красные, хотя один из них довольно отчетливо фыркнул.

Губы дварх-полковника дернулись, он шагнул вперед и обнял Николая. Потом отступил на шаг и скрипнул зубами.

— Эх, Лар, Лар… — очень тихо сказал он. — Шебутное твое высочество… Говорил тебе, дураку молодому — уходи, пока не поздно, не лезь к центральным отсекам…

— Высочество? — удивленно переспросил Ненашев.

— Однажды в одном королевстве у короля родился сын, — скользнула по губам дварх-полковника грустная улыбка. — Вот только выросши, стал он совсем не похож на других принцев и плевать хотел на власть. Ему нужна была только его гитара и слушатели, поскольку Создатель наградил его высочество божественным голосом. Принц с удовольствием отказался бы от власти, но по законам того королевства корона могла перейти к кому-нибудь только после смерти законного наследника. Король был уже стар, а кузен принца жаждал власти больше жизни. Думаю, всем понятно, что произошло дальше. Окруженному в старой башне с оставшимися в живых двумя друзьями принцу повезло, что в этот момент орден начал Поиск в его мире. Так наследный принц Лар даль Далливан и стал Аарн.

— Да… — протянул Николай и по-новому взглянул на меч. — А он ведь говорил, что в ордене есть бывшие принцы и бывшие рабы. Да только я тогда не понял, что он имел в виду…

— Вы сказали, что у вас коммунизм! — выступил из группы красных болезненно худой человек в круглых очках. — А у вам тут принцы всякие…

— Не коммунизм, — повернулся к нему дварх-полковник, — а некоторые его принципы. Например, каждому по потребностям, от каждого по способностям. Понятия денег, конечно, у нас не существует. Внутри ордена все бесплатно, а каждый из нас всегда отдает свои силы ради остальных.

Потом Аарн посмотрел на ошеломленных его словами белых офицеров.

— И вы, не удивляйтесь, господа, — усмехнулся он. — Наше общество настолько не похоже на другие, что понять его вы сможете только изнутри. К тому же подумайте, если человек получает блага только за деньги, то его начинает снедать корысть. Не каждого, конечно, но все же. А там, где есть корысть, рождаются подлость, жестокость и все остальное. Потому к нам попадают только люди, которые чище других, мы не можем позволить себе принимать желающих зла…

— Какие-то глупые интеллигентские измышления! — фыркнул худой комиссар.

— Да? — приподнял брови дварх-полковник. — Тогда почему вы отказывались участвовать в расстрелах? Вас за это самого чуть к стенке не поставили, но вы все равно не согласились.

— Да… — покраснел комиссар. — Не знаю… Неправильно это, стрелять в безоружных людей! Пускай они хоть сто раз враги, все равно неправильно! Не мог я, чувствовал, что перестану человеком быть, понимаете? Хотя оно и буржуйское чистоплюйство… А…

Он махнул рукой и покраснел еще сильнее. Дварх-полковник только улыбнулся. Николай с удивлением переглянулся с Виктором Петровичем, вот уж не думал, что среди красных могут оказаться такие люди. Такому человеку, несмотря на то, что он красный, враг, не грех пожать руку. Совсем даже не грех. Штабс-капитан Ненашев внимательно присмотрелся к худому комиссару, чем-то тот был знаком, кого-то смутно напоминал. Стой, да это же один из тех троих, которых он отпустил в прошлом декабре. Отпустил, ежели честно, по той самой причине, по которой сам красный не мог расстреливать. Да, это точно он, хотя узнать парня в форме ордена было затруднительно.

— Значит, добрались тогда до своих? — спросил он и подошел поближе. — И как, интересно, вы через наши позиции перебрались?

Комиссар настороженно всмотрелся в его лицо и, кажется, тоже узнал.

— Штабс-капитан… — пробормотал он. — Повстречались снова, значит… А ты тогда так и не ответил, почему отпустил нас. Может сейчас скажешь?

— А по той же причине, что вы расстреливать не могли, — ответил контрразведчик. — Не хотел себя перестать человеком чувствовать.

— Вот видите, — вмешался в их разговор дварх-полковник. — У вас есть кое-что общее. И именно благодаря этим общим качествам вы оба и оказались у нас. Вот вашего полкового комиссара, да и большинство других, любой из нас обошел бы с отвращением десятой дорогой. Они попросту палачи. Вы ведь замечали, что им нравится издеваться над беззащитными людьми?