— Это микстура от кашля и простуды, — сказал Кадфаэль. — Со дня на день она может понадобиться, и притом в большом количестве.

— И что же в нее входит?

— Да много чего. Лавровый лист и мята, мать-и-мачеха, шандра, коровяк, горчица, мак — это хороший грудной сбор и от горла помогает, — да еще немного крепкой настойки, которую я сам готовлю, это тоже не повредит при простуде. Но если ты хочешь мне помочь, достань-ка вон там большую ступку. Вот эту самую! Сейчас мы приготовим кое-что для обмороженных рук, на которые тебе было так жалко смотреть.

Обмороженные пальцы и цыпки на руках были привычным зимним бедствием, с которым сражался Кадфаэль, и сейчас приспело время заготовить побольше мази против этой напасти. Кадфаэль принялся энергично командовать, называл нужные снадобья, и юноша то лазил за ними на верхнюю полку, то бегал взад и вперед, снимая развешанные по всему сарайчику пучки сушеных веток и трав. Бенет так увлекся новой забавой, что радостно бегал и хлопотал, с первого слова выполняя все приказания своего наставника.

— Вон там, в углу на полке, аптекарские весы. Достань-ка их оттуда, а заодно возьми там же разновес, они в коробочке рядом с весами. И еще, Ниниан… — продолжал Кадфаэль тем же спокойным и добродушным тоном, в котором никак нельзя было заподозрить задней мысли.

И увлеченный своим занятием юноша попался на удочку. Услышав это имя, он тотчас обернулся, с готовностью ожидая, что еще попросит Кадфаэль. Но, едва обернувшись, он так и замер в оцепенении, приветливая улыбка не успела сбежать с его лица и застыла в бессмысленной гримасе беломраморной маски. Мгновение они стояли лицом к лицу, пристально глядя в глаза друг другу. Кадфаэль тоже улыбался, в следующий миг румянец снова вспыхнул на щеках Бенета, он повел плечами, сбрасывая с себя оцепенение, и настороженная усмешка вновь сменилась молодой и веселой улыбкой. В сарайчике царило молчание. Первым его нарушил юноша:

— И что же дальше? Прикажешь опрокинуть жаровню, ринуться вон и заложить чем-нибудь дверь, заперев тебя внутри, а самому, дай бог ноги, спасаться бегством ?

— Навряд ли, — сказал Кадфаэль. — Впрочем, как тебе угодно! Меня бы это не очень устроило. Будет гораздо лучше, если ты осторожно поставишь весы сюда, где видишь ровную подставку, и со всем вниманием отнесешься к тому, что мы начнем делать. Кстати, достань-ка заодно вон тот кувшин! Там свиное сало. Давай его сюда!

Бенет сделал все, что было сказано, с похвальным спокойствием и, усмехаясь, обернулся к Кадфаэлю:

— Откуда ты узнал? Откуда знаешь даже мое имя?

Он больше не пытался скрытничать и, казалось, до некоторой степени даже забавлялся происходящим, испытывая от этого странное удовольствие.

— Похоже, сынок, история твоего появления в здешних краях на пару с другим таким же отчаянным сорвиголовой давно уже стала общим достоянием. Вся страна знает, что ты подался на север, спасаясь от слишком рьяной погони, которую за тобой учинили на юге. На рождественском приеме в Кентербери Хью Берингару даны указания искать тебя здесь. Король Стефан весь кипит от ярости, и, покуда он не остынет, твоя свобода не стоит ломаного гроша, так что смотри, чтобы королевские слуги тебя не схватили! Ибо, как я полагаю, — добавил он кротко, — ты и есть Ниниан Бэчилер?

— Верно. Но как ты это узнал?

— Чего же проще? Как только я услышал, что некий Ниниан обретается где-то в наших краях, сделать это было немудрено! Однажды ты сам едва не проговорился при мне. Я спросил: «Как тебя звать?» Ты начал было произносить имя «Ниниан», но спохватился и сделал вид, будто по-дурацки переспрашиваешь, прежде чем ответить «Бенет». И как же быстро, дитя мое, ты перестал со мной притворяться, изображая простого деревенского конюха! Да ты же раньше никогда не держал в руках лопату! Никогда! Я готов в этом поклясться, хотя охотно признаю, что ты способный и быстро выучился. А твоя речь, твои руки! Ладно, можешь не краснеть и не смущаться, все это не так уж бросалось в глаза, но, сопоставив разные мелочи, я сделал вывод. А кроме того, ты и сам перестал смотреть на меня как на противника, которого надо обманывать. Сознайся сам, что это так!

— Мне показалось, что это было бы недостойно, — сказал юноша, потупив глаза в глинобитный пол. — А быть может, и бесполезно! Кто его знает! И что же ты теперь собираешься со мной делать ? Предупреждаю! Если хочешь выдать меня, я сделаю все, чтобы вырваться на свободу. Но в любом случае я тебя и пальцем не трону. Мы с тобой подружились за это время.

— Тем лучше для нас обоих, — улыбнулся Кадфаэль. — Еще не известно, кто бы кого одолел. Но с чего ты взял, что я хочу тебя выдать? Я не сторонник короля Стефана и ничего не имею против императрицы Матильды, и тот, кто, рискуя жизнью, честно служит ему или ей, может заниматься своим делом, не опасаясь меня. Впрочем, ты мог бы мне рассказать, в чем заключается твое дело! Разумеется, не называя имен. Кстати, я полагаю, что вдова Хэммет никакая тебе не тетушка.

— Верно, — медленно вымолвил Ниниан, устремив серьезный и пристальный взгляд на Кадфаэля. — Прости ей невольное участие. Прежде чем выйти замуж за конюха епископа, она служила у моей матери и была моей кормилицей. Спасаясь от погони, я обратился к ней за помощью. Я поступил необдуманно и жалею, что теперь уже ничего не исправишь. Но поверь, все, что она сделала, она делала из любви ко мне. Мои дела ее совершенно не касаются. Она дала мне платье, что сейчас на мне: мое собственное сильно пообтрепалось, пока меня носило по лесам. Но хоть я в нем даже в реке побывал, оно все равно слишком выдавало меня за того, кто я есть на самом деле. Чтобы убрать меня подальше от погони, госпожа Хэммет сама решила взять меня с собой, выдав за родного племянника, когда отец Эйлиот получил назначение в ваш приход. Она переговорила с ним и получила согласие, ничего не говоря мне заранее, я не мог ее остановить. Но то, что она сделала для меня, было подарком судьбы.

— И с какими намерениями ты отправлялся сюда из Нормандии ? — спросил Кадфаэль.

— Я намеревался установить связь с друзьями императрицы, затаившимися на юге и на востоке страны, то есть там, где она наименее любима, и уговорить их быть готовыми выступить на ее стороне, когда Фиц-Алан сочтет, что приспело время для возвращения. Тогда ее шансы на успех были еще велики. Но как только ветер подул в другую сторону, кто-то — бог весть который из тех, с кем мы вели переговоры! — испугался и, спасая себя, с перепугу выдал нас. Ты ведь знаешь, что нас было двое?